Книга Кольцо - Мэри Каммингс

Глава 19

На следующий день после того самого бала, без вся­ких слов и объяснений, на комодике в ее спальне появи­лась индийская шкатулка. Внутри лежало ожерелье с опа­лами. Нэнси не стала ничего говорить. Зачем? Уходя, она просто оставит здесь все это...

Пока же обязанности миссис Райан требовали все но­вых туалетов и драгоценностей. Она покупала — не самое дорогое, но и не самое дешевое — такое, что было при­лично надеть в ее положении. И никогда не надевала аме­тистовую подвеску и комплект с лазуритом: они были из другой жизни, были сделаны когда-то именно для нее, для Нэнси, а не куплены для «миссис Райан».

Деловой ужин... дружеский обед... открытие нового корпуса предприятия «Райбери Индастриз» в Силиконо­вой долине. Ей было тошно снова заходить в этот само­лет, тошно сидеть в нем — но ее же никто не спрашивал...

Прием у мэра Денвера — Нэнси так и не поняла, по поводу чего. Как любезничал с ней Бреннер — тот самый Бреннер, который совсем недавно шествовал по коридо­рам телестудии, едва замечая ее! Впрочем, любезничал он не с ней, а с женщиной, сопровождавшей «большого босса», и не просто сопровождавшей — бери выше! — ис­полнявшей обязанности жены этого босса.

Сказал между делом, что на студии открылась новая вечерняя программа и почти весь штат ток-шоу, в кото­ром работала Нэнси (при этом заговорщически улыбнул­ся, мол, он-то понимает, это была всего лишь эксцентрич­ная прихоть решившей развлечься миллионерши), пере­веден туда.

То же самое рассказала ей Лиза — Нэнси все-таки по­бывала у нее на свадьбе. Побывала, пообщалась с бывши­ми коллегами, выслушала все подробности про эту новую программу и познакомилась с ее «хозяйкой». Это была совсем молодая женщина по имени Фрэн, приехавшая из Бостона, которая до сих пор поверить не могла в свою удачу — внезапно получить программу! Хорошенькая, изящная и обаятельная, она разговаривала с Нэнси по­чтительно, как с высокопоставленной особой.

Да и все остальные, многих из которых Нэнси знала годами... Они были радушны, приветливы, Лиза благода­рила за подарок — но Нэнси не оставляло ощущение, что относятся к ней уже не как прежде, что между нею и всеми этими людьми возникла невидимая стенка, которая и не позволяет больше им вести себя с ней непринужденно.

С того времени, когда Нэнси уехала из Хьюстона, она еще никогда не чувствовала такого беспросветного, все­поглощающего одиночества.

Конечно, она уже много лет жила одна — но на работе можно было и поболтать, и посплетничать, и пошутить; рассказать сон — и выслушать чужой; посудачить о моде и диетах — и дружно, всем миром, высказать заочное «фи!» придурку Блейзу. А вечером, дома, ее ждала Дарра — и ра­довалась ее приходу, и они вместе шли гулять, и вместе ужинали.

А теперь... Почти сразу после завтрака она уходила из дома — или в салон красоты (миссис Райан должна выгля­деть безупречно!), или купить что-то к очередному меро­приятию, или в кино, или просто... куда-нибудь.

Как-то днем она, сама не зная зачем, подъехала к свое­му дому. Зашла внутрь, не включая отопление и свет, под­нялась наверх и легла на кровать. И пролежала так до са­мого вечера.

С тех пор Нэнси делала это часто. Не спала — просто лежала и смотрела в потолок. Время текло незаметно, по­рой она спохватывалась, когда уже темнело; вставала и ехала обратно на виллу.

Она не любила эту виллу. Непонятно почему — ведь, когда они с Джеральдом приехали сюда впервые, ей все понравилось: и большой огороженный участок, где мож­но было спокойно спускать собаку, не боясь, что из-за угла вывернет машина; и сама вилла — солнечная, ухоженная, с цветами в горшках и стильной мебелью; и приветливая пожилая экономка.

