Книга Роман на Рождество - Элоиза Джеймс

Поппи смотрела на него, чувствуя, к своему ужасу, что ее глаза наполняются слезами. Французские куртизанки не плачут, лежа в постели с мужчиной! Устыдившись, она шмыгнула носом и постаралась рассуждать так, как подобает француженке. Но тут Флетч, ее милый Флетч, поцелуями осушил влагу на ее лице, и они вновь слились воедино. Поппи забыла о своих тревогах, стараясь поймать ритм их общего танца. Поначалу это не очень получалось – она отставала. Флетч двигался энергично, равномерно, глубоко погружаясь в ее лоно, она же извивалась по ним, стараясь задержать его натиск, столь желанный и сладостный.

Осознав тщетность этих попыток, Поппи отдалась ритму и предоставила все Флетчу. Через несколько мгновений она рванулась навстречу его движению, выгнулась дугой – Господи, вот оно, блаженное ощущение упругого давления внутри, оно нарастает… Флетч глухо застонал и откинул голову назад.

Это была их общая победа, победа Флетча и Поппи.

Ее глаза опять наполнились слезами, да и как могло быть иначе? Их тела двигались в унисон, распаленные страстью, покрытые испариной, но такие прекрасные в своей естественности. Охрипший, задыхавшийся Флетч бормотал слова любви, тоже прекрасные и естественные.

Прижимаясь к нему, Поппи с трудом удерживала слезы, когда он начинал ее целовать, вернее, когда они оба целовали друг друга. С каждым мгновением она двигалась все быстрее и быстрее, пока разум не покинул ее окончательно. С ее губ сорвался крик, и она со всеми своими идеалами, муками плоти и любовной испариной рассыпалась на тысячи мелких осколков.

Глава 49

На следующий вечер

– Вот и вечер сочельника, – произнес Вильерс. Его голос был так слаб, что он едва сам себя слышал. Что это означало? Он не стал тратить силы на размышления, потому что и так знал ответ, чувствовал его каждой клеточкой своего измученного болезнью тела и принимал свою судьбу. – Прочтите, пожалуйста, еще раз то предание, – попросил он Шарлотту.

Удивительно, но только эту худенькую, умную, не дававшую себя в обиду старую деву хотел видеть герцог у своего смертного одра.

Она позволяла себе дерзить, иногда даже могла прикрикнуть на него, но Вильерс не помнил случая, чтобы Шарлотта плакала, хотя несколько раз он замечал слезы в ее глазах.

– Я уже говорил, что собираюсь на вас жениться? – пробормотал герцог.

– Берегитесь! Если выздоровеете, я могу поймать вас на слове и выйти за вас из мести, – пошутила Шарлотта. – Впрочем, я уверена, что вы откажетесь от своего намерения, когда оправитесь от болезни.

– Тогда вы сможете подать на меня жалобу о нарушении обещания жениться.

– Какую же я, по-вашему, получу компенсацию?

Ох, как трудно было сосредоточиться и ответить на вопрос, все равно что плыть в патоке, но герцогу нравился этот беззлобный обмен колкостями, поэтому он напрягся и подсчитал:

– Пожалуй, я заплатил бы вам не менее тридцати шести тысяч фунтов. Как видите, я богат.

– Так много?!

– Да, – не без гордости сказал Вильерс. – Образумьтесь, пока не поздно, и выходите за меня.

– Вы для меня слишком стары, – парировала Шарлотта. – И посмотрите на себя – вы тощий, как щепка!

Вильерс хотел ответить какой-нибудь непристойной шуткой, но не смог вспомнить ни одной. Он был теперь очень далек от плотских желаний, хотя прежде никогда не слышал, что с приближением смерти влечение к женщине исчезает. Увы, в смерти вообще много такого, о чем узнаешь только на смертном одре…

– Тогда почитайте мне ту историю еще раз, – повторил он свою просьбу.

– Которую?

– О ночи, когда родился Иисус.

– Да, помню, о рождественской ночи, – улыбнулась Шарлотта. – Ах, эта ночь действительно волшебная. Мне любила о ней рассказывать бабушка. Только рождественской ночью животные обретают способность разговаривать между собой.

– О Рождестве есть у Шекспира, – заметил Вильерс. И неожиданно для него самого в памяти легко, словно по благословению Божьему, всплыли слова: – «Всю ночь святую не смолкают птичьи трели, и дух нечистый не смеет беспокоить живые души…» – Герцог запнулся, вспоминая, потом продолжил: – Там есть еще строка: «Ни фея добрая, ни ведьма не имеют власти над чародейством, так почитаема и благодатна пора святая».

– Вам больше по душе Евангелие от Луки? – спросила Шарлотта.

– Да, пожалуйста, прочтите то место про постоялый двор и архангелов, – кивнул больной.

Шарлотта начала читать своим чистым проникновенным голосом древнее предание, и Вильерс уцепился за знакомые с детства, дорогие сердцу слова, как за спасательный трос, протянутый из мира живых.

– «И на шестой месяц послал Господь архангела Гавриила в Галилею…»

Глава 50

За окнами сгущались сумерки. Завывания бури прекратились, но снегопад продолжался. Оставив на время гостей, Поппи вошла в эркер, придвинулась к самому стеклу и стала разглядывать огромный парк, окружавший дом. Там, где накануне высились голые, без листьев, живые изгороди, возникли мягкие линии сказочного снежного пейзажа, испещренного причудливыми тенями. Под падавшим из окон светом снег блестел, словно осыпанный бриллиантами, в тени же казался мягким, как бархат.

Поппи каким-то шестым чувством ощутила, что Флетч рядом, хотя он еще только приближался к ней. Казалось, их связывала какая-то тончайшая, дрожавшая от напряжения ниточка: даже не поворачивая головы, герцогиня знала, что Флетч близко, что он идет к ней.

Остановившись сзади, он обнял ее за плечи, прижался щекой к затылку.

– А вот и ты, – произнесла она своим низким и хрипловатым «французским» голосом.

– Поппи… – выдохнул Флетч, приник к ней всем телом и начал ласкать.

Поппи почувствовала его возбужденную плоть, и ее, словно молния, пронзило желание.

– Я так люблю, когда на тебе нет кринолина, – прошептал он ей на ухо. – Но у нас беда, дорогая, – теперь я не могу выйти к гостям.

– Почему?

– Потому что на мне камзол открытого фасона и все увидят, в каком я состоянии.

– Не волнуйся, кого-кого, а Джемму этим не шокируешь.

– Как бы она не лишилась рассудка от похоти.

– Джемма уже видела тебя таким, – фыркнула Поппи.

– Не очень-то рассчитывай на ее благоразумие, – хвастливо парировал герцог.

Не оборачиваясь, Поппи положила голову ему на плечо. «Как безнадежно глупы и самодовольны эти мужчины», – вспомнились ей слова Джеммы.

Флетч обнял жену за талию и принялся поглаживать ее по спине.

Прошло несколько минут.

– Ты должен сейчас же это прекратить, – потребовала обеспокоенная герцогиня.