Книга Среда обитания - Михаил Ахманов

Но люди – настоящие люди, такие, каким он был когда-то, – все же сохранились. Миниатюризация с последующим переселением под землю не могла быть тотальной – были на планете племена в местах заброшенных и диких, в лесах Амазонки и Конго, в пустынях Австралии и Африки, на Огненной Земле и Андаманских островах. Бушмены, алеуты, индейцы, папуасы… Возможно, в цивилизованных странах тоже не всякий хотел превратиться в пигмея? И от них, от этих забытых народов или несогласных бунтарей, произошло нынешнее человечество, наверняка немногочисленное и пребывающее в эпохе варварства.

Со стены он мог окинуть взглядом лицо и фигуру убитой. Кожа смуглая, но черты, безусловно, европейские – прямой нос, тонкие губы, светлые волосы. Глаза серые… Вернее, один глаз – на месте другого зияла черная обугленная яма, след от удара излучателей. Меховой плащ с капюшоном, в который она куталась, несмотря на теплую погоду, сейчас распахнулся. Под этим примитивным одеянием девушка была почти нагой: набедренная повязка и ремень на талии, грубые кожаные мокасины, два или три ожерелья из птичьих перьев, костей и раковин на шее. Ее лицо и тело были раскрашены: желтые охряные круги вокруг грудей и глаз, белые косые полосы на ребрах, плечах и щеках. Похоже, что здесь, у колодца, она выполняла какой-то обряд – может быть, считалась колдуньей в своем первобытном племени.

Потрясенный открывшейся истиной, он не заметил, как подошли его спутники. Все четверо, даже неустрашимый Крит, столпились за ним плотной кучкой; он был сейчас словно стена, которая отделяла их от реальности. Эри положила руку на его плечо, и, ощутив ее прикосновение, он вздрогнул и поднял глаза к небесам.

Он молился. Не веря ни в бога, ни в дьявола, он все же молился, сам не ведая кому. Он молился за крошечный мирок пигмеев, упрятанный в недра земли, за людей, изменивших себя, изуродовавших человеческое естество и превратившихся в насекомых, он просил, чтобы ошибки их были прощены и забыты. Чтобы они каким-то чудом, собственным ли разумением или волей Всемогущего Творца, снова превратились в прежних, в тех людей, что населяли Землю тысячелетиями, или исчезли вовсе, погибли и сгинули, как погибают муравьи в залитой отравой муравейнике. Исчезли, уступив планету тем, кто сохранил человеческий облик. Не этой девушке – ибо мертвым ничего не нужно, но ее сородичам. Сегодня – варварам и дикарям, а завтра…

Осторожно отодвинув Эри, Крит стиснул его локоть:

– Ты говорил о женщине или девушке… Что это значит, партнер? Ты можешь объяснить?

Он молчал, будто придавленный к земле грузом своего открытия. По его щекам струились слезы.

– Ты плачешь, Дакар? Почему?

Кто это сказал? Кажется, Эри… Или Крит?..

Потом раздался голос Мадейры:

– Я тоже плачу… плачу от ужаса, от потрясения… Так внезапно все случилось, так неожиданно… выход на Поверхность, смерть Дамаска и этот… этот чудовищный монстр…

Дакар очнулся и твердым голосом произнес:

– Это не монстр, а человек, настоящий человек. Монстры – это мы! Точнее, монстрики… Крошечные козявки, которым тут нечего делать, ибо Поверхность не для нас. Наше место – там, в земле, под куполами… Там можно существовать в безопасности, есть мясных червей и развлекаться охотой на крыс. На крыс, на жутких чудищ! Подумать только! Раньше любую я раздавил бы башмаком!

