Книга Черно-белая жизнь - Мария Метлицкая

А как объяснить это мужу? Он ведь слышит только себя. С тем и уснула в полшестого утра – тревожно, конечно.

* * *

Утром, после двух чашек крепчайшего кофе – голова была как пивной котел, – навернула пару кругов по квартире, была у нее такая нервная привычка в момент сильного душевного волнения, наконец решилась набрать номер М. Трубку он взял не сразу, и Леля чувствовала, как с каждым гудком из нее вытекают надежда и бодрость. А услышав его голос – по-прежнему приятный бархатный баритон, – совсем растерялась. Затряслась, как девочка-третьеклассница. Голос стал тонким, противным, дрожащим.

– Лариса! – фальцетом повторила она. – Лариса Незнамова. Ты меня помнишь? Георгий, ты тогда сказал: будет трудно – звони! Вот я и звоню. Потому что так трудно мне еще не было.

Он рассмеялся тихо и мягко.

– Ну и правильно сделала, раз край! – И тут же посуровел. – Та-а-ак. Ну смотри, что у нас получается. Завтра утром лечу в Лондон. На полтора дня. А через три в Женеву. И выходит, – он замолчал, прикидывая, – что увидиться нам надо именно в этот промежуток, то есть вечером во вторник. Ну как тебе? Подходит? – Услышав ее жалкое лепетание, тут же прервал: – Вот и хорошо. Жду тебя в восемь у меня в офисе. Да, на Покровке. Нет, без контрольного созвона, раз обещал! А если что, я тебе дам знать. Ну, до встречи, пока. И не грусти! Что-то ты, мать, кажется, в полном миноре!

Она нажала отбой и села на стул. Господи! Как все непросто, господи! И почему? Леля почувствовала, что силы совсем покинули ее – ну просто со стула не встать.

Все. Сегодня она дома! Тем более что в офисе делать нечего – до вторника ей вообще нечего делать! А если милейший господин М. ей откажет, то в офисе и дальше будет нечего делать – такие дела. А почему он, собственно, ей должен помочь? Отношения и даже романы сейчас забывают легко. А что было у них? Необременительный и короткий секс? Скорее случка. Это для нее было падением. А для него делом привычным. Что она знает о нем, об этом М.? Да ничего! Случайное знакомство – да и то сто лет назад. «Онегин! Я тогда моложе, я лучше, кажется, была».

Она подошла к зеркалу. На нее смотрела женщина с грустными и печальными глазами побитой собаки, как говорил дед Семен. «Глаз должен гореть, – тоже его слова. – Тогда все тебе поверят и все поверят в тебя! А если у тебя на физии скисшая простокваша… Знаешь, Лелька! Хватит нам кисломолочных продуктов! Дусенька и мама твоя, моя незабвенная дочь. Муженек твой… веселый! Мы с тобой, Лелька, должны быть в порядке! Бодряком и весельчаком, как говорится! На оптимистах земля держится».

Ох, откуда тут оптимизм? Когда все и сразу. Одним скопом и кучей – накрыло так уж накрыло!

Походила по комнате, чуть успокоилась. Так, разберем все варианты! Первое: если М. поможет, то все ясно – есть шанс выкарабкаться на поверхность. А там еще подышать, побултыхаться. Продержаться какое-то время. А если нет? А если нет, то все, кранты. Производство закрывать, цеха конопатить. Оборудование продавать за копейки, и то если повезет и кто-то возьмет. Офис, естественно, тоже. Мебель, оргтехнику – все за гроши. Может, кто и возьмет. Ну а дальше? А дальше – продавать дом. Это первое. Ну и какое-то время еще попускать пузыри. А дальше – ждать пенсию, Леля! Хорошую, крепкую пенсию в размере четырнадцати тыщ российских рублей. До этого, правда, еще далеко – шесть лет, дорогая. Можно, конечно, пойти поработать. Кем? Да няней к ребенку – как вариант. В магазин продавцом – если возьмут. Что вы умеете, дорогая Лариса Александровна? Да ничего! Ни стричь, ни печь, ни убирать. Языков не знаете – так, объясниться в магазине, не более того. Ремесла у вас нет, да и поздно учиться. Рисовать не умеете и шить тоже. Только руководить. Да и то, видно, не очень… Талантов у вас нет – так получается? Просто ни одного таланта.

