Книга О возвращении забыть - Сергей Коротков

Пока она не умерла!

Кто он был, этот гад?!

Долго муж просидел у тела любимой женщины. Женщины, родившей ему свою копию, симпатяшку доченьку.

Дочь!

Инженера как током ударило. Как же она там, среди...

Он вскочил, вскрикнув от боли в застывших жилах. Держась за стены, двери в кровавых брызгах и разводах, поплелся к выходу, но застопорился. Жена! Вернулся, понял, что щёки щиплет от слёз, утёрся. Поискал взглядом тряпье, увидел полотенце, накрыл им лицо любимой. Отпрянул, замер. Снова наклонился, отогнул край материи и поцеловал женщину в лоб. Разве лишь лоб не был в крови! "Прощай, милая, прощай, моя хорошая!"

Ноги несли его со скоростью сломанного самоката. Как назло, конечности налились свинцом и не слушались хозяина. Черепахой он буквально вполз в детсад "Черепашка", не видя никого кругом, не слыша привычного многоголосья ребятни.

Дверь, лестница на второй этаж, снова дверь, раздевалка, знакомая группа. Никого. Разбросанные игрушки, листки бумаги, книжки. Разбитая чашка. Перевернутый трехколесный велосипедик, на котором детишки по очереди катались после сон-часа.

Инженер устало вышел, в раздевалке сел на скамеечку, открыл, скорее на автомате, чем осознанно, шкафчик с утёнком. Запасной носовой платочек. Сменные колготки сложены в углу, зеркальце в розовом пластике оправы. И одна туфелька. Одна! Их купили той осенью в универмаге в Киеве. Такие были только у нее, золотистые, из натуральной кожи, с лучиками солнца на взъёме. И сейчас в шкафу лежала только одна туфелька. Только одна! "Солнышко моё, ты где-е?"

Закончился вдовец-муж, включился отец. Мозг упорно не хотел понимать и принимать утраты. Мозг отключился, кипел, застывал, снова кипел. Как остолоп, как манекен он вышел из садика, еле передвигая ноги, безвольно опустив руку с зажатой в кулаке туфлей, сгорбившись и пустив из угла рта слюну. Рубашка порвана, в крови и грязи, брюки мятые, пыльные. Видок как у зомби, с которыми впоследствии ему не раз придется встречаться.

Он плелся ходячим трупом по асфальтной дорожке у здания детсада. Не заметил, как сделал три круга по территории. И тут его взгляд уперся в предмет возле трубы с древком высокого флага. Нет, не красное знамя, развевающееся от ветра, привлекло его внимание!

Взгляд стал осмысленным, глубоким и еще более жалким. Он наклонился и поднял вещицу. Голова задергалась, спина затряслась от тихого плача.

В его руках оказалась вторая туфелька, пара к той, что он нашел в шкафчике дочки...

Прошли годы, многие годы. Инженер стал сталкером по прозвищу Чертежник. Неплохим сталкером! Его знали многие, а слухи о нем и его истории ходили даже за пределами Зоны. Но он так и не нашел свою дочь! Было ясно одно: ее нет в живых.

И в память о ней, с любовью пронесенной сквозь десятки лет, уже пожилой отец снова и снова приходил в Мертвый город, в детский садик "Черепашка", ночевал здесь, проводя самые страшные часы суток в Зоне на месте, где последний миг своей жизни провела его дочурка, его ненаглядная кудряшка.

И чтоб звери и люди не гадили здесь, не глумились над этим святым местом, он тщательно и долго прибирался, наводил чистоту. Восстановил безопасность сада, ограждение, вымел мусор, поддерживал порядок в помещениях здания. И, отыскав "компас", замуровал его в трубе-колонне, рядом с которой последний раз видела свет и мир маленькая белокурая девочка - его дочь.

И никаким тварям, ни двуногим, ни прочим, не хотелось лезть сюда, быть тут, портить воздух и землю. Потому что "компас" источал отпугивающие, отворотные, ментальные волны. В этом артефакте воссоединились души его дорогих, любимых девчат...

* * *

Долговязая фигура в черном плаще, не вынимая острый конец посоха из агонизирующего тела в гнилой листве под кленом, чуть склонилась.

- Тихо, тихо! Уходи в землю, уходи в Зону! - монотонно шептал незнакомец, лицо которого было не различить из-за глубокого капюшона на голове. - Зона заберет тебя! Ты чужой здесь, иноземец! Нельзя сюда! Уходи-и!

С этими словами он сильнее надавил посох. Умирающий заморгал выпученными глазами на смуглом лице, рот скривился и покрылся кровавой пеной, лицо исказилось предсмертной гримасой.

Китаец выгнулся последний раз и затих.

Высокий незнакомец выпрямился, перекрестил убиенного, с легкостью выдернул пластиковую палку из его груди. Затем развернулся и пошел прочь.

Не забрал ни худой рюкзак, ни обрез МЦ-21, не обшмонал карманы мертвеца. Просто взял и исчез в надвигающейся темноте.

* * *

Бодайбо от увиденного, кажется, сам умер, впившись в ствол вяза и толстую ветку, на которой восседал в пяти метрах над землей. Он побоялся сглотнуть слюну, провожая косым взглядом черный плащ. Чего кривить душой, он пугался даже смотреть в спину незнакомца, бесшумно ускользающего вглубь аллеи.

"Призрак Черного сталкера! Верняк! Атас!" - мелькнуло в голове.

Наступила мертвая тишина. Во всех смыслах этого слова!

Сталкер сидел столько, что затекли ноги и поясница. Надо было срочно сваливать отсюда. Но куда? Ночь. Слева заглохла перестрелка, вправо ушел этот таинственный убийца. Прямо - лагерь интернационального сброда. Назад? Струсить и бежать? Не-е, надо найти Полтора, выяснить, где они, что и как! С татаро-монгольским игом их нет точно, сзади тоже - оттуда Бодайбо сам пришел. Значит, либо слева, где закончился бой, либо в тех мрачных строениях фабрики, куда уплыл черный плащ. "Ну уж нет, только не туда!"

Сталкер медленно слез с дерева, присел, прислушался. Китаёзы не торопились прийти и сменить своего часового или окликнуть его на худой конец.

"Конец-то, действительно, стал для него худым!" - мелькнуло в голове сталкера.

Он проверил, отключен ли КПК, чтобы не пискнул в ненужный момент, переложил оружие в другую руку и осторожно, почти на корячках пополз влево. Туда, где стреляли!

* * *

По лицу Зрячего тремя ручьями тёк пот. Ужасно не хватало воздуха и хотелось пить. Но еще больше хотелось жить! Хоть как, хоть где, но жить! А еще было очень страшно! Как никогда. Потому что в затылок ему, закрытый только банданой цвета хаки, упирался ствол, а твердый, сухой, строгий голос чужака овладел не только разумом свободовца, но, казалось, и его гениталиями. Зрячий ощущал, как тает и хладеет его "хозяйство" между ног, как слабо в коленях и шевелится от мурашек ткань штанов. Он чувствовал, что холодный металл на затылке - это некое продолжение и часть кого-то кошмарного и хладнокровного. И от этого лучшему следопыту "Свободы", попавшему так глупо впросак, становилось хуже и тошнее. И он "поплыл".

- Последний раз тебе вопрос! Сколько вас и зачем?

- Пятнадцать... было... щас одиннадцать осталось. На наемников напоролись. А здесь выслеживаем группу туристов-ученых с тремя сталкерами. Кажись, с ними Полтора. Ценное что-то ищут или, наоборот, пустышка, не знаю! Ищем их...