Книга По рукоять в опасности - Дик Фрэнсис

Меня здорово поддерживали таблетки. Последнюю я принял только что.

Позвонил инспектор Вернон.

— Оливер Грантчестер... — начал он.

— Что с ним?

— Кто-то нанес ему жестокие увечья в прошлую субботу, в гараже, как вам известно.

— Бедняга.

— Не ваша ли подруга так отделала его?

— Инспектор, — рассудительным тоном сказал я, — откуда мне знать, если я лежал в пруду?

— Она могла рассказать вам...

— Нет, ничего такого она не рассказывала, и, как бы там ни было, я не стал бы повторять того, что кто-то мог бы мне рассказать.

— Вы правы, — сказал Вернон после недолгого молчания.

Я улыбался. Инспектор, наверное, догадался об этом по моему голосу. — Надеюсь, — сказал я, — что бедный мистер Грантчестер до сих пор в тяжелом состоянии.

— Могу сказать вам, не для протокола, — сурово произнес Вернон, — что повреждения гениталий, причиненные мистеру Грантчестеру, настолько серьезны, что повлекли за собой необратимые последствия и потребовали... э-э-э... хирургического вмешательства.

— Какой ужас! — не скрывая своей радости, сказал я.

— Мистер Кинлох!

— Моя подруга уехала за границу и не хочет возвращаться. Не утруждайте себя ее поисками. Она безобидная и никому не опасна, уверяю вас.

Вернона мои уверения не убедили, но у него не было ни свидетелей, ни улик. Неведомый истязатель Грантчестера исчез, не оставив никаких следов, кроме, разве что, увечий самого пострадавшего.

— Какой ужас, — повторил я.

Когда Крис узнает, что Грантчестера пришлось кастрировать, то запросит с меня дополнительную плату, подумал я. Ну что ж, это будут честно заработанные деньги.

— Передайте Грантчестеру, что я желаю ему всего самого лучшего в том будущем, которое он проведет с тонким голосом.

— Не ожидал от вас такой жестокости.

— И не говорите.

Под действием таблетки Кейта Роббистона я проспал часа три или даже четыре. В конюшне тем временем царила привычная суматоха, и, когда наступило время ленча, я снова почувствовал себя мальчиком на побегушках. Подскочи в деревню за тем-то и тем-то, передай ветеринару пробы крови, забери из ремонта всякую всячину — и так далее и тому подобное. После ужина мы с Эмили легли спать. На этот раз вместе, и все было хорошо между нами, но потом, лежа в моих объятиях, Эмили призналась, что на душе у нее тяжело.

— Отчего? — спросил я.

— Думаешь, я не вижу, как трудно тебе, как ты заставляешь себя быть моим мужем?

— Но, милая, разве я не муж тебе?

— Нет. — Она поцеловала меня в забинтованное плечо. — Не притворяйся, тебе здесь плохо. Ладно, пусть все будет, как было, только приезжай ко мне иногда, хорошо?

* * *

Пэтси организовала проведение скачек. Все, с кем она сотрудничала, лезли из кожи вон, только бы угодить ей. По ее указанию примерно для сотни важных деловых гостей: кредиторов, поставщиков, землевладельцев — был устроен прием. Пэтси предусмотрела все до мелочей. Прохладительные и прочие напитки, программа скачек, билеты на огороженные места, фото для прессы, ленч, чай.

Челтенхемский ипподром, всегда отличавшийся дальновидной политикой, проявил — в память об Айвэне — всю возможную учтивость по отношению к пивоваренному заводу, главному спонсору соревнований начала сезона, привлекающих огромное количество зрителей. Пэтси сумела повести дело так, что совет попечителей ипподрома сбился с ног, выполняя ее распоряжения. Организаторские способности Пэтси, ее умение влиять на людей заслуживали всяческих похвал.

Для Пэтси отвели ложу спонсоров на трибуне ипподрома, уступающую разве только местам, отведенным для коронованных особ. Там Пэтси устроила приватный семейный ленч для моей матери, а своей мачехи, так что вдова Айвэна могла присутствовать на ипподроме, оставаясь в уединении.

Встретив мать при входе в здание клуба, я проводил ее в ложу спонсоров. Пэтси и здесь оказалась на высоте. Она обняла и поцеловала вдову своего отца. В одежде темно-серых тонов, означавших траур по Айвэну, Пэтси казалась сосредоточенной и деловитой. Яркий шелковый шарфик на шее лишь усиливал производимое Пэтси впечатление.

Чуть сзади Пэтси торчал Сэртис, прятавший от меня глаза. Переминаясь с ноги на ногу, он на долю секунды чуть прикоснулся губами к щеке моей матери и вообще вел себя так, будто тяготился своим присутствием здесь.

— Привет, Сэртис, — сказал я, не скрывая досады.

Он ответил на мое приветствие одним лишь виноватым взглядом и на пару шагов отступил назад. Сколько перемен за эти дни, подумал я.

Пэтси удивленно смотрела на нас обоих. Позднее, улучив удобный момент, она сказала мне:

— Что произошло между тобой и Сэртисом? Он слышать о тебе не может. Стоит мне упомянуть твое имя, как он норовит скрыться с глаз. Не понимаю, в чем дело.

— Сэртис и я достигли взаимопонимания, — сказал я. — Пока он держит язык за зубами, молчу и я.

— О чем?

— О том, что делал он в саду Грантчестера.

— Он говорил то, чего не думал.

Не думал! Я-то хорошо помнил, как Сэртис требовал от Джэззо бить меня еще сильнее, хотя Джэззо и так старался на совесть. Нет уж, Сэртис говорил тогда, что думал. Он мстил мне за то, что я выставил его дураком во дворе у Эмили.

— Все это время, — сказал я, — у меня не было сомнений, что именно Сэртис прислал ко мне вШотландию тех четверых бандитов, которые искали «Золотой кубок короля Альфреда», хоть сами и не знали, что ищут.

Пэтси отказывалась этому поверить.

— Не может быть! Но почему, почему ты так думал?

— Потому, что Сэртис сказал: «В следующий раз ты у нас завизжишь». И ты это слышала.

Пэтси помрачнела.

— Сэртис был не прав. Это была его ошибка. Я пожал плечами:

— Ты сама говорила всем и каждому, что я украл этот кубок. Сэртис, конечно же, поверил тебе.

— Ты не мог бы украсть.

В голосе Пэтси прозвучала убежденность, и я спросил ее, стараясь подавить свою горечь:

— Как давно ты поняла это?

Она не ответила на мой вопрос прямо. Она сказала мне правду окольным путем, и я понял, как несчастна она была все эти двенадцать лет.

— Он и так бы дал тебе все, о чем бы ты ни просил его, — вот что сказала мне Пэтси.

— Айвэн? — спросил я. Пэтси кивнула.

— Я никогда не взял бы ничего твоего, — сказал я.

— А я всегда боялась, что все будет наоборот, — Пэтси чуть запнулась, но решилась и добавила: — Я ненавидела тебя.

Больше она ни в чем не призналась, не просила у меня прощения, но в саду она назвала меня своим братом и в банке сказала: «Мне очень жаль. Прости меня». Может быть, все действительно теперь изменится...