Книга Русский закал - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они будут стрелять вдогон, – стараясь сохранять спокойствие, ответил я, – и могут убить ее.
– А ты петляй, как заяц среди елок.
– Но она не удержится на платформе! – крикнул я.
– Закрой пасть и делай, что я тебе говорю! Со мной ты пока живешь, а они прикончат тебя сразу!
Он высунулся из кабины и повернул голову назад:
– Эй, подруга! – закричал он, проявляя странную заботливость. – Ложись! На живот, лицом вниз!
Она поняла его и тут же легла на доски, только привязанные к стойке руки были неестественно вывернуты и приподняты над туловищем.
Я, насколько мог, увеличил скорость. Картавый убрал автомат из-под моего бока, положил на колени, снял предохранитель, вытянул ноги вперед, вдавливаясь в сиденье. По шоссе, в нашу сторону, шли трое афганцев с автоматами в руках. Я начал притормаживать, съехал на обочину, но не останавливался.
– Скажи им что-нибудь!
– Знаю, не учи!
Он, высунувшись в оконный проем, приветственно поднял руку. Афганцы вяло махнули в ответ. Мы на малой скорости проехали мимо них. Один из моджахедов помахал стволом автомата, показывая мне, чтобы я остановился. Картавый, жестикулируя, начал что-то ему объяснять. Афганец отрицательно покачал головой и еще более убедительно помахал стволом. Картавый заговорил с ним громче, показывая рукой куда-то вверх. Кажется, он говорил ему, что мы подъедем прямо к дому длинноволосого.
– Жми, мать твою! – неожиданно перешел он на русский, и я ударил по педали акселератора. Дряхлый автомобиль ошалел от такого категорического требования, взвыл, как слон, и рванул по разбитой дороге как телега, пущенная под откос с горы.
Я уже не оглядывался и только молил в уме бога, чтобы он сохранил жизнь несчастной девушки, скорчившейся на досках платформы. Моджахеды, к счастью, отреагировали не сразу. Они, должно быть, еще несколько секунд соображали, что произошло, после чего принялись палить.
Я крутил баранку из стороны в сторону, объезжая колдобины, на которых Валери запросто могла бы поломать себе позвоночник, и «Тойота» петляла, как заяц между елок. Нам моментально пробили задние и, кажется, одно переднее колесо, и я едва удерживал машину на дорожном полотне. Всего за несколько секунд три автоматчика превратили бы машину в дуршлаг, но нас спас очередной скальный выступ, куда круто сворачивала дорога. Скала прикрыла нас своим каменным телом от неминуемой гибели. Еще два-три километра мы мчались как бешеные; я высовывался из кабины и оборачивался, но не мог понять, жива Валери или нет, потому что она не реагировала на мои крики, а адвокат, стоя на коленях, косил глазами, с ужасом глядя на свое окровавленное предплечье.
– Молоток! – сказал картавый, ударяя меня по плечу и снова упирая мне в бок автоматный ствол.
Вскоре, что было совершенно естественно, заглох мотор, и я, как ни пытался, завести его не смог. Кажется, это была последняя спринтерская дистанция в жизни «Тойоты». Укатали сивку крутые горки.
– Выметайся, – приказал картавый.
Я кинулся к Валери. Она оставалась неподвижной до тех пор, пока я не отвязал ее от стойки и не поднял на руки.
– Кирилл, – прошептала она, – это кончится когда-нибудь?
Я боялся, что ей не хватит мужества вытерпеть все пытки и унижения картавого до того момента, когда я смогу обезоружить его, и она совершит какой-нибудь безрассудный поступок, который погубит ее.
– Адвокат ранен, – сказала она. – Опусти меня, я могу стоять, и помоги ему.
Пока картавый оказывал первую медицинскую помощь продырявленным в нескольких местах рюкзакам, затыкая дырки, через которые мог высыпаться порошок, я перевязал носовым платком адвоката его предплечье. Похоже, пуля прошла навылет, но кровь хлестала из раны мощными толчками, обильно смачивая рукав куртки. Я наложил жгут выше раны из нескольких слоев веревки, и кровотечение остановилось.
– Как вы себя чувствуете? – спросил я, помогая ему спрыгнуть с платформы.
– Голова немного кружится. Как вы думаете, Кирилл, это опасно? – И он покосился на бурую повязку выше локтя.
– Пустяки, – подбодрил я его и взвалил на себя рюкзак. – В мое время с таким ранением офицеры даже не ложились в медсанбат.
Картавый тем временем скинул с платформы второй рюкзак, оперся в дверную раму и покатил автомобиль к глубокому кювету, толкнул еще раз и каким-то восторженным взглядом проводил «Тойоту» в последний путь. Она, подпрыгивая на булыжниках, скатилась в кювет, хряпнулась передком, деформированная крышка капота на пружинах взлетела вверх и закачалась, словно помахивая нам на прощание. Однако картавому этого показалось мало. Он присел, чтобы лучше видеть бензобак, и выстрелил по нему очередью.
Я почувствовал, как Валери вздрогнула от грохота взрыва. Пламя с треском стало пожирать лаковое покрытие кабины. В лицо дохнуло жаром, словно из доменной печи. Мы, как по команде, прикрыли глаза руками.
– Все, уходим! – закричал картавый. – А вам, правовед, особое приглашение требуется? Почему рюкзак еще не надели?
– Рамазанов ранен, – сказал я, – и не может нести рюкзак.
– Ты считаешь, что не может? Все беды на земле, динозаврик, оттого, что мы часто недооцениваем собственные возможности. Вот, к примеру, я. Поверишь ли, что в школе я был самым хилым мальчиком, и всякий считал своим долгом отвесить мне подзатыльник? А я молча терпел, глотая слезы, потому что был убежден в превосходстве других над собой.
Он неожиданно развернулся на каблуках и коротким ударом в солнечное сплетение заставил адвоката согнуться вдвое. Тот таял, как тесто в руках пекаря, опуская голову все ниже и ниже. Я подхватил его под руки, иначе бедный адвокат рухнул бы на асфальт и наверняка вдобавок получил бы удар ботинком.
– Ну как, вы уже поверили в свои силы, господин адвокат? – спросил картавый. – Молчите? Молчание – знак согласия. Что ты поддерживаешь его, как бюстгальтер сиськи, не упадет он. Помоги ему лучше рюкзачок надеть.
– В общем, так, ублюдок, – с трудом произнес я, потому как в моем горле клокотал вопль гнева и бешенства. – Он ранен и нести рюкзак не может. Если ты снова тронешь его, я не сделаю ни шага, можешь меня сразу пристрелить, и тогда ты подохнешь на этом кокаине.
– Вас ист лос? – картавый поднял брови. – Снова бунт на корабле?
– Не надо, я прошу вас, – прошептал адвокат и склонился над рюкзаком. – Я могу нести, рана в самом деле пустяковая. Уже нет крови, и боль почти прошла.
– Ай-я-яй! – картавый покачал головой. – Нехорошо унижать человеческое достоинство. Ты принуждаешь интеллигентного человека демонстрировать свою слабость, вызывать к себе жалость, пытаешься пробудить в нем самые низменные пороки. Но он – умница! – оказался человеком мужественным и не поддался на провокацию. Я горжусь вами, страж законности и правопорядка!