Книга Тигр в камуфляже - Лев Пучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я скоро уеду, — признался Иван и слегка засмущался, будто бросал недавнего напарника на произвол судьбы. — Ну, я сказал тебе, почему так… А вы с ним останетесь. В общем, от тебя требуется примерно следующее…
Время текло незаметно. Себастьян не считал дни — незачем было. Он жил в пещере, некогда облюбованной семьей Мушаевых, несколько переоборудовав интерьер: завалил вход камнями, оставив узкий лаз, достаточный для того, чтобы человек мог протиснуться через него ползком. Снаружи лаз был совершенно незаметен — в обычное время диверсант приваливал его здоровенным булыжником.
Таким образом, никто не мог напасть врасплох и убить стража Вершины.
Ежедневно он выходил на разведку — обследовал местность на предмет выявления следов нежелательных посетителей, которые могли бы попытаться залезть на вершину горы. Следов не было — в течение многих лет никто не пожелал навестить Себастьяна и доставить ему хлопоты. На десятки километров вокруг простиралась каменная пустыня, разбавленная лишь несколькими высокогорными пастбищами, на которых уединенно проживали дремучие скотоводческие кланы.
Памятуя о старом добром правиле «Не гадь в собственном доме», диверсант почти никогда не обижал «соседей». Для пополнения запасов провианта он периодически спускался в предгорье и крал овец. Это было сопряжено с довольно значительными трудностями — горцы хорошо охраняли свое мясо и шерсть.
На выпасе и в кошаре — всюду нежное овечье мясо окружали здоровенные свирепые волкодавы и зоркие глаза, отягощенные стволами с картечью. Стволы имели обыкновение стрелять с удивительной меткостью даже в полной темноте — на звук, что называется, а волкодавы обладали отменным чутьем, позволявшим определить приближение вора за версту. Эти факторы заставляли диверсанта приспосабливаться к условиям существования и придумывать разнообразные ухищрения. Несколько раз его драли волкодавы, на теле остались многочисленные шрамы от картечин, вылетавших из пастушьих ружей, — но в конечном итоге Себастьян приобрел все повадки хитрого и опасного зверя, против которого крепкие клыки, собачий нюх и меткий глаз стрелка бессильны. Он стал частью этой природы, ее естественным фрагментом, не подлежащим отторжению…
Однажды ранней весной, возвращаясь из очередного рейда в предгорье, Себастьян наткнулся на троих волчат, непредусмотрительно оставленных матерью в норе, — видимо, волчица пошла раздобыть провианта для чад и удалилась на значительное расстояние.
Щенята были еще совсем беспомощные, но тем не менее вели себя очень храбро: отчаянно бросались на руку диверсанта и на полном серьезе пытались загрызть палец, которым Себастьян их дразнил. Растроганный поведением пушистого воинства, он покормил зверьков свежим овечьим мясом, обрел с ними душевный консенсус и пару часов провел возле норы, развлекаясь с живыми игрушками. Закончилось сие приятное времяпровождение весьма трагически — вернулась мамаша и без разговоров напала на непрошеного гостя. В первую же секунду схватки разъяренная мать прокусила ему до костей предплечье руки, державшей кинжал, — человек выронил оружие и вынужден был драться со зверем на равных: поднимать кинжал не было времени. Вредная фурия чуть не задрала диверсанта насмерть — в последний момент тот изловчился и сомкнул крепкие челюсти на ее шее, зарычал по-звериному и в буквальном смысле перегрыз врагу горло.
После той памятной встречи Себастьян недели две отлеживался в своем логове — долго заживали раны, полученные в драке с волчицей. Щенят он забрал с собой — оставшись без матери, они были обречены на скорую смерть.
Когда звери подросли, диверсант стал брать их с собой в рейды. Волки очень быстро переняли повадки человека — вместе оказалось гораздо легче и безопаснее охотиться. Теперь Себастьяну не нужно было придумывать разнообразные ухищрения, чтобы перехитрить волкодавов и пастухов предгорья. Звери выскакивали ночью как черт из преисподней и оттягивали все внимание на себя — тем временем диверсант спокойно задирал нескольких овец и убирался восвояси.
К концу года выявилась небольшая проблемка: троица оказалась неоднородной в половом отношении. Себастьян поначалу не обратил на это внимания, но вскоре выяснилось, что у него в пещере живут два кобеля и сучка: у сучки началась течка, а кобели принялись ежедневно драться друг с другом за преимущественное право обладания дамой. Спустя два месяца на свет появились пятеро волчат, которых Себастьян, незаметно для матери, прозорливо выбросил по одному в ущелье — пока глаза не открыли. Волкопоголовье следовало регулировать, иначе в скором времени образовалась бы большая стая, справиться с которой ему было бы не под силу. Нет, так поступать он будет не всегда — настанет день, когда стареющим серым потребуется замена. Тогда он оставит в живых очередной приплод и будет учить его уму-разуму…
Шли годы. Диверсант существовал в размеренном ритме, не требующем напряжения интеллекта и исключающем проникновение извне каких-либо деструктивных факторов психологического характера. Все, что нужно, он добывал с помощью своих серых соратников. Трое первых, некогда отнятых у матери, со временем одряхлели и как-то незаметно сдохли. Себастьян не обратил на этот факт никакого внимания — рядом подрастала следующая смена из ежегодного приплода.
К людям диверсанта не тянуло. Со временем он оброс густыми рыжими волосами, отвык разговаривать и вообще одичал, общаясь только с хищниками.
Иногда он спускался к высокогорной точке, куда в свое время отнес люльку с ребенком. Не то чтобы любопытство одолевало, а так — какое-то странное чувство сопричастности заставляло интересоваться судьбой маленького Саида. Себастьян выбирал дни, когда ветер дул из ущелья в сторону пастбища — в такие моменты чуткие сторожевые псы не могли уловить его запах, и он подолгу сидел в кустах, наблюдая за жизнью скотоводов.
Горцы не отвергли невесть откуда свалившееся дитя. Саид рос здоровым парнем и пользовался любовью семьи наравне с законнорожденными детьми.
А время шло, летело время… Вскоре маленький горец вырос в большого симпатичного мужика и привез из предгорья красавицу жену. Когда у них родился первенец, Себастьян на неделю забросил все дела и неподвижно лежал на краю плато, принюхиваясь к запахам жилья, до рези в глазах всматриваясь в старенький бинокль — старался уловить черты лица новорожденного, которого мать часто выносила погулять на свежий воздух. Цикл жизни не прервался. Вырос младенец, оставленный в живых человеком, безжалостно вырезавшим его род. Появился другой младенец… Диверсант чувствовал свою сопричастность с этой ниточкой Судьбы.
Эти люди не были для него чужими… В очерствевшей дикой душе шевелились какие-то странные чувства, ранее никогда не испытанные. Что это за чувства, он понять не мог, не было рядом человека, который сумел бы объяснить двуногому хищнику, что стая не в состоянии заменить человеку семью — сердце его навсегда остается с людьми…
Руслан лежал на фуфайке, забравшись в высокий овес с тыльной стороны дачи Бабинова, посматривал на часы и лениво прогонял варианты экстренного реверсирования. Он не сомневался, что в самое ближайшее время одним из таких вариантов предстоит воспользоваться. Агент чувствовал, что на каком-то этапе своей непродолжительной деятельности в данном регионе он допустил ошибки.