Книга Москаль - Михаил Попов

— Ну? — спросил тот, в свою очередь пытаясь владить лист в конверт.

— Кто тебе его дал?

— Дочка. Дочка этой бабки, Янины Ивановны Гирнык. Регина Станиславовна.

— Нет тут какой–нибудь… Короче, не выдумка? Не подлог какой–нибудь?

Рыбак медленно пожал плечами, словно ими и думал в этот момент.

— А на кой ей подлагать?

Елагин встал было, но снова сел.

— Значит, правда. Хотя слишком как–то… — Он повернулся к Патолину. — Ты ведь тоже ездил? Как она тебе? И почему сразу не отдала?

Игорь вытер ладони о комбинезон:

— Старуха еще была жива. Они, конечно, хотели отмыть память своего мужа и отца… Да и я тогда в этом направлении не копал. Для меня было главным — установить, чей ребенок Дир Сергеевич. От капитана Мозгалева или все же от любовника Клавдии Владимировны, этого хохла, который вилами заколол капитана. Я выяснил, что не от него — ну вы помните, там было несовпадение по срокам. Мы решили, что вдова нагуляла второго сына уже в Челябинске или где там.

Патолин продолжал вытирать руки. Кастуев, все это время нехорошо облизывавшийся, тоже вступил в разговор:

— Что–то я не верю!

— Во что ты не веришь, Юрко? — спросил со смешком Роман Миронович.

Кастуев даже не посмотрел на него.

— Не верится, вот и не верю. Представьте, Западная Украина, крохотный городишко, все всех знают, есть четыре друга, к одному из них неровно дышит жена москальского офицера. Офицер идет разбираться с парубком, его закалывают вилами на пустыре за мельницей. Парубка тут же арестовывают, судят и сажают.

— Ну?

— Мне не верится, что после такой развязки трое закадычных друзей парубка не зарываются в землю, не сидят ниже травы, а начинают по очереди навещать несчастную вдову. Наша западенская бабушка утверждает, что вдовушка чуть ли не сама их зазывала. Клиника какая–то.

— Почему клиника? — не согласился Патолин. — Сама! Извращенное чувство вины. Если, как утверждает западенская бабушка, Клавдия Владимировна сама добилась Сашка, то мужа, значит, не любила и себя считала виновницей всего, что произошло.

— Странный способ возмещения убытков, — заметил Кастуев.

— В жизни, хлопцы, и не такое бывает, — высказался и Рыбак.

— А нам–то ты зачем письмо показал? — набросился на него Елагин. — Нам–то зачем это знать?

— Одному знать тяжело. А я и отдать не могу. Что хотите со мной выполняйте — не могу.

Кастуев снял с пояса флягу и крупно отпил из нее.

— Так что же это получается? Что Дир Сергеевич у нас хохол?!

3

— Вот я и пытаюсь понять, когда и почему племенная мысль переходит в мировую. Почему одним народам дано в своей коллективной душе переварить свои почвенные кошмары в величайшие, общезначимые идеи. Хотя как первооснова нужны именно племенные бредни: ведь мировые книги прежде всего насквозь национальны. Ты же знаешь, я занимался генеалогией империй, и вот вывод: явный размер государства — далеко не всегда гарантия такой возвышенной мутации национального творческого гения. Крохотная Греция и здоровенная Персия, но побеждают греки, и грек же пишет трагедию «Персы». А через сколько–то лет выясняется, что именно Греция была империей по сути и лишь со временем конвертировала внутреннее содержание в размеры мирового влияния. Сначала голова, потом тело. То же у англичан. Сначала Шекспир, потом империя, над которой не заходит солнце. У римлян, наоборот, несколько сот лет механического военно–административного расширения и только потом какой–то Гораций–Овидий. Мы развивались по римскому образцу, не по греческому. Ползли, ползли вширь, почти безмозгло, а потом шарах — XIX век! За что нам Пушкин с Толстым, не успели заслужить ведь, нам как будто искусственно впрыснули гениальность в национальный генотип, чтобы уравновесить внезапную геополитическую гигантскость. Еще за поколение до «Онегина» у нас было «Екатерина Великая, о! Поехала в Царское село!». Надо, чтобы бесконечное внешнее усиление было уравновешено достаточной внутренней глубиной. И почему я уже полчаса распинаюсь перед лучшим другом, а он никак не соберется меня предупредить, что тут свора ничтожных ублюдков задумала сыграть со мной отвратительную шутку!

4

— Так кто тебя надоумил ехать в Дубно? Или велел? Сам бы ты ни за что не полез в это дело.

Роман Миронович медленно сложил из пальцев правой руки фигу и вяло показал ее майору.

— Что это значит?

— Это значит, Сашку, что я все расскажу тебе завтра.

Кастуев и Патолин напряженно наблюдали за этой сценой, одновременно поглядывая в сторону горной прогулки Дира Сергеевича и Кривоплясова.

— А никакого «завтра» не будет, — проронил майор. Никто не понял, что он имеет в виду, да он и сам почувствовал, что загадочная фраза нуждается в расшифровке. — «Завтра» не будет, потому что не будет «сегодня». Мы отменим вечернее шоу. Скажу честно, я перестал понимать, что тут у нас происходит, даже Рыбак знает что–то такое, что мне неведомо. И ничего не расскажет, хоть пытай. Правда, Роман?

Рыбак вздохнул и понурился.

— А в такой ситуации лучше ничего не предпринимать. Да и противно как–то. Игорь, позвони Бобру. Отбой! Всю ответственность беру на себя. Когда они вернутся, — Елагин махнул в сторону гуляющих друзей, — я сам расскажу Диру все. Убить меня он не убьет, что он вообще может сделать мне или кому–то? Как все могло дойти до такого бредового состояния?! Жуткая, тупая инерция, шаг за шагом — и ты уже по горло в болоте. Надо было все отменять, уже когда он только захотел сюда прилететь. — Майор подошел к спутниковому телефону. — Только вот сделаю один звонок.

Майор приложил трубку к уху. Сигнал долго добирался до московской земли.

— Алё, кто это? Кто это, спрашиваю?! Где Тамара? Спит? А вы кто? Подруга? Какая еще подруга?! Где Сережа? Что значит нет? Где он? Послушай, подруга, я сейчас подъеду и ноги тебе выдерну! Разбуди Тамару. Позови Сережу. «Кого–кого»? Сына. Тамариного! Куда пропал, что значит пропал?! Я знаю, как он пропадает! Скажи, чтобы он мне позвонил. Номер останется на трубке. Почему это не позвонит?! Слушай, подруга, ты налей себе еще и выпей, может, протрезвеешь, ты… Кто звонил? Сережа у них? Так и сказали? Женским голосом? Сказали, чтобы я не дергался? Так и сказали? Погоди. Погоди! Ты где?!

Елагин еще раз набрал номер.

Потом еще раз. Было понятно, что это напрасная трата сил.

Майор медленно пересек площадку, сел на камень спиной к Рыбаку. Никто не решался нарушить молчание. Майор заговорил сам. Он уже овладел собой.

— Я должен был это предвидеть. Если он решился расстрелять целый взвод народу, что ему стоит похитить мальчишку? Как раз накануне нашего отъезда. По идее, я должен был узнать об этом еще вчера. Просто Тамара потонула в своей водке, и, если бы не эта подруга, никто бы и не позвонил. Ай да «наследник», недооценивал я тебя! — Майор растерянно и жалко усмехнулся. — По правде — не знаю, что теперь делать. Я в капкане!