Книга Шаман наших дней - Клименко Тимофей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тени раскидистых ветвей молодой и ещё почти не плодоносящей яблони стояли отец и сын Ребровы, Иван Дмитриевич и Дмитрий Иванович. Мужчины всматривались в усталые лица вступающих в деревню белых солдат вперемежку с казаками и лениво перебрасывались короткими репликами, будто соревнуясь между собой, кто дольше промолчит. Пеший строй шёл медленно, ведь для изможденных долгим переходом людей даже свёрнутая в скрутку шинель была непосильным грузом, который подчас просто скидывали в кусты.
- И по-твоему, это наши спасители? - презрительно хмыкнул Ребров-младший. - Сейчас кто-нибудь из господ офицеров опять расскажет, как хорошо мы жили при Николке-дурачке, как они героически бьют красных и что за всё это мы опять должны отдать героям последние портки! А сами герои будут прятаться по избам, подальше от господских глаз, опять упьются бражки и полезут к бабам под подол! Тьфу!
- Можно подумать, красные не упиваются брагулькой и не лезуть до баб! - пожевав травинку, возразил ему отец. - Или атаманские. Все они, будто татаре, прибегуть, отберуть и убегуть. А ты живи дальше, как хочешь! Вот только при господах у моего тяти были на подворье два бычка и мерин, а у меня сейчас одна кляча полудохлая, и ту не сегодня-завтра отберут. Вот тебе и вся власть Советов!
Дмитрий дождался, пока поравнявшийся с ними казак отъедет подальше, и возразил:
- Могут. Но необязательно, что большевики, белые тоже могут. А советы, кстати, войну прекратили и землю людям раздали! Или этого что, мало?
- Мало! Прекратили они, потому что сдались, - зевнул старший Ребров и выплюнул травинку, - экие герои! Кровь проливал я, вшей кормил тоже я. А они одним махом сдались и всё забыли, так что я теперь не герой, а дурак! Нет, сын, так нельзя! А с землей всё ещё проще. Земля была у меня и до них, кто хотел зарабатывать, тот всегда землю имел. А забулдыгам да пьяне, батрачками перебивающимся, земля эта и задаром не нужна, пропьють они её, ох и пропьють!
- Мужики! Дайте воды напиться! С утра на марше, пить хочется, что жуть! - обратился к Ребровым пыльный солдат с забинтованной головой. Дима молча кивнул, прикрыв глаза, и быстрым шагом пошёл к колодцу, на ходу мысленно разговаривая с собой.
- Да, белые для меня скорее враги, чем друзья. Но почему в этом солдате я не вижу врага? Почему у меня нет к нему ненависти, а только жалость? Непонятно.
Пока солдат жадно пил воду, а потом с плаксивой интонацией в голосе жаловался на жизнь, командиров и войну, Дима всё так же пытался разобраться в своих чувствах и политических взглядах.
Через пару часов, как он и предполагал, всех деревенских собрали у дома бывшего старосты. Хоть дом из-за отсутствия хозяина уже и начали разграблять, но все вопросы по привычке обсуждались на его крыльце, откуда всегда выступали с речами все приезжие командиры, комиссары и атаманы. Выступавший сегодня капитан Белой армии был словоохотлив и немного брезглив, как и все аристократы при общении с селянами. Он рассказывал об ужасах большевизма и невероятных геройствах своего отряда в боях с красными. Потом, по традиции всех белых офицеров, ругнул Временное правительство и лично Керенского за всё, в чём они были виноваты, а особенно за то к чему отношения не имели и вовсе. Закончил же он речь абсолютно банально, потребовав выдать отряду продовольствия и овса для лошадей. А всех несогласных пригрозил высечь собственноручно и прямо здесь. На возражения Василия Евграфовича, соседа Ребровых, что в деревне каждую неделю новые гости, и все норовят и норовят стащить с крестьянина последнюю шкуру, капитан продемонстрировал витую кожаную плётку. Больше желающих спорить не нашлось.
По приказу капитана с нескольких тачанок сняли пулеметы и, прикрепив к каждой троих солдат и одного младшего офицера, отправили собирать продовольствие, начав с близлежащих домов.
- Ну вот, сейчас спасители спасут нас от излишков зерна, и зиму мы встретим впроголодь! Вот она, забота Белой армии о своём народе! - по пути домой ворчал Дима, косясь на отца. Но тот тоже не остался в долгу, напомнив сыну, сколько зерна забрали большевики пару недель назад. Собственно, после того случая основной запас зерна и был спрятан в хлеву под пол, а в амбаре оставалась его малая доля для ежедневного пользования и для отвода глаз.
К Ребровым явились примерно через час, молодой офицерик с испуганным дребезжащим голосом и три рядовых. Один давешний, с перебинтованной головой, и два его более здоровых собрата. Старший из них бородой и осанкой походил на покойного помещика в лучше его годы, а другой, с маленькими желтыми глазками, на местного коновала Гришку. Увидев в амбаре всего несколько мешков, офицерик ненадолго задумался, потом, будто бы приняв непростое решение, скомандовал грузить всё и зашагал на улицу.
- Ваше благородие! А не пошел бы ты к чёрту с такими аппетитами! Тут даже атаманские подчистую не выгребают! - возмутился Дима и рявкнул на «помещика» ухватившего крайний мешок.
- А ну пошёл к чёрту из амбара!
- Саботаж! - гневно взвизгнул офицерик и решительно спрятался за перевязанного солдата, который тут же ощетинился штыком в сторону Реброва-младшего.
- Димка, не шуми! Пусть берут всё и уходят! - начал было успокаивать сына Иван Дмитриевич, но офицерик вовсе не собирался мириться и тут же потребовал арестовать смутьяна. «Помещик», поскольку всё ещё стоял близко от Димы, тут же получил от него удар в левое ухо и тихо сполз по стене. Его приятель, похожий на коновала, успел вскинуть ружьё, но получил удар в грудь от Реброва-старшего и отлетел на мешки с овсом, подняв в воздух немало пыли.
Не теряя времени Дима бросился к третьему солдату, но увидев, что перед ним утренний перебинтованный боец, остановился и опустил руки. Этим тотчас же воспользовался солдат