Книга Последний вервольф - Глен Дункан

Я упала в его объятия. Мы оба уже не могли говорить, но теперь нам и не нужны были слова: наши мысли слились воедино, волчьи тела были на свободе, и с нами было призрачное мерцание новой маленькой жизни (или мне так казалось?) в моей утробе. Нас переполняло счастье, мы чувствовали нашу общую природу, одна кровь текла в наших жилах, мы были одинаковыми и вместе. В эту секунду мир был идеален.

Если бы только я не закрыла глаза.

Если.

Джейк уже написал все о если, то.

Я стояла, закрыв глаза, и хотела, чтобы этот момент длился вечно, вечно чувствовать вокруг себя его горячие руки и биение его сердца рядом с моим. Я ничего не видела, но вдруг услышала глухой щелчок взведенного курка, а потом — мне показалось, что прошла целая вечность, — выстрел.

60

Все еще обнимая его, я открыла глаза. Через плечо Джейка я увидела, как Грейнер отчаянно пытается удержать пистолет для второго выстрела. Я медленно приподняла Джейка и повернулась спиной к его убийце. Я думала: пристрели заодно и меня, раз не осталось ничего, что мне дорого.

Нет, мой ангел. Ведь есть ребенок.

Я взглянула на него. Серебро пожирало его жизнь, как пожар — лес. Смерть забирала с ним и часть меня. Наручник на левом запястье наконец треснул. Нас обоих залила кровь.

Живи, — передал он мне мысленно. — Бога нет, и жить — это его единственная заповедь.

Хорошо.

Обещай мне.

Обещаю. Не покидай меня.

Из-за черных деревьев показалась верхушка луны. Облака рассеялись. Сумерки сгущались.

Второго выстрела не последовало.

* * *

Трудно сказать, сколько времени я пробыла посреди этого маленького залитого кровью поля брани, рядом с его холодеющем телом. Луна стояла уже высоко, когда я опомнилась, встала и нежно уложила его на землю. Внутренний голос бесконечно повторял без выражения: «Его нет, его больше нет, его нет». Ничто не нарушало тишину. Даже ручей, казалось, затих. Воздух стал свежее. Бронированный фургон, мертвые тела, деревья — все вдруг увиделось мне с такой ясностью, словно кто-то расставил их специально, вдохнув в них скрытый смысл.

Время шло, а я стояла, как завороженная. Наконец в голове стали возникать вопросы: что будет с телом Джейка, когда скроется луна? Его труп не трансформируется обратно? Было целых три трупа, с которыми нужно было что-то делать. Но что? Где Клоке? Если я правда беременна, что будет, если роды начнутся во время Проклятия? И как тогда будет выглядеть мой ребенок?

Меня занимали эти вопросы, да, но помимо них я все это время подсознательно помнила, что нужно сделать прежде всего. Утолить голод.

Ко мне вернулось ясное понимание, как, бывает, возвращается слух, если вытряхнуть из ушей воду. Ветерок качал листья. От ручья пахло сырыми камнями. Кончики пальцев покалывало. Я только сейчас полностью осознала, что уже несколько часов как обратилась. И моего носа коснулся человеческий запах.

Я забралась в фургон.

Поулсом был чуть живой от ужаса. Я содрала скотч с его рта, случайно оторвав кусочек губы. Через пару секунд боль разгорелась, и он завизжал, как резаный. Я медленно обхватила его горло правой рукой (запястье все еще кровоточило) и сжала так, чтобы он понял: пора замолчать. Затем посмотрела вниз и указала пальцем на свой живот.

Было видно, как он судорожно размышляет, что могло бы его спасти — ложь или правда. Я даже удивилась, что он еще способен мыслить стратегически. Наконец, видимо, из соображений, что в конце концов правда все равно восторжествует, он кивнул и прохрипел: «Да. Беременна».

Нет, мой ангел. Ведь есть ребенок. Живи. Обещай мне.

Что ж. Я обещала.

61

Когда я покончила с Поулсомом, была глубокая ночь.

Я ела быстро, но успела прочувствовать весь спектр ощущений: жадность, ярость, утрату, замешательство.

А еще я чувствовала что-то вроде упрямой, но совершенно неисполнимой надежды. Я вдруг представила, как держу своего ребенка за руку и показываю белого медведя в зоопарке Центрального парка. Это было моим самым первым воспоминанием, и мне так захотелось дать ему шанс тоже увидеть это.

С телами я ничего сделать не могла — даже с телом бедного Джейка. Но раз я собиралась уйти, надо было делать это сейчас. Я была одиноким чудовищем посреди Уэльса. Даже если я успешно трансформируюсь обратно, у меня нет ни денег, ни документов, ни одежды, ни безопасного места, куда бы я могла пойти. Я подумала об отце, о ресторанах, о Расторопной Элис и своей квартире. Как приятно было бы сейчас оказаться там, валяться в одних трусах на диване с чашкой кофе и листать журнал. А затем я подумала, как мало у меня шансов увидеть их еще раз или хотя бы пережить следующие двадцать четыре часа.

Но я должна была. Бога нет, но жить — это его единственная заповедь.

Так что хотя мне пришлось нелегко (попробуйте-ка сделать все это огромными лапами вервольфа), я кое-как собралась. У Поулсома оказался самый маленький размер ноги, так что я взяла его ботинки. Штаны и ремень Грейнера, кожаный пиджак Эллиса. Еще полторы сотни фунтов наличными. Одежда Джейка превратилась в лохмотья, но я нашла помятый и залитый кровью дневник в кармане пальто. Взяла и его. Еще нашла холщовую сумку с необходимыми в машине принадлежностями: провода для прикуривания, покрышка, фонарь, саперная лопата. Вытрясла содержимое и уложила туда свой новый гардероб. Я представляла, как расскажу об этом Джейку, когда все закончится. Запястье уже залечилось.

Еще я взяла пистолет Грейнера и сняла с его пояса три сменных обоймы. Хотя пользоваться оружием я не умела, даже не уверена была, что правильно поставила его на предохранитель. То есть я нащупала какой-то рычажок, похожий на предохранитель, и сдвинула его. Но все равно оставалась вероятность, что штуковина взбесится и прострелит мне ногу.

Оставить Джейка было сложнее всего. Два раза я возвращалась, чтобы снова взглянуть, прикоснуться, понюхать. Оборотни, как выяснилось, не могут плакать. Эти невыплаканные слезы комом стояли в горле. Страшное осознание полного одиночества растворялась в мечтах о том, что он вот-вот проснется.

«Без сентиментальностей. Тебе пора в путь. Впереди еще много дел», — говорил мне призрак Джейка. Он подгонял каждый мой шаг, так что в конце концов я твердо решила уйти.

Но не успела сделать и десятка шагов, как наткнулась на Клоке. Судя по описанию Джейка, это был именно он. И конечно, тот серебряный дротик, что торчал из груди Грейнера, был изготовлен на заказ и украшен инициалами — его и Жаклин Делон. Надо признать, он не выглядел удивленным или хотя бы испуганным, когда перед ним возник вервольф. Он лежал, прислонившись к дереву, с сигаретой в одной руке и наполовину пустой бутылкой водки в другой. Его ранили в левую ногу. Наверное, это был Охотник — когда вынырнул из-за фургона и принялся стрелять в Джейка, но не попал.