Книга Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле - Вадим Волобуев

Вдобавок, ровно за день до открытия второго собрания кардиналов инсульт свалил Дескура, старого друга, с которым всего-то пару месяцев назад они ездили на озеро Лаго ди Вико, встречались с советником по каноническому праву в посольстве эмигрантского правительства и молились в часовне Игнатия Лойолы[540]. Новость о болезни Дескура пришла сразу после другой, еще более ужасной — 12 октября скончался один из трех польских кардиналов, Болеслав Филипяк, многолетний сотрудник курии, живший на покое в Познани. Смерть ходила рядом.

Шестнадцатого октября 1978 года директор Управления по делам вероисповеданий Казимир Конколь давал пресс-конференцию в Союзе журналистов. Тема не имела никакого отношения к Ватикану и касалась внутрипольских дел. Внезапно репортер «Ле Монд» спросил его, как он поступит, если римским папой выберут Стефана Вышиньского.

— Поставлю всем шампанского, — усмехнулся чиновник.

Тем же вечером Конколю пришлось выполнить свое обещание, пусть даже главой католической церкви стал не Вышиньский, а Войтыла. Первым, кто подтвердил ему эту новость, был сотрудник ТАСС — до польских СМИ и ответственных органов Конколь просто не смог дозвониться[541].

Не будем судить строго польского чиновника. На тот момент никто из наблюдателей не предполагал такой исход. Даже кардиналы — и те, казалось, пришли в изумление от собственного выбора. Соплеменник Войтылы, архиепископ Филадельфийский Джон Круль утешал незадачливых аналитиков: «Если вы не угадали результат конклава, то оказались в хорошей компании. Мы вновь стали свидетелями нисхождения Святого Духа!»[542]

* * *

Конклавы 1978 года были самыми массовыми на тот момент в истории католической церкви и наиболее пестрыми в этническом плане: из 111 кардиналов 56 представляли Европу (в их числе 27 итальянцев), 12 — Африку (в 1963 году таковых насчитывалось всего 2), 13 — Азию и Океанию (в 1963 году их было 5), 19 — Латинскую Америку (в 1963 году — всего 11) и еще 11 — Северную Америку (в 1963 году — только 7)[543].

Мало кто сомневался, что схватка, как всегда, развернется между итальянскими претендентами. В октябре 1978 года фаворитами выглядели генуэзский архиепископ Джузеппе Сири и глава флорентийской епархии Джованни Бенелли. Сири, старый ватиканский лев, заседал в коллегии кардиналов аж с 1953 года, а ординарием в Генуе был и того дольше — добрых тридцать два года. Возвеличенный Пием XII, он имел шансы стать понтификом после его смерти, но проиграл в напряженной борьбе Ронкалли, которого не выносил. Второй Ватиканский собор архиепископ называл «величайшей катастрофой церкви за последние годы», причем «последние годы» в его восприятии означали лет пятьсот. В генуэзской епархии священники по-прежнему стояли лицом к алтарю, а в храмы не пускали женщин в брюках. Не одобрял Сири и программу «исторического компромисса» с коммунистами, молчаливо поддержанную Павлом VI и римской курией. Однако генуэзский иерарх, в противность бывшему дакарскому архиепископу Марселю Лефевру, признавал постановления собора и сохранил полное общение со Святым престолом. На августовском конклаве за него голосовали 25 кардиналов, но тогда с самого начала вперед вырвался Лучани. Теперь же кардинал переживал свой ренессанс: в его пользу развернулась мощная кампания в прессе, словно вернулся 1958 год, когда он на всех парах шел к заветной тиаре[544].

Бенелли же являлся плотью от плоти римской курии в том виде, как она сложилась при Павле VI (чьим секретарем он работал в конце сороковых). Занимая должность заместителя госсекретаря, он был больше бюрократом, чем пастырем: постоянно встречался с важными персонами и произносил официальные речи. Он умел подать себя — на евхаристическом конгрессе в Филадельфии не потерялся на фоне таких икон народного католицизма, как мать Тереза и Элдер Камара. Против Бенелли явно выступало до сорока кардиналов, зато поддерживало — около семидесяти. Правда, поддерживали его не без опаски, скорее как продолжателя дела Павла VI, чем как обожаемого руководителя. Бенелли славился нетерпимостью к другим мнениям. Один из сотрудников курии предрек, что в случае его избрания «начнутся двадцать лет диктатуры»[545].

Как же так вышло, что первосвященником стал поляк? Ход голосования нам в точности неизвестен, мы знаем лишь, что за три дня конклава из трубы над Сикстинской капеллой, к которой были прикованы взгляды всех собравшихся на площади Святого Петра, периодически поднимался черный дым (самые внимательные насчитали семь раз). Значит, Войтылу избрали в восьмом туре[546].

Очевидно, в пользу Бенелли высказалось не так много избирателей, как он предполагал, и ему не удалось взять верх над Сири. Войтыла в этой ситуации выглядел компромиссной фигурой. Хотя он имел репутацию последовательного сторонника соборных решений, его реформаторский пыл не заходил так далеко, как у «леваков» из итальянского епископата. Не случайно в скором будущем его близким сотрудником станет Ратцингер, который как раз перед конклавом с тревогой отзывался о чрезмерном прогрессизме итальянских иерархов и призывал прекратить увязывать выборы папы с итальянской политикой[547].

Как ни удивительно, в среде епископов Войтылу знали даже лучше, чем Лучани. От Бенелли же он выгодно отличался тем, что принимал участие во всех сессиях собора, а затем активно работал на заседаниях синода. Он никогда не пытался выпятить значение местной, польской, церкви в ущерб влиянию Святого престола, что, возможно, тоже сыграло свою роль. Кроме того, в избрании Войтылы усматривали влияние австрийского кардинала Кенига, который несколько раз посещал страны советского блока и хорошо знал польский клир[548]. Его кандидатуру поддержал даже Сири, когда стало ясно, что генуэзский иерарх не набирает нужного количества голосов. Сири, между прочим, сидел на конклаве рядом с Вышиньским, а вечером второго дня отужинал в компании трех поляков — примаса, Войтылы и Джона Круля.

В последний день Вышиньский долго беседовал с Кенигом, а затем — с немцами. «Ничего больше! — записал он в дневнике, боясь выдать тайну конклава. — Ничего больше!» Но чаша весов явно клонилась в пользу краковского архиепископа. «Учитель здесь и зовет тебя» (Ин 11: 28), — сказал ему кардинал Фюрстенберг, бывший ректор Бельгийской коллегии, в которой жил краковский прелат во время учебы в Риме. Войтыла, закрыв лицо ладонями, погрузился в молитву. В последнем туре за него проголосовали кардиналы из Северной Америки и обеих Германий, а кроме того — ряд представителей третьего мира, чьи епархии получали помощь из США и ФРГ. Но без итальянцев все равно не получалось набрать абсолютного большинства. Наконец его поддержали и сторонники Бенелли. Небывалое свершилось. Славянин из советского блока воссел на троне апостола Петра[549].