Книга 100 великих парадоксов - Рудольф Константинович Баландин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но среди ламповых ЭВМ преимущество при прочих равных условиях имели наиболее крупные: порой они занимали несколько шкафов или целую комнату. Эволюция животных тоже демонстрирует нечто подобное.
…Со временем от гигантопитеков отделилась ветвь мегантропов – менее крупных, но более похожих на человека. Под Анкарой нашли нижнюю челюсть такого существа с зачаточным подбородочным выступом, указывающим на родство с человеком. В долине Иордана вместе с черепом мегантропа находились кости разных животных, включая слонов и носорогов, а также расколотые камни, похожие на примитивные орудия.
В эпосе многих народов сохранились предания о великанах, возводивших циклопические сооружения. К таким творениям относятся мегалиты (в переводе – «огромные камни»), которые возводились в разных регионах много тысяч лет назад, в каменном веке. Кто и зачем их создавал? Или это были мегантропы?
Как люди, не имеющие никаких механизмов, переносили на большие расстояния и ставили в виде разных сооружений глыбы весом в несколько тонн? Да и зачем людям каменного века собираться в большие толпы, тратить силы и время на тяжёлую работу, каким-то образом не просто поставить каменные столбы или фигуры, как на острове Пасхи, но ещё и класть сверху огромную каменную покрышку!
Для великанов такие постройки не представляли труда. Так они развлекались или оставляли потомкам память о себе. Или в некоторых цивилизациях древности последние из великанов, частично выродившиеся и обмельчавшие, были в рабстве у людей и строили циклопические сооружения? В таком случае не удивительно, что были возведены Стоунхендж и египетские пирамиды…
Итак, за последние сотни тысячелетий были противоположно направленные ветви эволюции человекоподобных существ. Одна – от мелких форм к более крупным. Им приходилось постоянно опасаться многих животных. Это вынуждало идти на хитрости, быть злобными, ловкими, лазить по деревьям.
Другая линия – от крупных форм к мелким. На гигантопитеков никто не нападал. Рост самцов 3–4 метра, вес больше полтонны, мощные ручищи, хорошая сообразительность. Они были спокойными и добродушными, преимущественно травоядными, как современные гориллы.
Мегантропов часто изображают уродливыми кровожадными людоедами, с которыми сражаются стройные, красивые и вроде бы добрые, милые люди современного типа. Однако жестокими хищниками были охотники каменного века. Они убивали всех крупных млекопитающих, включая мамонта, слона, гигантского пещерного медведя. Убивали и всех своих конкурентов, включая мегантропов.
Они практиковали ритуальное людоедство: ели мясо и пили кровь великанов, ибо существовало поверье, будто так можно приобрести силу гигантов. Великанов становилось всё меньше, а в условиях неволи они вырождались…
Такая вот парадоксальная гипотеза: люди современного облика – это или потомки свирепых охотников, или выродившиеся гиганты. Правда, фактов, подтверждающих второе предположение, мало, а его опровергающих много.
Племена охотников каменного века вряд ли отличались свирепостью. Они умели ладить между собой. Личная собственность была минимальной, охотничьи угодья обширны. Только в неолите, когда появились частные владения земледельцев и скотоводов, постоянные поселения, начались жестокие междоусобицы.
По преданию («Тора», «Ветхий Завет»), когда стадо Авеля потравило посевы его брата Каина, произошло первое в мире убийство скотовода земледельцем. Впрочем, за два тысячелетия до этого в эпосе шумеров повествуется о том, как земледелец дубиной грозит скотоводу, стадо которого приблизилось к его наделу.
С тех пор стали возникать города и государства, крепла цивилизация, умножалась власть и частная собственность одних и бесправие других. Начались войны, в которых убивали сначала тысячи, а затем, благодаря прогрессу, миллионы людей.
Запрещение запрещать
Предположим: людям надоели оковы государства, и в стране пришли к власти убеждённые анархисты. Это не удивительно. У них программа проста и прекрасна. Два главных принципа: «Анархия – мать порядка», «Анархия – это свобода».
По сути, всё тот же лозунг: «Свобода, равенство, братство». Но когда-то его использовала окрепшая французская буржуазия, чтобы вырвать власть из рук феодалов. Однако «железная пята» (название романа Джека Лондона) капитала укоренила экономическое рабство. И теперь с ним решили радикально покончить.
Мировоззрение анархизма покоится на убеждении, что люди изначально более склонны к добру, чем к злу. Только в условиях несвободы, угнетения со стороны государства, которое защищает прежде всего власть знати или богатых, человек вынужден проявлять худшие качества: покорность, лживость, угодливость, зависть, корысть, лицемерие…
Можно сослаться на поведение животных. Они ведут себя на свободе не так, как в неволе. Собака, привыкшая жить на привязи, приобретает скверный характер.
Итак, придя к власти, анархисты издали закон: «Отныне во имя прав личности запрещается что-либо кому-либо запрещать!» Казалось бы, теперь каждому предоставлена полная свобода и каждый волен распорядиться ею по своему разумению. А так как в душе человека добрые чувства и намерения преобладают, и он понимает, что надо жить в мире и согласии, а не в злобе и вражде, наступит общественная благодать.
Однако в результате никакого порядка, никакой свободы и благодати не получилось. Ведь закон ввёл запрет на запреты, сам являясь запретом. Он запретил сам себя, и поэтому его можно было не исполнять тем, кому это было выгодно,
Нечто подобное происходит и в случае закона – «Разрешается всё!». Если всё разрешено, значит, разрешается и запрещать. Без дополнительных уточнений и дополнений подобные законы не имеют смысла.
Напрашивается простой и тривиальный вывод: абсолютной свободы личности не может быть, ибо личность не существует сама по себе, а находится в окружении других личностей.
Даже обитая на необитаемом острове (парадоксальное выражение), человек находится в абсолютной зависимости от местной природы. Хотя если ему повезёт, эта зависимость не будет его угнетать.
Английский матрос Александр Селькирк (прототип Робинзона Крузо из романа Даниэля Дефо) провёл в одиночестве на острове в тропиках почти четыре года. Временами он пел псалмы и читал Библию. По его словам, он стал лучшим христианином, чем был раньше.
Оставаясь наедине с природой и собственной душой, он ощущал присутствие Всевышнего – в Мире и в себе самом. Позже, живя в Англии, он признавался, что пребывание на острове было самой счастливой порой в его жизни.
Демонстрация анархистов. 1917 г.
Возможно, это исключительный, но, безусловно, поучительный случай.
Возвращаясь к принципам запретов и разрешений, приходится признать, что анархия (безвластие), предполагающая отсутствие насилия над личностью, в условиях человеческого общества – недостижимый идеал. (Идеал хорош тем, что это ориентир, подобно Полярной звезде.)
Если анархия – мать порядка, то кто отец? Закон. Но даже самый разумный справедливый закон не все будут соблюдать по доброй воле. Значит, нужен контроль извне.
Парадокс: чтобы осуществить