Книга Будни добровольца. В окопах Первой мировой - Эдлеф Кёппен

прилягу. Если что, будите.

Райзигер не может найти свой брезент. Просит телефониста дать свечку и осматривает отдельные лежанки. Может, стырил кто-то?

Обходя спящих, он вдруг забывает, что искал.

Вспоминается ночь под Аррасом, когда он увидел своих первых мертвецов. Вот такие же выцветшие белые лица.

И вот всё повторяется. Впечатление настолько сильное, что не можешь сразу решить, живы они или нет – эти люди, растянувшиеся на грязном брезенте.

Эти лица. Словно выгоревшие кратеры. С острыми краями. Эти вздернутые тонкие носы, острые скулы, глубоко запавшие глазницы, сжатые или слегка приоткрытые рты. И все белые, белее мела.

Непостижимо.

Зачем всё так?

Старый канонир Дитрих роняет одну руку на землю. Толстая узловатая рука с короткими пальцами. На одном из них довольно широкое обручальное кольцо красноватого цвета.

Зачем здесь лежит этот канонир Дитрих?

Рядом врач, доктор Винкель. Еще страшнее смотреть. Он весь разложился. Определенно мертв. А зачем ему быть мертвым?

Зачем?

Два унтер-офицера рядышком. У одного рука оказалась под плечами соседа. И вот он ее вытаскивает и кладет ему на шею. Кажется, словно он хватает его за глотку.

Но нет, она белая и твердая.

Если б только понять, зачем это всё?

Райзигер медленно возвращается к столу. Он знает, что там, в глубине пещеры, в темноте, их лежит еще больше! Там Шмидт и там еще двое молодых артиллеристов – девятнадцатилетние, прибывшие совсем недавно. Он больше не в силах смотреть. Всё вокруг словно кричит ему: «Зачем? Зачем, зачем, зачем!»

Гудит телефонный аппарат. Оператор подносит трубку к уху, вслушивается и говорит: «Зачем?»

Что происходит?!

Нечто скребет Райзигера прямо по нервам.

Он роняет свечу, быстрыми шагами подходит к Горгасу и кричит ему:

– Зачем они говорят «Зачем»?!

Горгас вскакивает. Приподнявшись, он глядит удивленно, бормочет:

– Зачем я говорю «Зачем»? Из полка спрашивают, нужны ли еще боеприпасы. И тогда, герр лейтенант, я спросил зачем. – Закончив, он беспомощно уставился на Райзигера. Разве нельзя спросить зачем?

Райзигер вытаскивает из кармана шинели расплющенную сигарету. Разламывает напополам и делится с Горгасом. Хлопает его по плечу:

– Да садитесь вы. Я просто спросил, что происходит.

Курят. Всего четыре затяжки, и сигарета заканчивается.

Райзигер поворачивается, чтобы вернуться на лежанку.

Но зачем-то идет к выходу из пещеры, наружу.

Звездное небо. Двое часовых присели у входа, насвистывают. Время от времени далеко впереди появляется вспышка. Но на их участке ни одного разрыва.

Вот Большая Медведица. Кассиопея. Большое W.

Большое W…

Райзигер пробует этот звук губами, вслушиваясь.

– Большое W… W… W… W… – сам себя обрывает: – Райзигер, ты спятил.

Холодно. Хочет вернуться в пещеру. «Большое W… Большое W… – он смеется, – большое W значит… Большое W… Большое W… Большое… так, значит, оно значит…»

– Горгас, у вас есть еще сигарета?

Горгас обшаривает все карманы и даже подкладку фуражки:

– Нет, герр лейтенант, всё кончилось.

«Большое… Большое…»

Естественно. Есть только одна заглавная буква W. Это бессмысленно, это бессмысленно. Зачем? Зачем?

И вот висит оно здесь над нами, и над всеми окопами, и над всеми позициями батарей, и над всеми штабами, и над всеми высшими командованиями – висит это W. Это W – зачем?

