Книга Эльфы, топор и все остальное - Евгений Шепельский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мастер Фатик, — вдруг тихо сказала Имоен. — Вы не слышите, будто кто-то шепчет на самое ухо?
Снова этот шепот…
Я замер. У Скареди бурчал голодный желудок, предводитель Братства злобно сопел в две дырки, фыркали лошади, а на площади у трупов жужжали мухи.
Никакого шепота.
Значит, сначала накатило на эльфов, как на самых тонких натур, теперь — на человеческую женщину, потом, очевидно, наступит черед мужчин и заскорузлых гномов, затем перемены ощутят крупные животные, а тупой варвар так и будет сидеть, обливаясь потом и пытаясь уловить звуки из пустоты.
Черт с ними, пора действовать!
Я заставил Скареди повторить речь, послушал не вполне убедительные вскрики Имоен и Олника, и выгнал всех наружу. Пока рыцарь седлал жеребца, дал последние наставления:
— Идите рядом с фургоном! Орите только то, что велено! Размахивайте руками, корчите болезненные рожи, но смотрите только перед собой, чтобы не упасть! Расслабьтесь, никто вас пальцем не тронет. Чумы страшатся все. Помните: не отставать! Для тех, кто вздумает потеряться, ориентир — старый маяк! Под ним моряцкое кладбище. Бежать туда во все лопатки! Фургон будет там.
Туман небытия поднялся до осей колес и, гладко бугрясь, полз по проезду к тому месту, где недавно стояла кибитка талестрианского мага. Туман не залетел, во всяком случае, пока, и я свободно видел на десять футов вперед камни мостовой и трупы кверлингов.
Имоен вздрогнула, зябко ухватила себя за плечи.
— Мастер Фатик…
— Холодно?
— Да…
Одному варвару все нипочем! Что с него взять, с тупого и толстокожего? «Слишком прост», так говорила Виджи.
— Ничего, пробежишь, согреешься. Выше нос, девочка! Скареди, что с конем?
Рыцарь уже занял место в седле; солнце дробилось в камнях венца.
— Скареди?
Он осторожно сделал круг по площади, задумчиво хлопая по раззолоченным ножнам парадного меча. Кролик, фыркая, переступал трупы кверлингов.
— Лошадям тревожно… Я готов к деянию.
И никаких тебе «мастер Фатик», ишь ты! Даже не повернул в мою сторону головы. Ох, тяжела ты, ноша спасителя чужих жизней.
Быстрее…
В общем, мы выдвинулись. Я на козлах, Олник пешим ходом — справа, Имоен — слева от фургона, эльфы, разумеется, внутри. Мне показалось, что Имоен накрыл приступ стыда — обращенное ко мне ухо стало малиновым, в точности как бывало с Виджи, когда она испытывала сильные эмоции. Но Имоен держалась, упрямо потряхивая хвостом волос.
Его Грозная Милость ехал в двадцати ярдах позади нас, как и было велено.
Актеры — аматоры, режиссер — аматор, репетиций — не было. Я ерзал, как на иголках, проклиная все на свете, и особенно — Отли, сбагрившего на меня эту пьесу.
Лошади и впрямь, начинали волноваться. Гритт, только бы не взбесились и не попытались бежать из города прежде, чем мы отыграем спектакль!
Развалины сменились жилыми домами, затрапезными лавчонками. Мостовую еще не застелил туман. Редкие прохожие при виде нас испытывали что-то вроде шока, прижимались к стенам, округляли глаза. Раздались первые возгласы. Седая старушка выпустила из рук жбан молока, который с треском лопнул на камнях. Краснощекая кормилица в окне до того впечатлилась видом Олника, что отняла от груди младенца.
— Мое почтение, леди, — проронил бывший напарник, забыв свои реплики, и едва не загремел в молочную лужу. Леди проводила его ошеломленным взглядом, отлученный от груди младенчик распахнул варежку и разревелся.
А-а-а, Гритт, Небо и Великая Торба!
— Чума! — заорал я, как сумасшедший. — Спасайтесь, в городе — чума-а-а-а! Уходите! Уходите из города! Олник, скотина, кричи!
— Ась? А-а-а! Чума-а-а! — Он сделал вид, что пытается расцарапать грудь, усеянную бубонами. — Я из села, спасайтесь!
Я чуть не прикрыл лицо ладонью от стыда.
— Олник!
— А-а-а! Чума-а-а! Спасайтесь в деревни и села! Я из города!
— Чума-а-а! — тонким неверным голосом вскрикнула Имоен.
Я услышал цоканье копыт Кролика; величественный бас Скареди поддержал скверное начало моей пьесы:
— Государь велит — уходите из Ридондо в предгорья! Предвестия смерти не лгут! В городе смерть, в городе — чума!
— Амаэрон! — завопили с разных сторон простецы. — Государь!
Ну вот, чумная братия не столь впечатлила горожан, как выезд самого короля. В общем-то, так я и думал.
Мы выбрались на проспект, который вел к Торжищу, к городу в городе, огромному, расчерченному нитями улиц. Далеко впереди на покатом холме виднелись обломки старого маяка… Землетрясение разрушило его, Ковенант не стал отстраивать, вместо старого маяка теперь работал новый — в Верхнем городе, на макушке главного храма Атрея.
Народу на проспекте было не в пример больше, но все же не так много, как обычно. Исход животных и птиц здорово напугал торговцев.
Ну и отлично, тем сильнее по воде разбегутся круги… Двигайся, Фатик, не оглядывайся в глубь фургона, где лежит твоя женщина…
Быстрее…
Я набрал воздуха в грудь:
— Чума-а-а!
Достаточно быстро мои актеры освоились, хм, раскричались. От пронзительного голоска Имоен у меня засвербело в левом ухе, от воплей Олника — загудело в правом. Я катил вперед, ощущая себя сеятелем болестей, горестей и большой-пребольшой лжи. Ремесло героя, мать его… Ненавижу.
Мы пересекли один из мостов обводного канала. Захрустел под колесами дробленый камень дороги — наш чумной балаганчик вкатился на Торжище, в царство тысяч лавок, навесов и купеческих дворов. Тут мы навели шороху, да такого, что стон и вопли пошли во все стороны. Я старался выбирать широкие, не запруженные повозками торговые улицы. И кричал. Олник и Имоен вторили мне. Скареди поддерживал, ни на йоту не отступая от сценария.
Торжище мало изменилось с тех пор, как я бывал тут в последний раз. Большой пыльный город, в котором на подхвате у купцов всего света работали простые маленькие люди — жители Нижнего Ридондо. Именно за ними я пришел сюда, именно они были мне дороги.
— Чума-а-а-а!
Ну что, дорогие мои простецы, грамотные и не очень, я напугаю вас до полусмерти, а Скареди придаст вашим страхам верное направление. Вы ринетесь за семьями, и не будете отсиживаться за стенами домов, нет, вы исполните повеление короля уйти из Ридондо. И никакое Безликое Братство не успеет вам помешать.
А Ковенант… Разумеется, хитрые дворяне закроются в Верхнем городе, и…
Если честно, мне было на них наплевать.
Бакалейная улица…
— Чума-а-а!
Толстяк в фартуке отпрянул, плюхнулся на мешки с мукой, кто-то выругался, затем к небесам вознеслись вопли ужаса, ахи, охи и бессвязные выкрики.