Книга Последний мятеж - Сергей Щепетов

В конце концов и полковник всерьез забеспокоился:

– Что это он, а? Молится?!

– Черт их разберет, командир…

Вот уже вместо нескольких слов в паузах звучат одно-два, уже можно различить слова ответа. Старик даже не говорит, а почти скандирует, воздевая руки к небу.

Это пора прекращать, но даже солдаты оцепления замерли с мечами в руках. Они чуть покачиваются, приоткрыв рты, и вот-вот сами ответят: МА-СЭ-АХ!!

Казалось, из всех присутствующих гипнотизирующе-странный ритм молитвы не затронул только двоих – приезжего учителя Лавепа и стоящего рядом с ним молодого ирева. Первый плакал и пытался молиться по-своему, но не мог сосредоточиться и в отчаянии шептал: «Нет, нет!.. Господи, только не…» Незнакомец же осматривался по сторонам, пользуясь тем, что стоявшие рядом солдаты окончательно переключили внимание на толпу.

Командир охраны не выдержал первым:

– Господин полковник, не пора ли?

– Он, кажется, уже сам закругляется!

Аввин, подняв лицо к небу, что-то выкрикивал в пространство над толпой, а она отвечала. Это было похоже на огромные кузнечные мехи, на неторопливую поступь гиганта – МА-СЭ-АХ!

Лавеп вздрогнул от прикосновения и открыл глаза: молодой ирев протягивал к нему левую руку открытой ладонью вверх. Старик, забывшись в отчаянии, все еще прижимал к груди расщепленные обломки своего посоха…

Лежа на плоской крыше, Вар-ка шептал Николаю в ухо:

– Вон того парня видишь? Он что-то замышляет. Если начнется заваруха – уходим к горе и ни во что не вмешиваемся! Понял?

– Понял, но…

– Тихо! Голову не поднимай!

На очередном выдохе Аввин качнулся назад и, не опуская рук, поднялся на ноги: МА-СЭ-АХ!!

Они посмотрели друг другу в глаза: полный отчаяния и боли взгляд Лавепа не встретил отклика, и старик содрогнулся. Плохо понимая, что делает, он разжал потный кулак и положил на ладонь незнакомца обломок палки…

Полковник передернул плечами, как бы стряхивая наваждение:

– Все! Пора кончать!

– Выполняю, командир!

Поднимая свой длинный кавалерийский меч, командир охраны шагнул к Аввину. Он чуть замешкался, соображая, что лучше: колоть или рубить?

Почти безумные глаза старика, казалось, готовы были выскочить из орбит – вместе с толпой, окруженной солдатами, он поднимался и опускался на гигантских волнах какого-то радостно-мрачного, бездонного и неотвратимо-жуткого экстаза: МА!-СЭ!-АХ!! МА!-СЭ!-АХ!!!

И еще раз – последний. Потому что это – все, потому что больше уже некуда, потому что дальше и ближе, выше и ниже только взрыв и бездна, край и бесконечность… все: МА!-СЭ!-АХХ!!!

Командир охраны решил все-таки ударить – сзади наискосок в основание черепа…

И как продолжение последнего «АХХ», как завершение выдоха или начало вдоха, как пронзительная трещина в мироздании – одинокий и жуткий визг: И-И-И-Я-А!!!

Закаменев в шоке, захлебнувшись глотком безнадежной, смертельно-немыслимой радости, люди смотрели.

Пять бесконечно долгих мгновений они смотрели.

Люди смотрели, как бьет бич их Бога.

Вар-ка был, пожалуй, единственным из присутствующих, кто разглядел начало движения. Предчувствие не обмануло его, и он верно угадал исходную точку следующей сцены. Молодой ирев, что стоял рядом с Лавепом в окружении солдат, незаметно забрал у старика палку. На втором слоге финального повтора он, резко согнув ногу в колене, ударил в пах солдата, стоявшего сзади. Не останавливаясь, двигаясь стремительно и экономно, он ткнул расщепленным концом палки в лицо солдата, стоящего справа (прикрыться щитом тот, конечно, не успел). Чуть присев на опорной ноге, сделал короткое сметающее движение правой – подсечка, – и третий солдат, пытаясь сохранить равновесие, отлетел в сторону. Дальше – два длинных разгонных шага, крик и прыжок.

Взмахнувший мечом командир охраны получил мощный удар двумя ногами в плечо и отлетел в сторону, сталкивая щитами двух своих подручных. Нападающий, как кошка, приземлился на ноги, но, вместо того чтобы продолжить атаку, схватил себя за пояс. Длинная засаленная тряпка полетела в сторону…

Миг неподвижности – ирев замирает в стойке: чуть согнутая правая нога впереди, левая рука с обломком палки отведена в сторону, в правой, выставленной вперед, извивается (?!) узкая полоса светлого металла.

Полы его халата распахнуты, видна безволосая грудь и мускулистый живот. Конец первой сцены.

На самом деле действие происходит почти без пауз – это доведенное до исступления сознание зрителей растягивает время. А оно, кажется, течет для участников по-разному.

И-И-ИЯ!!! – новый крик и вихрь движений. Странное оружие в руке ирева как бы растворяется в воздухе. В неуловимо-жутком танце мелькают его руки, ноги, полы халата.

Командир охраны и ближайший солдат выпускают оружие и валятся на землю. Другой солдат, сбитый на землю раньше, встает на ноги и устремляется за иревом, запоздало пытаясь прикрыть полковника. Он не успевает – ирев проносится мимо и атакует остальных охранников. Полковник кажется невредимым и по-прежнему стоит, сложив на груди руки. Солдат замирает перед ним и, оцепенев, смотрит, как срезанная голова командира начинает валиться набок.

Восемь оставшихся солдат охраны размыкают строй и, подняв щиты на уровень глаз, образуют полукольцо. Их длинные мечи, в отличие от коротких пехотных, остры и приспособлены для рубки. Они и сами не простая пехота – обучены драться в разомкнутом строю и даже в одиночку. Им, конечно, трудно быстро передвигаться, зато достать их из-под широких щитов почти невозможно.

Полукольцо стремительно сжимается, превращаясь в кольцо. Мелькают мечи – сейчас все будет кончено – куда ему деться? Вот сейчас! Только не зацепить бы на махе своих… Вот сейчас!! Но…

Но кольцо размыкается. Падает один, второй… Третий останавливается, изумленно глядя на обрубок руки, в которой только что был меч. Еще кто-то, мешая другим, пытается подняться: он еще не понял, что левой ноги у него нет…

Последние встают плечом к плечу, переходя к обороне. Ирев атакует. Он выбросил палку и уже не отводит ударов. Он змеится меж чужих лезвий, стремительно меняет дистанцию, перебрасывает оружие из руки в руку. Ни стука, ни звона – клинки не сталкиваются, только леденящий посвист, как плеть в руке палача…

Справа сверху под кромку щита, круговой вниз – перехват – слева сверху – нырок вниз – перехват… Еще одна отрубленная рука, клочья мяса, летящие из-за щита…

И-И-ЙЯ!!! – он один перед всеми.

Он неподвижен.

Белым огнем горит меч в его руке, отражая лучи полуденного солнца.

И этот крик, этот блеск взорвали мир, взорвали толпу – всю сразу: и стиснутую цепями солдат, и зажатую между домов вокруг площади.