Теперь же, возвращаясь туда, Нэнси каждый раз соби­ралась с силами, как перед дверью зубного врача — вроде и нужно, и нечего бояться — а все равно... как-то неприят­но. Это был не ее дом; дом, который никогда не станет ее, — и хотелось как можно быстрее пройти к себе в спаль­ню и закрыть дверь.

Да и экономка, которая с первого взгляда произвела столь благоприятное впечатление... Уже через пару дней Нэнси делала все, чтобы сталкиваться с ней как можно реже. Прежде всего, миссис Берк не любила собак — это стало понятно в день приезда, стоило увидеть ее поджа­тые губы и взгляд, брошенный на следы, которые Дарра оставила на входе в дом. Кроме того, она не любила мо­лодых женщин — особенно таких, которые выскакивают замуж за богатых людей и портят им после этого жизнь...

То, что отношения между мистером и миссис Райан были несколько натянутые, экономка поняла быстро — поняла, нашла виновного и осудила. Разумеется, она никогда не позволила бы себе как-то проявить свое отно­шение к сложившейся ситуации — была вежлива, предуп­редительна и деловита, — но Нэнси чувствовала это осуж­дение в каждом слове и каждом взгляде и, если была воз­можность, предпочитала говорить о хозяйственных делах не с миссис Берк, а с Джеральдом. С ним было проще. С ним она даже иногда разговаривала на отвлеченные темы — о фильмах, о собаках, о погоде на завтра...

Натянутые отношения... Хорошее слово — действи­тельно, словно струна, натянутая между двумя людьми и грозящая рано или поздно лопнуть и хлеснуть наотмашь, оставив болезненные шрамы.

Хотя — какие же натянутые? Она сама сказала: «Не тре­буй от меня никаких чувств» — и Ник принял «правила игры».

Днем они виделись мало — разве что за завтраком и ужином, да еще во время «протокольных» мероприятий, которых было по три-четыре в неделю.

После ужина Нэнси часто уходила в бассейн. Сидеть в комнате было невыносимо — казалось, стенки постепен­но сближаются, надвигаются на нее и рано или поздно раздавят.

В бассейне было просторно, гулко и пусто. Нэнси не­долго плавала, а потом ложилась загорать под искусствен­ным «солнышком» с каким-нибудь старым, десятки раз читанным детективом. Ничего нового или более серьез­ного читать она в последнее время не могла — глаза сколь­зили по строчкам, не воспринимая их смысла.

Впрочем, и этот детектив читать не получалось — если приходил Ник.

Он приходил не каждый день, но довольно часто. При­ходил, приветствовал Нэнси взмахом руки, скидывал ха­лат и лез в воду.

Двадцать пять ярдов туда, двадцать пять — обратно, короткая передышка. Цепляясь за поручень и высунув из воды голову, Ник вытирал мокрое лицо, делал пару глубо­ких вдохов, отталкивался от бортика — и вновь устрем­лялся вперед. И снова, и снова... Туда — обратно — пере­дышка. Туда — обратно — передышка.

Нэнси понимала, что не надо смотреть на него, что лучше встать и уйти, но не уходила — смотрела и смотре­ла на мощное гибкое тело, без устали разрезающее голу­боватую воду.

И вспоминала их «медовый месяц» — как они тянулись друг к другу, и целовались до одури, и бассейн, в котором они плавали, то и дело сталкиваясь... И Ник тогда тем же самым жестом смахивал воду с лица.

Ведь было же это все! Было, было, было! Иногда ей мучительно хотелось заплакать, закричать, завыть — броситься к нему, прижаться, почувствовать, хоть ненадолго, его силу, его тепло и надежность. При­жаться, уткнуться и повторять одно и тоже: «Ник, что с нами случилось, почему все так? Почему? Мне плохо — мне так плохо... Сделай хоть что-нибудь, чтобы мне не было так плохо, чтобы я не чувствовала, что схожу с ума, что лечу в какую-то преисподнюю... Мне плохо, Ник!»