Теперь молчали они, не в силах понять его мыслей и слов. Он вдруг подумал, что отделен от спутников не только странным появлением в их мире, но и тем, что был когда-то человеком. Существом, созвучным Мирозданию и породившей его природе, не слишком большим, но и отнюдь не маленьким, гораздо меньше, чем холм или скала, но больше, чем муравей или мошка. Вполне подходящие размеры, чтоб раздавить муравья или снести к дьяволу холм, одной лопатой, без бульдозера! Чтоб прокопать каналы, воздвигнуть пирамиды и пересечь любые океаны и моря! Помня об этом, он обладал как бы двойным видением, происходившим от чувств и разума: чувства говорили, что он находится у стометровой пропасти и смотрит на тело великанши, подобное горе; разум утверждал, что устье колодца высотою в метр, а под стеной лежит юная девушка. От этого можно было сойти с ума!

Возможно, так бы и случилось, если бы он был один.

– Ты, умник! – раздался резкий голос Хингана. – Ты, прах отвальный, наш эксперт, так проведи экспертизу и объясни, что тут случилось и почему погиб Дамаск. Объясни! Только понятно!

Он объяснил. Затем, обежав взглядом их недоверчивые лица, выдавил мрачную усмешку и повернулся к Криту:

– Кажется, ты хотел взять образец? Не надорвемся, затаскивая труп девушки в машину? Или, может быть, отрежем у нее палец?

Мадейра смущенно кашлянул.

– Нет необходимости, Дакар, не говоря уж о том, что это было бы жестоко… Я все снял на голокамеру. – Блюбразер оглянулся, словно проверяя, не хочет ли кто-нибудь что-то спросить, и, выждав пару секунд, продолжил: – Вы знаете, что делало здесь это существо? Чем занималось и почему убило Дамаска?

– Могу представить. – Судорожно вздохнув, он показал на купол, переливавшийся яркими красками. – Это их бог, бог племени, к которому принадлежала девушка. Может быть, не бог, а демон… В общем, непонятное для дикарей явление, такое же, как солнце, звезды или молния в грозу. Богам и демонам приносят жертвы и строят алтари. Взгляните, сколько тут камней, осколков стекла и ржавого железа! Если покопаться, найдем и медь, и бронзу, и латунь… Это приношения. Их полагалось бросать в колодец, и силовой экран, их бог, давал ответ вспышками пламени. Я думаю, по ним гадали, и девушка была кем-то вроде жрицы-прорицательницы. Она выполняла священный обряд, а мы… мы ее убили.

– Она раздавила Дамаска! – с гневом выкрикнул Хинган.

– Думаешь, она понимала, что делает? Дамаск для нее был странным насекомым, жучком, ужалившим ее пальцы. Ей и всему ее племени трудно понять, кто мы такие. Думаю, даже невозможно… – Он оглядел своих спутников и усмехнулся. – Мы слишком малы и ничтожны, чтобы претендовать на роль богов, хотя у нас есть бластеры и огнеметы. За демонов, впрочем, сойдем… за маленьких злобных демонов, явившихся из-под земли.

– Не унижай себя и нас, партнер, – промолвил Крит. – Мы – люди! Может быть, ты прав, и наши предки-великаны выстроили купола, соединили их тоннелями, наполнили Хранилища, а после превратились в крошек, в таких, как мы сейчас. Возможно! Не хочу гадать, какие у них были основания, чтобы совершить все это и навсегда уйти с Поверхности. Но людьми-то они остались! И мы тоже. А там, – Охотник посмотрел вниз, – там то ли человек, то ли огромный манки. Дикарь, который складывает мусор в кучу и украшает ее листьями.

– Это не листья, это птичьи перья, – устало возразил он и сел на краю пропасти, скрестив ноги. «Бесполезно спорить, – мелькнула мысль, – они не понимают, что с ними сотворили. Крит, разумеется, прав: не только рост и вес делают человека человеком. Но размеры – фактор приспособления к среде, и если они изменились столь радикальным образом, прежняя среда становится недоступной и, значит, необходима новая, искусственная. Но может ли она сравниться с той, которую отвергли? С Поверхностью – то есть с природой, со Вселенной, с Мирозданием? Нет, конечно, нет! Она безопаснее, но беднее и не содержит стимулов к развитию, а потому неизбежны стагнация, упадок и регресс». Он вспомнил Парагвая и других танкистов-хоккеистов и мрачно скривился. Пожалуй, регресс уже налицо!