Книга Кольцо Атлантиды - Жюльетта Бенцони

— Я тоже услышал выстрел, — сообщил он, — и пошел посмотреть, не нужна ли подмога, но потом вернулся обратно. Думаю, господин Анри останется доволен.

А в это время с вершины отвесной скалы, откуда совсем недавно бросилась вниз Салима, Шакияр с Адальбером молча вглядывались в черную воду. Прямо в этом месте бурлил, пенясь, водоворот.

Им не хотелось говорить. Принцесса держала своего спутника под руку. Они простояли на скале очень долго, и уже не сдерживаемые слезы текли по их щекам. Наконец Шакияр прошептала:

— Так будет лучше! Теперь ей ничто не угрожает. И они молча пошли прочь.

Глава 13

Хранитель

Самолетик, пролетевший над руинами, оказывается, привез обратно в Асуан полковника Сэржента, а с ним и Абд-Эль-Малик-пашу, начальника Египетской королевской полиции. Это означало, что Кейтуну пришел конец. Его схватили его же люди, причем не тая своего торжества, ведь они его недолюбливали. Кейтуна бросили в темницу, где он должен был ожидать перевода в Каир для судебного разбирательства. Он и тут оказался не на высоте: обвинял Ассуари и нубийцев в запугивании, клялся, что никогда никого не убивал, и признавался только в том, что закрывал глаза на деятельность принца. Его приговорили к долгому тюремному заключению, и там, как выяснилось позднее, он покончил с собой: жизнь, лишенная фисташек и кальяна, более не имела для него смысла.

Благодаря показаниям Альдо, Адальбера и Мари-Анжелин, принцессу Шакияр не тронули. Все трое в один голос заявили в присутствии высокого чина, что она стреляла, стремясь спасти жизнь Салиме, которую Али Ассуари приказал сбросить в реку своим приспешникам, и их показания ничуть не расходились с тем, что могли увидеть пассажиры самолета той ночью.

Полковник Сэржент наконец вернулся к супруге, снедаемой тревогой в номере маркизы де Соммьер, куда она забилась, ожидая исхода этой решающей ночи и прячась от воплей американцев.

Леди Клементина так извелась, тревожась за судьбу мужа, что можно было ожидать, что она со слезами бросится в объятия супругу. Но ничего подобного не произошло.

— Что это на вас нашло, Джон? Почему вы решили ничего не сообщать о себе? — поинтересовалась она с достоинством, не исключающим подобие упрека. — Вы приучили меня к более уважительному отношению.

Видя такую демонстрацию знаменитого «английского самообладания», виновный только ухмыльнулся:

— Вы меня слишком хорошо знаете, Клементина, чтобы не терять уверенности в том, что ничто не способно поколебать моего уважения к вам. Но у меня не было ни малейшей возможности сделать телефонный звонок. Прибыв прямо с поезда в Генеральное консульство, я узнал, что сэр Фрэнсис Элленби как раз отбыл в Александрию; туда я немедленно и отправился вслед за ним... но для того лишь, чтобы убедиться, что его там больше нет. И, наконец, догнал его в Исмаилии, где он председательствовал на какой-то церемонии на Суэцком канале, перед тем как пуститься в обратный путь в Каир. Я, разумеется, снова последовал за ним, и, пока мы решали, как быть, времени осталось только на то, чтобы вернуться сюда по воздуху. А ведь не мне вам говорить, каким продолжительным рискует стать ожидание, когда соединяют по телефону.

Все очень устали и наконец решили отправиться спать, радуясь тому, что киношники надумали поступить так же.

Тело Салимы обнаружили в Ниле и отнесли в усыпальницу ее предков неподалеку от «Замка у реки». Так постановила принцесса Шакияр. Женился на ней Али или нет, но мать отказывалась хоронить ее рядом с тем, кто с такой жестокостью разрушил жизнь ее дочери. Никто не оспаривал ее права на это решение после того, как она во всеуслышание заявила о своем материнстве.

Весь город во главе с губернатором стоял на похоронной церемонии позади принцессы Шакияр. Похороны были просты, но трогательны, и это тоже было решение матери. У многих на глазах блестели слезы. У Адальбера, само собой, тоже, но еще и у Мари-Анжелин. К удивлению госпожи де Соммьер.

— Что это с вами, План-Крепен? — шепнула она. — Я была уверена, что вы ее недолюбливали...

— Мы можем даже сказать, что я ее ненавидела!

— Тогда к чему эти... крокодиловы слезы?

— Я плачу о прекрасной истории любви! Только и всего...

Маркиза сдержала улыбку, рискующую показаться неуместной. Она знала, что от ее «верного сторожа» можно было ожидать чего угодно. Да и сама она не устояла: трагедия взволновала ее, но в то же время она была довольна тем, что опасное приключение закончилось. Ведь оно заставляло ее тревожиться больше, чем ей хотелось бы показать. Слава богу, теперь наконец-то каждый может вернуться к себе домой!

Альдо тоже вздохнул с облегчением, хотя и переживал за горюющего Адальбера: он даже не ожидал, что его друг был так сильно влюблен. Правда, предыдущие сердечные дела Адальбера никогда не заканчивались столь трагично. Оставалось только надеяться, что страсть к раскопкам поможет ему забыть об этой драме и вновь заняться археологией. Жалко было бы сдаваться теперь, когда в его распоряжении находились столь важные средства для поиска гробницы Неизвестной Царицы. У него было Кольцо, а сегодня вечером, после похорон, Мари-Анжелин отдаст ему еще и ключ, так ловко добытый прямо с трупа Ассуари. Не хватало только плана, но его, наверное, можно было отыскать где-нибудь в старом замке или во дворце на Элефантине, а принцесса Шакияр готова разрешить ему входить куда угодно. После той трагической ночи она, казалось, стала испытывать к нему дружеские чувства, если не сказать привязанность, и сама настояла, чтобы он был рядом с ней, провожая Салиму в последний путь. И, наконец, существовал еще Анри Лассаль, который только и мечтал, что быть рядом со своим учеником и помогать ему в изысканиях. По правде говоря, теперь Альдо мог без угрызений совести возвращаться к себе домой, в Венецию. Если Адальбер найдет гробницу, радость открытия затмит его горе.

Но вечером, после ужина вместе с Сэржентами, на следующее утро собиравшимися покинуть Асуан, в отеле «Катаракт», ко всеобщему ликованию вернувшемся в состояние блаженного покоя после неожиданного отъезда киношников (растерявшихся вследствие романтического похищения белокурой героини прекрасным и, главное, богатым египтянином в лучших традициях голливудского кино 1920-х годов), План-Крепен так и не отдала орихалковый крест Адальберу и только сказала:

— Я бы хотела сначала показать вам кое-что... но только вам двоим. О том, чтобы приглашать господина Лассаля, не может быть и речи.

Они выехали ранним утром, экипированные для ходьбы по пересеченной местности, с рюкзаками, набитыми инструментами и провизией на целый день. Нанятая Альдо лодка высадила их на левом берегу Нила, далеко за островом Изис, и осталась ожидать их возвращения. Хозяин лодки, дальний родственник Хакима, был выбран за то, что считался самым нелюбопытным человеком на свете. Послушать мальчика, так он даже был не слишком умен: его жизненные идеалы сводились к возможности хорошо поесть и поспать после еды в тени пальмового дерева.