Книга Бессмертник - Белва Плейн

Пол убрал со стола, и они сели на ковер перед камином. Взглянули друг на друга и — быстро отвели глаза, как двое людей, которых едва познакомили и тут же оставили наедине.

Анна искала слова, чтобы прервать затянувшееся молчание.

— Ты останешься дома или вернешься в Европу?

— Вернусь. Пока не начнется война, а она, поверь, не за горами, поживу в Лондоне. Потом надо будет выбираться.

Она растерялась.

— Но ведь твоя работа, твой банк — здесь.

— Я там по другим делам.

Она поняла, что больше вопросов задавать не надо, если сможет — объяснит. Он зачем-то пошевелил кочергой в камине, брызнул сноп искр. Некоторые долетели до ковра. Он прихлопнул их рукой и посмотрел на Анну:

— Почему, собственно, не рассказать тебе? Я езжу в Германию, пытаюсь вызволить наших людей из концлагерей и тюрем. Это непросто — надо изыскать деньги, потом выйти на нужные контакты. За деньги нацистские головорезы продадут родную мать. Но беда в том, что денег мало и спасти удается очень немногих — кому посчастливится, о ком мы узнаем раньше, чем о других.

— Так вот что значит «много работы».

— Да. И поверь, иногда кажется: разорвется сердце. Когда понимаешь, что все твои усилия — капля в море. И когда видишь спасенных… Я сам встречал одного человека на французской границе. Вместо глаза — провал, дыра; во рту ни единого зуба. Он профессор-бактериолог, вернее, был бактериологом. Но это уже не человек, и вернуться к своей профессии он наверняка не сможет.

— Так ты сам ездишь в Германию? — поняла вдруг Анна. — Но это же опасно!

— Спорить не буду. Конечно, я — американский гражданин, и это до некоторой степени защита. Но я еще и еврей, поэтому исход каждой такой поездки непредсказуем. Люди там исчезают мгновенно и незаметно. Американское посольство не сможет никого ни в чем уличить.

— Господи, что же будет, чем все это кончится?

— Господь, может, и знает. А я нет. Но стараний оставлять нельзя. Мы еще работаем в Палестине. Англичане ставят палки в колеса, но для многих и многих Земля обетованная станет единственным домом, поэтому предстоит великий, титанический труд. Только… прости… я не вправе об этом говорить.

— Я представляю, о чем идет речь, хотя очень смутно. Лишних денег у нас в доме нет, но Джозеф послал чек на прошлой неделе, наскреб кое-как и послал… Пол, постарайся, чтобы тебя там не убили.

Он улыбнулся:

— Разумеется, постараюсь. Но кому-то ведь надо и рисковать. И такой человек, как я — бездетный, со средствами, достаточно молодой и энергичный, — должен выполнить свой долг.

Он сказал это буднично и просто. Глаза Анны наполнились слезами. Он успел их заметить, хотя она тут же отвернулась.

— Анна, что с тобой?

— Тебе, наверно, покажется… тебе покажется, что моя жизнь состоит из одних несчастий! И действительно, в ней столько всего, даже поверить трудно…

— Ну, скажи, что?

— Мой брат в Вене. Он, и жена, и дети — все погибли в Дахау. — Она закрыла лицо руками.

Пол провел рукой по ее волосам.

— Бедная моя… Тебе досталось слишком много. Это несправедливо.

Его плечо такое крепкое, надежное; под ее щекой — шершавая ткань костюма.

Анна пробормотала:

— Точно лунатики, бредущие по краю пропасти. С тех пор как мы потеряли Мори, меня гложет страх. Я стараюсь не поддаваться, но внутри постоянно один и тот же вопрос: какой новый ужас ждет нас завтра?

— Дорогая моя, это — дело случая. Игральные кости. Тебе выпало все разом. Все. И больше никаких бед не будет.

Повернув к себе ее лицо, он поцелуями снял слезинки с ресниц, поцеловал мокрые щеки, нашел губы…

Целительное тепло и сила, а в них — утешение и покой. Тихо вскрикнув, она прижалась к нему всем телом, и горькая саднящая боль стихла, отпустила… Она откинулась на ковер и глядела на пламя, а он быстро и бережно расстегивал ее платье. Еще мгновение она видела свою руку, протянутую к огню, прозрачные пальцы. Потом — его сияющие глаза. И больше не было ничего, кроме требовательного, голодного желания. И надо разом: и утолить его сполна, и продлить эту восхитительную, блаженную муку до бесконечности. Длить вечно.

А после долгого, сладостного шторма наступил штиль — по-прежнему в объятиях Пола. И сон, спокойный умиротворяющий сон.

Пол сидел рядом, на ковре, и тревожно вглядывался в ее лицо.

— Я боялся, что тебя снова будет мучить совесть.

Она поморгала, сощурилась от света.

— Нет. Как ни странно.

— Тогда о чем ты думала, прежде чем открыла глаза?

— Ни о чем. Просто проснулась.

— Нет, ты проснулась уже несколько минут назад. У тебя дрожали веки.

О, его острый, приметливый взгляд! От этого человека ничего не скроешь.

— Ну ладно… Я думала о том, как всю жизнь, вспоминая тот, первый раз, я пыталась понять: вправду ли чудо было или все это игра воображения?

— Ну и как?

— Чудо было…

Он засмеялся:

— Ну вот и хорошо.

Он так победительно счастлив. Анна улыбнулась, засмеялась. Впервые за многие месяцы. Хотя горе никуда не ушло, оно в ней, внутри, и, как только минет этот недолгий час, оно снова накатит и захлестнет тяжелой волной.

Словно прочитав ее мысли, Пол сказал:

— Знаешь, я однажды слышал такую историю. В одной семье умер ребенок — трагически, нелепо погиб. И вот, когда муж и жена вернулись из больницы или с похорон, он позвал ее в постель. Она страшно рассердилась, ему стало безумно стыдно. Короче, они совершенно не могли друг друга понять. Что ты об этом думаешь?

— Как что? Он ждал утешения, хотел нежности, любви! Неужели она не почувствовала? Ведь когда тебе одиноко, когда все внутри оборвалось и умерло, любовь — такая любовь — возвращает из могилы. Это самое живое, животворное, что можно сделать… Да, я его понимаю.

— По-моему, ты все понимаешь, — сказал Пол.

Они оделись и вернулись к огню. Толстое бревно догорело, день за окном клонился к вечеру. Пол включил радио.

— Скажи, — начал он, — если тебе так… хорошо, когда мы вместе, как ты можешь быть счастлива с кем-то, кроме меня? Про последние трагические месяцы я не говорю, это не в счет.

Анна задумалась. Потом медленно, подбирая слова, ответила:

— А что значит «счастлива»? В моей жизни есть покой, тепло, порядок. Я занята домом. Я любима.

— Я обещал тебе к этому не возвращаться, не вести тяжелых разговоров. И я тебя не неволю, но… Анна, будь моей женой.

Она покачала головой:

— Я устала, Пол. Так устала… Разве ты не видишь? Я все время думаю о Мори. Вдруг когда-нибудь его сын…