Книга Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

наш посол сразу кинулся к Косолапову, чтобы засвидетельствовать ему свое уважение. А Николай Алексеевич его тактично поправил: «Вот начальник охраны Александр Ефимович, он решает свои вопросы, а я свои».

Когда я только пришел в 10-й подъезд, там еще сидел в своем кабинете помощник прежнего секретаря ЦК по идеологии. Секретаря отправили на пенсию, а про помощника, видимо, забыли. И вот он сидит день, другой, третий. Приходит ко мне: «Может быть, вы что-то знаете». А я понятия не имею. Ладно, переадресовал этот вопрос Яковлеву. Он мне: «Все помощники у меня будут другие»[169].

Что касается дресс-кода, которого придерживались сотрудники аппарата, то с приходом Яковлева нравы действительно коренным образом изменились. Один из работников Агитпропа поведал мне такой случай. Лето 1985 года выдалось жарким, поэтому он и его коллега во время обеденного перерыва отправились в цековскую столовую налегке — в одних рубашках, а пиджаки оставили в кабинете. Когда они возвращались, обоих попросил зайти секретарь парторганизации отдела. Устроил им выволочку: «Вы что себе позволяете, молодые люди? Забыли о том, где работаете?» На следующий день оба инструктора опять отправились на обед в том же «ненадлежащем» виде, но время своего визита совместили с походом в столовую заведующего отделом. А парторг, как потом выяснилось, специально засел в засаду в десятом подъезде, чтобы выявлять нарушителей. И вот этот несчастный наблюдает такую картину: впереди идет А. Н. Яковлев — без пиджака и даже без галстука, а за ним, на некотором отдалении, следуют вчерашние «молодые люди». Изумлению надзирателя не было предела.

Прогулка по улицам Рима. Справа — посол СССР в Италии Н. М. Луньков. [Из архива А. Смирнова]

Если во взаимоотношениях с «аппаратом», с партийной номенклатурой, Александр Николаевич еще мог позволять себе и лукавство, и явное лицемерие, то совсем иное поведение сама жизнь заставляла его демонстрировать, когда невольно приходилось принимать решения по острым вопросам, связанным с гласностью, восстановлением исторической правды.

Наглядный пример — история с публикацией романа А. Н. Рыбакова «Дети Арбата».

Анатолий Наумович Рыбаков приступил к работе над этим большим произведением еще в 1965 году. Его хотел печатать Твардовский в «Новом мире», затем такую же попытку сделал журнал «Октябрь», однако только с началом перестройки у автора появилась надежда увидеть роман изданным на родине. Но и теперь Рыбакову пришлось одолеть немало препятствий, проявить недюжинную твердость в отстаивании своих позиций. А также прибегнуть к нестандартным ходам.

В отпуске на Волге. В одной лодке с женой и внучкой. [Из архива А. Смирнова]

Воспользовавшись тем, что один из влиятельных работников ЦК КПСС водит дружбу с заведующей литературной частью Театра на Таганке Э. П. Левиной, автор передал через нее рукопись этому партийному чиновнику. Элла Петровна заверила Рыбакова, что он человек интеллигентный, склонный к либеральным взглядам, имеет выходы на самый «верх», может помочь. Так рукопись оказалась у заместителя заведующего Международным отделом Анатолия Черняева. Тот прочел ее за один присест. И очень впечатлился.

Визит Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева во Францию. Слева направо: посол СССР во Франции Ю. М. Воронцов, Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев, министр иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе и помощник Генерального секретаря ЦК КПСС А. М. Александров-Агентов. 4 октября 1985. [РИА Новости]

Далее он передал рукопись А. Н. Яковлеву.

Кстати, как потом выяснится, эта еще не изданная книга к тому времени уже широко гуляла по Москве — в виде машинописных копий. С ней познакомились многие писатели, журналисты, деятели культуры. Сей факт, конечно, не мог пройти мимо внимания КГБ. В ходу по-прежнему были такие понятия, как «антисоветчина», «подрывная литература». Боялись, что Рыбаков передаст свою книгу западным издателям. Брали на заметку тех, кто ее читает и распространяет. Даже крупные деятели, например, такие, как директор института США и Канады, академик, член ЦК, депутат Верховного Совета Г. А. Арбатов, трепетали от того, что их могли заподозрить в симпатии к «Детям Арбата».

Яковлев ознакомиться с книгой согласился, однако шло время, а он никак не давал знать — прочел или не прочел, будет или не будет содействовать ее публикации. Наконец 29 августа 1985 года в ходе какого-то разговора с Черняевым он сам вспомнил про «Детей Арбата». Мол, читал по ночам. И что?

— Слишком много там всякой эротики, все без конца трахаются, — ушел от прямого ответа Александр Николаевич.

Черняев удивился:

— Разве это и есть самое главное в работе Рыбакова?

Яковлев согласился: о культе личности и связанных с ним репрессиях рассказано сильно. Стал вспоминать, как и его собственный отец едва не стал жертвой «перегибов» 1937 года, когда в их район поступила разнарядка: ликвидировать столько-то председателей колхозов, столько-то руководителей сельсоветов.

Потом перешел к линии, связанной с убийством Кирова. По Рыбакову выходит, что за убийцей стоял Сталин, а на самом деле вопрос до конца не выяснен, и стоит ли сейчас все это ворошить?

«Вот так мы поговорили. И я понял, что Яковлев не будет „за“ публикацию», — запишет в своем дневнике партработник[170].

Александр Николаевич описывает ситуацию с книгой Рыбакова иначе. Якобы позвонил ему главный редактор журнала «Дружба народов» Сергей Баруздин и попросил неофициального совета: как быть с рукописью? Яковлев, конечно, ее немедля прочел, связался с редактором, работу в целом одобрил, но порекомендовал убрать из рукописи часть эпизодов, повествующих о «сексуальной свободе» арбатской молодежи.

Я понимал, что Москва и моя деревня, в которой я жил, — разные миры, но все же хотелось думать лучше о нравственности моего поколения.

Он [Баруздин. — В. С.] спросил:

— Сколько лет вам было, когда вы попали на фронт?

— Восемнадцать.

— Значит, вы просто не успели познать сексуальную свободу.

Сергей Баруздин попросил принять Рыбакова[171].

Такая встреча заведующего Агитпропом и писателя состоялась. В течение трех часов они пытались найти общий язык. Рыбаков явно был настроен на негатив по отношению к партийной власти, он отстаивал право писателя на отражение жизни так, как он это понимает и чувствует. Яковлев просил смягчить некоторые «антисталинские» акценты, убрать ряд постельных сцен. Александр Николаевич, по его собственному сделанному позднее признанию, внутренне был согласен (хотя и не во всем) с автором трилогии, но не спешил это выдавать. В итоге сошлись на том, что Яковлев обещает рекомендовать Главлиту поставить разрешительный штамп на рукопись.

Позже история с романом Рыбакова станет предметом бурного обсуждения на заседании Политбюро — это случится 27