Можно, конечно, обзвонить знакомых и попросить работу. Но так неловко и так противно! Пойдут слухи и разговоры – Незнамова осталась нищей! Сплетни пойдут. Нет, конечно, в активе есть и квартира – хорошая, большая, в приличном месте. Можно продать свои хоромы и перебраться, например, подальше от центра, куда-нибудь в глушь. На выселки, в спальный район. А что тут такого? Живут люди и там. А можно продать квартиру и переехать жить в дом – тоже вариант! Только как содержать этот дом? Да и вообще, уехать за город – значит похоронить себя там навсегда. А если нужно работать, ежедневно ездить в Москву? А все остальное? Лучше не начинать. Лечение мужа – наверняка это еще не конец. Нет, разумеется, лечатся и здесь, в Москве. Конечно же, лечатся. И Катька вернется домой. И может, так будет даже лучше – все вместе, все рядом? Ну в конце концов, не деньги же главное! Ко всему человек привыкает. Да и положение у нее – у них – ничуть не хуже, а даже лучше, чем у многих других! Все так. Но пока у нее еще есть последний шанс – пусть самый малюсенький, хлипкий и ненадежный, – она все же еще постоит за себя. Не сложит лапки – такая натура, что тут поделать. Такое вот воспитание. «Дед, я все поняла! И ты бы меня поддержал! Правда, дед?»

Заревела. Заревела, как первоклассница, получившая первую двойку. Как младшая сестра, получившая от старшего брата обидную и несправедливую затрещину. Как маленькая девочка, сломавшая любимую куклу. Как взрослая дура, короче!

Ревела в голос, смачно, со вкусом, не отказывая себе.

«Сильная женщина плачет у окна», – пела певица.

А через полчаса вытерла слезы, пошла в ванную, умылась и посмотрела на себя в зеркало. «Что, Леля? Совсем расквасилась? Ну все, хорош! Приходи в себя, дорогая! Тебе не положено, знаешь ли! Каждый должен соответствовать положенному имиджу. Значится, так! Парикмахер и косметолог – первым долгом. Вторым – крепкий сон. Здесь – выбирай: или пару рюмок хорошего коньяка, или снотворное. Первое, разумеется, лучше. Дальше – хватит, милая, жрать! Все эти бургеры, кексы, пирожные и макароны. Нахваталась углеводов, а не помогло! Настроение не улучшилось – только морда раздулась. Переходим на овощи и морепродукты – креветки, например, или кальмары.

Ну и берем себя в руки – крепко берем и крепко держим.

И еще – надеемся на хорошее!»

После этого она снова выпила кофе – последняя чашка сегодня, честное слово! – и позвонила парикмахеру и косметологу. Записалась на завтра. А чуть подумав, набрала номер приятельницы Ксюши, у той свое риелторское агентство. Так, на всякий случай – просто поговорить. Ксюша не из болтливых – сплетни не пойдут. Та, как всегда, была деловита и, кажется, озабочена:

– Дом? В смысле – твой? Ох, Леля! Забудь! Стоит все! Все, что стоять не должно. – Ксюша усмехнулась. – Город – еще кое-как. Хотя тоже жесть. А уж про загородку я вообще молчу! Ни-че-го! Понимаешь, совсем ничего! За полцены не отдашь! А что, все так хреново, да, Лель? – участливо спросила она и добавила: – Как я тебя понимаю…

Дом. Как Леля любила свой дом! Как долго выбирала участок! Как тщательно продумывала проект и ремонт, меняла архитекторов и рабочих. Как по ночам часами просиживала в интернете и листала журналы – мечтала, что этот дом будет настоящим семейным гнездом: муж, дочь, а потом зять и внуки. Продумала комнаты для внуков – детские комнаты. Мальчику – в бежевых тонах, девочке – в светло-сиреневых. Никакого розового и голубого! Мебель, правда, не покупала – всему свое время. Не советские дефицитные времена – все есть, еще успеется. Но муж дом не полюбил – почему? Непонятно. Может, опять потому, что снова ОНА? Снова сама? Ездил туда неохотно – после долгих уговоров: «Я, Леля, человек городской. Урбанист. Все эти твои лютики-цветочки, камины и комары меня не прельщают, уж не обессудь!»