Книга Последняя женщина - Михаил Сергеев

Квитаний. Черт его знает, хотя… Судя по растущему разнообразию компании, будет интересно.

Наци молчит. Смотрит в пол.

Звучит орган. На тросах, подвешенных к стреле башенного крана (она не видна, можно только догадываться), вдоль сцены быстро перемещается огромный крюк. На крюке сидит Сток. Держась за крюк, рядом бежит Славка, напевая на мотив песни Битлз "Yellow submarine":"Это, это двадцать первый век, двадцать первый век, двадцать первый век!"

Квитаний.. Что еще за конструкция? Эй, подите-ка сюда.

Сток слезает, оба поворачиваются, но не подходят.

Квитаний. В приличном обществе принято представляться.

Сток. Мы еще не решили, в какое общество попали. Подозреваю, что представляться не следует. Но если и так, делайте это первым.

Квитаний. Наглец! Попадись ты мне раньше, я бы испробовал на прочность твою шкуру плетьми. (Смеется.) Ладно, я — легат Марк Квитаний, а это (указывает на середину сцены) — мой бывший раб. Там — сумасшедший старик, а он — просто душегубец.

Убийца. Нет, не просто душегубец. Я изобрел самоличный способ накидывания петли, чтоб не выпутался.

Квитаний. Что-что?

Убийца. Самоличный способ накидывания петли, вы что, не читали "Улисса"?

Квитаний. Ммм? (Машет на него рукой.) Так вы?.. (Вопросительно смотрит на прибывших.)

Сток. Мы просто двое молодых парней из двадцать первого века.

Славка (добавляет). Из разного двадцать первого века.

Квитаний. Ого! Говорил же, что будет интересно.

На сцену решительным шагом выходят Премьер и Артур.

Премьер. Где эти двое? (Находит глазами.) Ладно, ладно. Я им верю! Пока. (Закладывает руки за спину и ходит изучая всех. Артур стоит, засунув руки в карманы.)

Славка (медленно подходит к плахе с топором. Все внимательно на него смотрят. Задумчиво обходит вокруг и тихо произносит.) А это здесь зачем?

Квитаний. А что? Палач у нас есть, осталось найти жертву. (Угрюмо добавляет.) Или жертвы.

Убийца. Я не палач! Я только изобрел самоличный способ накидывания петли, чтоб не выпутался. И потом, я убивал не каждого! (Идет по сцене и качает указательным пальцем.) Не каждого!

Квитаний. Погляди-ка, еще и смысл вкладывал. А все же убивал. Палач ты и есть палач, только свихнувшийся на самооправдании. А это, кстати, особый талант палача, редкость! Поважнее самого душегубства. Это как рубить между третьим и четвертым позвонком твою мать! А? Что скажешь?

Убийца опускает голову.

Славка (обращаясь к Стоку). Слушай, давай поднимем вот это (указывает на рухнувшую стену). Оттуда (показывает на кулисы) говорят, что надо было сделать это еще минуту назад. Блин, на каждой репетиции забывали.

Оба подходят и ставят стену на место.

Звучит орган. На сцену выходит, отряхивая пиджак и брюки, Барроу в белой рубашке и галстуке. Пиджак застегнут. Одна рука — в кармане брюк. Он невозмутимо всех оглядывает.

Барроу. Пылища за кулисами. Куда дирекция смотрит! За что деньги получают? (Требовательно обращается к присутствующим.) Кто такие? И вообще, что за сборище?

Квитаний подбоченивается одной рукой и хитро смотрит на него.

Славка. Да пошел ты, козел. Сборище! Тоже, наверное, из тех, кто рвется чистить американцам сортиры.

Квитаний (смеясь). Ну что же, тяжелые обстоятельства не помеха благородному мужу думать о высоком.

Барроу (Славке). Сам урод!

Славка резко поворачивается к нему, но его за руку ловит Сток и медленно, с силой опускает ее вниз. Славка вынужден остановиться и как-то обмякает. Тот отпускает его руку. Славка уходит в угол сцены.

Барроу (неожиданно). О! А я вас знаю. (Показывает на Стока.) Видел ваше фото, кажется, руководили экспедицией в Антарктиде? Н-да, неожиданная встреча. (Что-то вспоминает и, явно огорченный, подходит к Наци, заглядывает ему в лицо.) И вы здесь! Забавно, забавно. (Задумавшись, кладет руку на спинку его стула.)

За воротами раздаются звуки музыки. Играют гармошка и балалайка — что-то вроде "Эх, яблочко, да куда котишься…". Все изумлены. Так продолжается около минуты. На фоне музыки оттуда же раздаются голоса: "Эй, там, отворите! Слышите?", "Да постой ты", "Уйди, убью! Эй, слышите! Там, за воротами!".

Барроу (громко). Идиоты, у нас не заперто!

Звучит орган. Раздается грохот телеги. На сцену, впрягшись в телегу, въезжает Франсуа. Тянет телегу с ужасом в глазах, испуганно озираясь по сторонам, оглядывается. На телеге его скарб и вязанка хвороста. Он бросает оглобли и так же испуганно и растерянно берет и взваливает на себя вязанку. Делает шаг в одном направлении, но, передумав, кладет вязанку обратно и встает лицом к остальным.

Славка. (подходит и похлопывает его по плечу). Да не бойся ты так. Все в порядке.

Франсуа. Что?

Славка. Все в поряде, говорю. Сейчас привыкнешь, как мы. Откуда приехал-то? Поди из глубинки?

Франсуа (медленно). Я — Франсуа, крестьянин из Дижона, и никуда не ехал. И уже не хочу сюда, я никуда уже не хочу.

Славка. Ну, здесь уж тебя никто не спрашивает. (Хлопает его по плечу.) Так что держись, брат!

Барроу (с сарказмом). Да, ничего не скажешь, сборище.

Сток (перебивает). Да помолчите… уже. Послушайте, надо бы уточнить… что ли. Кто-нибудь вообще понимает, что происходит? Я-то сходил с ума, я это помню. Но сейчас вроде все реально. Куда мы попали, есть ли у кого соображения? Или это чудовищный сон, чудовищный своей реальностью — я ведь чувствую, когда трогаю себя. А остальные? (Обращается к Квитанию.) А вы?

Леонардо. Велика сила памяти. Господи, что-то внушающее ужас есть в многообразии ее бесчисленных глубин. И мои душевные состояния хранит та же память, только не в том виде. Я вспоминаю, не радуясь сейчас, что когда-то радовался. Воскрешаю в памяти прошлую печаль, сейчас не печалясь. Не испытывая страха, представляю себе, как некогда боялся.

Славка. Верно, старик! Вот поэтому люди и лицемерны. Все, особенно женщины.

Сток. Зря вы так.

Славка что-то хочет возразить, но вдруг слышит грохот: Наци неожиданно роняет жезл. Все вздрагивают и оборачиваются к нему.

Квитаний. Верно. Пора начинать. (Обращается к присутствующим.) Ну что, все отправившиеся и отправленные на тот свет, обсудим дела наши скорбные? Слова эти, как я догадываюсь, вам знакомы? Давайте, поделитесь соображениями, если соображать не разучились. Как оказались здесь, что натворили в своей жизни, а может, наоборот (усмехаясь) — чем гордитесь? Или считаете, что так и должно было быть, и ни о чем не жалеете? А может, брали от жизни все? В рекламе именно к этому и призывают. Тогда напомню: за все надо платить! И за то "все", что брали от жизни, тоже. А мы послушаем, может, и посочувствуем, правда, старик? Ну, кто начнет? (Обводит всех глазами.)