Книга Ты плоть, ты кровь моя - Джон Харви

– Под правдой ты имел в виду Дэйва? – спросила Хелен.

– Я не знаю, как его зовут.

– Это отец Сьюзен.

– Да.

– Дэвид Ални.

– Ты никогда о нем не упоминала.

– Никогда.

– И все думали, что это Тревор – отец Сьюзен.

Хелен кивнула, по-прежнему избегая его взгляда.

– И полиция, и я, все.

– Да.

– Но не сама Сьюзен.

– Я пыталась и от нее это скрывать.

– Но она знала.

Тут Хелен наконец посмотрела на него.

– Она нашла фотографию. Ей тогда было девять, десятый пошел. Копалась как-то в моих вещах, знаешь, как обычно дети копаются. И зачем я ее хранила, бог знает. Дэйв Ални, в этих своих брючках в обтяжечку, как в ползунках, в этаком эдвардианском костюмчике – воротник бархатный, пиджак удлиненный, сущий красавчик. – Она замолчала, чтобы прикурить сигарету. – Сьюзен спросила, кто это такой, и я ей все рассказала не подумав.

– Все?

– Да. Что он бросил меня, и ее бросил. Мы от него ни пенса не видели. Я, правда, и не просила. Я ей все это рассказала, да почему бы и нет? А потом порвала эту проклятую фотографию на мелкие кусочки прямо у нее перед глазами и выбросила в помойку.

Хелен глубоко затянулась сигаретой, задержав дым, потом медленно выпустила его.

– Господи, как же я была в него влюблена! До полного сумасшествия! – Смех ее прозвучал горько, самоуничижительно. – Мне всего шестнадцать было. Что я тогда знала, что понимала? Да ничего, даже ноги держать вместе толком не умела…

– Ты понимала вполне достаточно, чтобы сохранить ребенка; ты сама сделала выбор.

– Я очень боялась, просто в ужасе была. Насчет аборта, я имею в виду. А кроме того, родители именно этого и хотели, когда узнали. «Ты нас этим по рукам и ногам свяжешь, – заявили они мне. – Лучше избавиться и от того, и от другого». Мамочка поперлась со мной в школу, к директору, к врачу, ко всем. Она была просто неподражаема. Теперь живет в доме для престарелых, в Скарборо, в одном из этих старых огромных отелей на Норт-Клиф. Когда умер отец, у нее крыша поехала. – Несколько минут она молчала, думая о чем-то своем, потом спросила: – Извини, на чем я остановилась?

– На том, что ты решила оставить Сьюзен.

– Да. Мне еще повезло. Рожала я легко, она как будто просто выкатилась из меня. А потом, когда ей было шесть месяцев, появился Тревор – он в меня так втюрился, благослови его Господь, что готов был целовать землю, по которой я ходила. Первое время по крайней мере. Или это он от Сьюзен так балдел? Я теперь уже ни в чем не уверена. Так или эдак, но он был готов взять меня вместе с ребенком – готовая семья, больше не о чем беспокоиться. Вот я и решила: если я хочу стать нормальной и честной, то лучшего предложения мне не видать. Ну мы и поженились, в каком-то захудалом отделе записи актов гражданского состояния, без всякого шума, без гостей, только его родители и мои. И я стала нормальной и честной. В конце концов, не слишком высокая плата.

Элдер взял свой стакан. Хелен, кажется, плеснула туда более чем приличную порцию джина, что оказалось очень кстати.

– И как повела себя Сьюзен, когда ты ей все это рассказала?

– Ну как ты думаешь? Это ее совсем с панталыку сбило, бедняжку. Поначалу она все больше молчала, ни слова не говорила. Думала. Потом стала засыпать меня вопросами, все больше и больше, пока в конце концов не поняла, что я ни на один не намерена отвечать; после чего и перестала спрашивать.

– А ты не знаешь, с Тревором она об этом не говорила? Не спрашивала его?

– Нет, не думаю. Он бы сказал мне. Должен был сказать.

– Это тебя не удивляет?

Хелен сразу не ответила. Где-то начали бить часы – девять вечера.

– Теперь, если подумать, да, удивляет. Они достаточно часто ссорились, когда она стала постарше, Господь свидетель. Тревор иногда бывал чрезмерно заботлив, во все нос совал. Он вовсе не хотел надоедать, он ей только хорошего желал, однако… Это так выглядело, словно он изо всех сил старался самому себе доказать, что он хороший отец, который делает то, что требует от него родительский долг. Она, безусловно, могла ему про это проболтаться, просто вывалить на него это во время их очередной стычки, понимаешь, в запале, но нет, не думаю, что она ему хоть раз проговорилась.

– А ее настоящий отец, я имею в виду Дэйва, – она с ним хоть раз общалась?

– Нет, никогда.

– Ты уверена?

– Я бы знала об этом, не так ли?

Они прошлись по ближней стороне гавани, около западного пирса. Там болтались обычные рыбаки, несколько влюбленных пар обнимались на деревянных скамейках, пара мужчин в пальто и плоских шляпах выгуливали своих собак. Огни ресторана «Сэндсенд», сиявшие в миле от них, казались маленькими, словно замершими над волнами прилива. Хелен переоделась в серые вельветовые брюки и бутылочно-зеленую курточку с капюшоном; Элдер достал из багажника свой старый анорак. Любой обративший на них внимание решил бы, что это просто старые друзья, не более.

– Если бы я сразу рассказала тебе про Дэйва, это ровным счетом ничего бы не изменило, – говорила Хелен. – Ведь так? В смысле поисков Сьюзен. Что бы это вам дало?

– Не знаю. Ты, вероятно, права, но я просто не знаю. Конечно, мы бы заинтересовались этой информацией, отследили бы и эту ниточку, наравне со всеми остальными…

– И когда бы она вас ни к чему не привела, тогда что?

Элдер не ответил. Остановившись в середине пирса, они наблюдали, как из гавани выходит на ночной лов рыболовное судно, сияя ходовыми огнями.

Когда Хелен повернулась, чтобы идти дальше, Элдер остался там, где стоял.

– Дэйв Ални, – сказал он. – Что с ним потом было?

– Откуда мне знать?

– Он просто исчез?

– Вроде того. Свалил на другой конец света при первой же возможности.

Элдер вопросительно уставился на нее.

– В Новую Зеландию. Прислал мне оттуда открытку, одну-единственную, привет из ниоткуда после двух лет молчания. Карори, так, кажется, это место называется. «Теперь я живу здесь. Надеюсь, у тебя все в порядке. Дэйв». О Сьюзен даже и не упомянул, ублюдок поганый. – На глазах у нее были слезы. – Я ее прямо сразу сожгла.

– Сьюзен ее не видела? И не знала об этом?

– Ей тогда было два годика.

– И потом ты тоже ей об этом не говорила? После того, как она нашла фотографию?

– А зачем? Ей и так было тяжело.

Злость на него у нее так и не прошла, обида, круто замешенная на слезах.

– И с тех пор ты о нем больше не слышала? Совсем ничего?

– Ни слова.