Книга Могусюмка и Гурьяныч - Николай Задорнов

На глазах у Захара прикончили пулей этого богача. А шли с войском, под охраной. Захар знал, из-за чего убит Султан. И убит на хребте, где когда-то в молодости ехал Захар после грозы, после ночевки в избушке у лесника, где видел сон, казавшийся ему вещим, где сам боялся Могусюмки, был тогда без охраны, с большими деньгами. Но тогда его никто не тронул, а Могусюмка даже прислал долг.

А теперь, когда, казалось, все было так надежно, рядом с Султаном чуть не положили насмерть и его, пули свистели...

«Неужели и я, как Султан? Неужели и на мою голову позор и беда? Его не спасли войска и богатство. И мне горе, дошла и до меня гроза. И меня не спасло-то ничего...»

Он проклинал свое богатство. Он понял, счастье не в богатстве и его не огородишь каменным забором.

Глава 42

СНЕЖНАЯ БУРЯ

Велика гора Яман-таш. Ее круглая голова высоко белеет над отрогами Урала. Вокруг вершины заплелись непроходимые трущобы черного и хвойного леса, бурелома, кустарников. На десятки верст кругом чаща, марь, валежник, россыпи.

Снег завалил звериные тропы и подходы к горе. Ветер грохочет в тайге. Замшелые гибнущие лиственницы свесились над сугробами.

Все бело. Нет следов рыси, зайца, не видно скорлупок нагрызенных белкой.

Волк поблизости брел, разбороздил сугробы.

Но не затем охотники сегодня в лесу, чтобы бить зверя. Там, где на каменном склоне снег мелок, — следы волка режутся напоперек оттисками остроносных сарыков.

Шел человек и разбороздил снега, как волк.

В лес идет погоня за Могусюмом. Впереди следопытами низовец Акинфий, Хамза, Исхак, Гулякбай. Услужливы, идут на лыжах, как простые охотники, башкирские богачи. И страх и зло гонят их. Позади — есаул Медведев.

И Гулякбай, и Исхак, и Хамза, казаки и низовцы — все на лыжах. Им легче идти, чем спешившемуся, проваливающемуся в сугробах Могусюмке и его товарищам.

Воет метель, и есаул торопит, чтобы не замело след. Близок Могусюм, где-то тут, совсем рядом.

На ловлю Могусюма подняты все: полиция, войска, горные стражники, башкирские старшины. Повсюду на дорогах расставлены заслоны. Но на след напал Медведев.

За Могусюмом и его товарищами гнались несколько дней, подстрелили лошадей. Могусюм застрелил одного из отряда. Сам ранен, но идет, надеется на что-то.

Когда сегодня миновали Журавлиное болото, у подножья горы следы двух беглецов пошли направо, а один след исчез. Медведев отрядил за двумя беглецами несколько казаков, а сам пошел на поиски третьего. Он уверен был, что Могусюм пытается обмануть, сбить погоню с толку.

— Живо делайте круг по тайге, — велел есаул.

Охотники и казаки обошли круг и действительно отыскали след. Он отведен был через бесснежную каменную россыпь, обдутую ветром. На камнях не оставалось оттисков. А за россыпью тропа беглеца ушла дальше, направилась к вершине.

Ветер крепчал, и вокруг слышался сплошной грохот. Все клубилось.

Путь был трудный. Руками раздвигали колючие ветви, путались в можжевельнике.

День, казалось, окончился. Небо не видно сквозь облака снежной пыли и густые ветви, заваленные снегом.

Акинфий шел впереди и наткнулся на бурную речку, парившую в морозном воздухе.

— Смотри, ваше высокоблагородие, — подозвал он офицера, — ранен башкирец.

Он показал Медведеву обильные следы крови на валуне у самого тепловода.

— Отдыхал, обмывал рану-то...

— Отдохнем и мы? — спросил Хамза.

— Живо! — грубо толкнул его в спину Медведев.

Все начали переправляться по камням на другой берег.

Здесь лес реже, сильней крутит метель, чуть видны следы, маленькие углубления в снегу остались от них. Снег стал глубже. Чаще попадались каменные россыпи.

— Живей! — торопил есаул. — Следы заносит! Уходит он...

Казаки стреляли во мглу, старались запугать беглеца.

От удара ветра треснуло и легло огромное дерево. Две белки с пышными осенними хвостами выскочили из дупла и в ужасе забегали по стволу. Напуганный глухарь захлопал крыльями и запрыгал в потоках снега. Следы беглеца повернули влево. Близились вершины огромной горы. Лес редел, и желтые сухие травы в рост человека торчали из-под снега.

У двух огромных камней, похожих на столбы, видимо отколовшихся от вершины, следы совсем пропали.

— Пещера близко, — сказал Акинфий, — он туда спешит.

Лес окончился, и отряд лыжников стал подниматься на седловину Яман-Таш — самой высокой горы этой части Урала.

Ветер забил со страшной силой здесь, на огромной высоте, на незащищенном лесом месте. Близилась седловина между двух вершин горы.

***

Абкадыр бредет с другими башкирами. Он знает: летом здесь растут причудливые широколистые травы и ярко-зеленые заросли вкусного дикого лука, с шумом разлетаются выводки тетеревов; нога вязнет в мокром торфянике, на котором видны следы только что прошедшего молодого лося.

А сейчас ветер нес облака снега, и в них иногда видны, проступают серые вершины других гор, таких же безлесных и тоже в камнях, обступивших Яман-Таш. Страшен мир, если посмотреть на него отсюда.

Все выше поднимаются люди, и все шире открывается лог между двумя округлыми куполами. Справа — больший из них: Яман-Таш — «Дурной камень»; слева меньший — Куян-Таш, что означает «Заячий камень». Здесь самая страшная россыпь Южного Урала — россыпь на Яман-Таше. У подножья нижние плиты глубоко ушли в почву и обросли ползучей елью.

Хребты Урала стары. Время беспощадно разгромило когда-то грандиозные вершины, превратив остроконечные пики в колоссальные нагромождения камней, которые уральцы и сибиряки называют россыпями. Вершины гор покрыты исполинскими развалинами.

Нет клочка земли, который бы не был задавлен тысячепудовой тяжестью, поэтому тут нет и растительности. Днем россыпь, окруженная дремучим лесом, напоминает каменный поток, замершую лавину. Ночью россыпь страшна пешеходу, и в тусклом свете луны она кажется кладбищем.

Первые русские, проникнув на Урал, по примеру башкир, тоже называли его Каменным Поясом за тот скалистый гребень, что тянется по главному хребту на большом протяжении. Если забраться на вершину южного хребта и смотреть на запад, то вдали, над бесконечными цепями отрогов Урала, возвышается огромный купол овальной формы, серого цвета. Это высочайшая вершина Южного и Среднего Урала, на которой нет ни одного деревца.

Эта серая шапка известняков венчает обширную лесистую возвышенность, раскинувшуюся на сотни верст. Большую часть лета вершина закрыта туманами и облаками. В седой старине вольные народы Урала называли это зловещее возвышение Яман-Таш, что значит «Дурной камень». Говорят, что на вершине ее — озеро, что сообщается оно с морем, что в Севастопольскую кампанию выкинуло из себя это озеро балку с кольцом, когда потопили русский флот.