Книга Лунный свет - Патриция Райс

Остин неловко заерзал, не желая слушать дальше, но не мог оборвать человека, которого уважал. Он вытащил из-за стола бутылку бренди и налил себе, кивком показав остальным, что* бы они сами себя обслужили.

Единственным, кто посмел остановить отца, был Харли.

– Отец, прошлого не вернуть, Луиза умерла. Не нужно вспоминать все, в чем она была виновата.

Он встал за спиной отца, не зная, как разрядить напряжение, повисшее в комнате.

– Я хочу, чтобы вы поняли, что я не выживший из ума старик. Я знал свою дочь, я знал ее слабости. Она была хорошей девочкой, может быть, слишком своенравной и слишком высоко метила, но все равно хорошей девочкой. Но кто-то сбил ее с толку, и я говорю вам, что этот человек здесь. Не могу сказать, сколько это тянулось, началось ли это до или после замужества; но вот человек, который ее убил.

– Нельзя повесить человека за прелюбодеяние, – вмешался шериф. – Нет доказательств, что он ее убил. – Он посмотрел на Остина, словно хотел сказать, что это могло быть достаточным основанием для мужа.

Узнав имя человека, наставлявшего ему рога, Остин не испытав никаких чувств. Он так долго и так много терзался подозрениями, что мог ответить на вопрос Сотби, когда началась эта связь. В его постель Луиза попала уже не девушкой, но это не имело значения тогда и еще меньше сейчас. Все, что беспокоило его – этот ли человек поджег его конюшни и чуть не погубил при этом Обри. Чтобы узнать это, он готов был отдать все свои владения.

– Пусть господин Сотби говорит, – коротко распорядился он, усаживаясь за стол.

Сотби удовлетворенно стукнул палкой по полу.

– Ты виноват в своей небрежности, Хит. Она была еще дитя, и тебе следовало строже за ней смотреть. Каждый раз, когда я слышал эту парочку, я проклинал тебя. Я пытался предупредить тебя, но ты ничего не хотел слушать. Молодой и упрямый, как каменная стена. Потом, когда я услышат слухи о побоях, то решил, что ты, наконец, застал ее с любовником и зашел слишком далеко. Я был вне себя от гнева, но придержал язык. Вы за нее отвечали, и я знал, что даже в гневе вы не теряете головы. Я подумал, что это должно положить всему конец. Но не тут-то было.

Напряжение покинуло его, и он грустно уставился в камин, голос стал усталым.

– Когда ты уехал в последний раз, я не слышал их так часто. Я думал, что она откупилась от него, и испытывал облегчение. Но однажды я услышал ее крик. Звук быстро оборвался, словно кто-то зажал ей рот, но я все понял. И ничего не мог поделать. Я попытался убедить ее пожить с нами, пока вы в отъезде, но она слишком увлеклась своей свободой. Она пользовалась садом, чтобы скрыться от преданных слуг аббатства. Не могу с уверенностью сказать, что случилось в конце. Может быть, вы сможете убедить эту скотину рассказать. Я слышал, как они однажды спорили, и он ее ударил. Звук был ясным. Думаю, после этого она начала прятаться от всех нас. Я слышал, что вы, Хит, вернулись, и ждал вашего визита. Я хотел сказать, что готов оплачивать дом в Лондоне, если только это удержит Луизу от наваждения. Но все, что я услышал – это то, что она умерла, и было уже слитком поздно.

Харли положил руку на плечо отца и умоляюще посмотрел на Остина. История повергла присутствовавших в почтительное молчание, – всех, кроме обвиняемого, который выглядел скучающим и карманным ножиком обрезал ногти.

Остин встал и налил бренди в чистый стакан, который подал Сотби.

– Может быть, мы все подвели ее, Георг, но в конце она подвела сама себя. Вы знаете, что я признал бы этого ребенка своим. Ей не нужно было делать того, что она совершила.

Он ближе, чем когда-либо подошел к истине, рассказывая о смерти Луизы ее семье.

– Никогда не слышал более чудовищной лжи! Могущественный граф Хитмонт признает своим сыном незаконнорожденного от другого мужчины? Не смешите меня. Вы убили ее, и вы никогда не докажете противного.

Джеффри молча сидел рядом с кузеном и с неловкостью наблюдал реакцию мужчин. Он всегда верил сказкам Гарри о том, как Остин упокоил его любовницу. Романтическая история о прекрасной даме и приобретенном и утраченном богатстве импонировала ему, а жестокость и ярость Остина годами считались общепризнанными. Однако новый взгляд на случившееся был в равной степени правдоподобным, и страх за свои собственные делишки поставил его перед дилеммой.

Остин проигнорировал это заявление.

– Хотя вы и показали нам, что Эверсли – трусливый, похотливый бандит, ничто не говорит о том, что он ответственен за случившееся этой ночью.

Адриан вскочил как ужаленный.

– Твоя жена, я и этот денди можем в этом помочь, Хит.

При упоминании Обри Остин обернулся к своему другу.

– Как?

– Ваш щеголь пытался уговорить наших с вами жен поехать с ним этим вечером, вручив им фальшивые приглашения. Поговорив с Харли, Обри начала подозревать неладное, но, поскольку вы не сочли нужным сообщить ей о своем мнении по поводу Эверсли, она не испугалась.

– Харли передал мне ее подозрения, и я осмелился расставить ваших людей и людей Харли вокруг поместья. Мы не подозревали, что выродок посмеет сделать то, что произошло.

Остин почувствовал, что Адриан о чем-то умалчивает, и понял, что еще рано об этом говорить. Со сдержанной яростью он повернулся к Джеффри.

– Я оставил без внимания вашу наглость из-за отношения к вам Обри, но не намерен терпеть ее дальше. Чем вы объясните ваше поведение?

Джеффри выглядел растерявшимся от такого напора. Ответил Гарри.

– Этот щенок не виноват ни в чем, кроме того, что пытался использовать свой шанс. У вас нет оснований, чтобы нас задерживать, и я возмущен обращением ваших придурковатых помощников. Я потребовал бы удовлетворения, но я не дерусь с калеками и женоубийцами.

Остин стал еще спокойнее. Его загорелое лицо окаменело, превратившись в ледяную маску с орлиным носом и тяжелой челюстью. Темные локоны над лбом подчеркивали яркую синь его глаз. Он боролся с собой, обуздывая гнев.

– Шериф, если этот человек еще раз откроет свой грязный рот, я намерен взять хлыст, который висит в углу. Я бы хотел, чтобы вы придумали, как его заткнуть, прежде чем это случится.

Упомянутый хлыст был неприятным напоминанием. Остин однажды вырвал его у конюха, который хлестал им необъезженного однолетка. Несколько лет назад он забросил его в этот угол. Потом кто-то нашел для него крюк и повесил на стену, но он хранился здесь как сувенир и угроза. У Остина чесались руки использовать его.

Шериф не сомневался в его намерениях. После всего, что было сказано здесь этой ночью, он подозревал, что Эверсли очень повезет, если он проживет еще неделю. Но он не хотел быть свидетелем процесса, который джентльмены используют, чтобы приканчивать друг друга. Поединки стояли вне закона.

– Сквайр, я прошу вас придержать язык, когда с вами не разговаривают, иначе случившееся будет передано в суд. Здесь земли Его светлости, и вы имели несчастье быть застигнутыми на них.