Это открытие обрадовало Райзигера. Он хочет разбудить доктора и рассказать ему. Но Шмидт не поймет. Он еще слишком молод. Зачем его спрашивать «Зачем»?

Есть старое правило: никого не надо будить на фронте без необходимости. Дайте человеку поспать.

Где, черт возьми, брезент? Всех этих размышлений наверняка не появилось бы, если бы брезент лежал на кровати.

Но это уже всё равно. Можно накрыть колени шинелью и оставаться в сапогах. Райзигер засыпает.

Сквозь сон он еще слышит, как Треббин сменяет Горгаса. Итак, уже два часа ночи…

9

Три часа спустя. Пять часов утра. Двое часовых у входа в пещеру лежат на животах. Их уже видно в сумерках, всего час – и их отзовут с поста.

Они смотрят за край горизонта, в сторону противника, а там движется земля. На бледно-сером небе в шести, а вот уже и в восьми точках участка вырастают черноватые блоки. Или черноватые горы. А может, дома с фронтоном выше человеческого роста, медленно растущие, всё выше и выше.

Оба часовых никогда в жизни не видели танка.

Но они знают: это танки.

Там, где сейчас ползут эти черные блоки, спустя секунды после их появления – там наша передовая линия пехоты.

Почему пехота не стреляет?

У часовых противотанкового взвода фактически лишь один приказ – как только показывается танк: «К орудиям!».

Часовые вжимаются в землю, таращась вперед.

Вот один танк, другой, пять, восемь, одиннадцать, вот еще два.

Непостижимо.

Хотя нет, вполне постижимо: начинается огневой налет противника. Должно быть, его начали сразу несколько десятков батарей одновременно, с точностью до секунды. Свист, рев, гром, град.

Один из первых тяжелых снарядов падает у входа в пещеру.

Часовые вспрыгивают, падают плашмя и тут же заскакивают внутрь, крича:

– К орудиям!

В пещере всё кувырком. Часовые стоят перед Райзигером:

– Герр лейтенант, они здесь!

Сноп огня влетает в проем. Телефонист едва не врезается вместе с аппаратом в заднюю стену. Стол встает на дыбы.

Все вскочили. Но мысли на краткий миг застревают. «Кто здесь?» Райзигер смотрит на часового, оборачивается к лейтенанту Шмидту:

– Ого! Вполне приличный заградительный огонь!

– Герр лейтенант, это танки!

Танки? Да, разве одно это слово так парализует? Райзигеру приходится взять себя в руки. Он видит, что остальные по-прежнему застыли.

Он кричит:

– Что стоите? Слышите – танки! Лейтенант Шмидт, бегом к орудию!

Он хватает каску и противогаз и мчится к выходу.

Снаружи темнее, чем в пещере. Заградительный огонь. Отдельных взрывов не распознать. Сплошная черная завеса, дергающаяся то выше, то ниже, то снова вверх. В промежутках пламя.

Все выбежали за Райзигером.

Шмидт ругается:

– Чертово шапито! Как теперь пробраться к орудиям?

Райзигер кричит:

– Друг за другом, прыжками марш, марш! Кто поляжет, пусть лежит! Связь с полком есть?

Звук зуммера едва слышен.

– Нет, герр лейтенант, всему капут.

– А пехота? Шмидт, просто сбегайте в соседнюю пещеру. Что там делает майор?

Шмидт уходит.

– Унтер-офицер Гросс, вы идете первым.

– Есть, герр лейтенант!

Он продолжает, усмехнувшись:

– Если всё пройдет хорошо, Леманн, вы идете следующим, дистанция десять шагов, потом остальные.

Еще один снаряд падает совсем близко от пещеры. Прямо по крыше над входом. Стена обваливается внутрь.

Райзигер отпинывает землю в сторону:

– Тем лучше для укрытия! Приступайте, Гросс!

Снова взрыв, стены обдает пламенем. Гросс выпрыгивает. Исчезает в черных клубах дыма.

– Два… три… четыре… – Райзигер считает вслух до десяти. –