Книга Охота на Овечкина - Инна Шаргородская

Чатури не угомонился. Ленясь расправить крылья, он протопотал ножками по полу и вспрыгнул на подоконник рядом с Баламутом.

– Страдаешь?

– Ну почему ты такая тварь неделикатная? – огрызнулся королевский шут. – Что за манера говорить вслух все, что думаешь? Может, от этого неприятно кому?

– Ой-ой-ой, от кого я это слышу? Разве это не твоя профессия?

– Птичка…

– Молчу, молчу. Брось, Баламут. Последнее дело – страдать понапрасну.

– И что ты мне присоветуешь взамен? – с горькой иронией осведомился Доркин.

– Я спрошу у богов, – совершенно серьезно ответил чатури. – Они мне скажут. Ведь я люблю тебя, дурака…

Глава 32

Они въезжали в Дамор порознь, в разное время и разными дорогами. Босоногий колдун, Баламут Доркин и Пэк, провернув гигантскую работу по подготовке, собрались в столице на заранее намеченном постоялом дворе и ждали там приезда главного действующего лица. А Овечкин с Фирузой и Ловчим тем временем неторопливо ехали в наемном экипаже, вживаясь в атмосферу и проникаясь духом мира, уроженцев которого им предстояло изображать.

Михаилу Анатольевичу нравилось здесь. Нравились кривые тесные средневековые улочки, нравились задиристые молодые дворяне, разряженные в пух и прах и шатающиеся по улицам при шпагах, нравились осанистые солидные купцы с хитрыми глазами, шумные пестрые рынки, горожанки в чепцах и фартуках, корзины с овощами и рыбой, ржание лошадей… даже вонючие сточные канавы нравились ему! А за городом – бесконечные яблоневые сады, уютные села, постоялые дворы… Лето в Данелойне только начиналось, и воздух, не отравленный никакими бензинами и газами, был упоительно свеж и чист. Цветущие луга, пшеничные поля, ветви деревьев, отягощенные зелеными еще, но изобильными плодами, – все радовало глаз. И чувствовал себя Овечкин прекрасно, несмотря на то что очень волновался. Узкие, обтягивающие панталоны и кафтан с пышными рукавами сидели на нем замечательно, остроносые башмаки с бантами были чрезвычайно удобны, а уж шляпа с перьями просто приводила его в восторг. Он и сам от себя не ожидал, что так легко и с таким удовольствием воспримет правила здешней жизни. Под руководством Баламута он научился куртуазному говору, поклонам, манере обращаться с ниже- и вышестоящими, а впрочем, они особенно и не вникали в тонкости, поскольку было решено, что этот «принц Ковин» воспитывался в глуши, в монастыре и вырос книжным червем, превзойдя многие науки. И позволительны ему были некоторая неловкость и неуклюжесть…

Фируза в роли его жены тоже была очаровательна. И ей здешняя мода оказалась удивительно к лицу. Когда Михаил Анатольевич глядел на ее круглое личико, обрамленное накрахмаленными оборочками чепца, который полагалось носить замужним женщинам, он откровенно любовался своей спутницей – просто глаз не оторвать!

Они обвенчались по всем правилам под бдительным присмотром Баламута. Ничего другого не оставалось. Впрочем, Аркадий Степанович их несколько успокоил тем, что на Земле брак этот будет считаться недействительным. Зато здесь документ о бракосочетании давал полную гарантию, что никакая королевская власть и никакие государственные интересы не принудят Михаила Анатольевича жениться на принцессе Маэлиналь. И ее верному стражу спокойнее…

Ловчий изображал свиту и единственного друга подставного принца, посвященного в тайну его рождения. По такому случаю он обзавелся человеческим лицом и выглядел сейчас приятным пожилым господином – по придуманной ими легенде был он небогатым помещиком из дальней захолустной области, и именно у него в доме новорожденный «принц» возрастал до семи лет, пока не был определен на обучение в монастырь. Темный длиннополый кафтан, сафьяновые сапоги, бакенбарды – все в нем говорило о добропорядочности, скромной, умеренной жизни и внушало безусловное доверие.

Они везли с собой шкатулку с бумагами, в числе коих было собственноручно написанное придворной дамой по имени Сандомелия признание в том, что тридцать лет назад, прекрасным летним днем, час в час с королевой Дамора, она родила от короля Редрика незаконного сына, который и был незаметно подложен ее сподручниками в колыбель новорожденного принца. Сама она собиралась в это время ехать по приказанию королевы в монастырь и уехала – с маленьким принцем. Содеяно же таковое было ею из ревности к королеве. В монастыре она пребывала до сих пор и, почуяв близость смерти, решила покаяться и возвратить королю Дамора его законного наследника. Дама сия и впрямь существовала на белом свете и действительно находилась в данное время в монастыре – один Бог знает, каких трудов стоило Босоногому колдуну ее разыскать. Ему повезло. Как оказалось, бывшая фрейлина королевы Сандомелия обладала незаурядным чувством юмора и, кроме того, не прочь была хоть как-то насолить ее величеству в отместку за свою загубленную жизнь. Она хихикала, сочиняя признание, и обещала подтвердить написанное перед любым гонцом, присланным королем, да хоть и перед самим Редриком! Ее верная служанка также обещала сыграть роль одной из тех самых сподручных, что подменивали принца. И коряво нацарапанное признание этой служанки лежало в заветной шкатулке. Кроме того, было там фальшивое свидетельство о рождении Михаила Анатольевича, то бишь дворянского сына, – отец не указан, а мать, бывшая фрейлина, ныне монахиня, дала ему гордое имя Тайрик. По обычаям Данелойна имена, заканчивавшиеся на «рик» и «вик», давались, как правило, лишь королям и дворянам из высшего сословия, ибо означали эти приставки на разных диалектах именно «король».

В столице путников ждал Аркадий Степанович с подкупленной престарелой кормилицей и бабкой-повитухой наготове и с историей о родимом пятне, которое нашлось на правом плече у Михаила Анатольевича и которое якобы имелось у подлинного принца в момент рождения, а у нынешнего принца Ковина отсутствовало.

По уверениям Баламута Доркина, этого было вполне достаточно, чтобы затеять тяжбу и даже выиграть ее.

До злосчастной свадьбы оставалось всего неделя. Но они уже въезжали в столицу Дамора, носившую тоже весьма гордое название – Тарикоэгойн, что означало в переводе «колыбель королей», – каковое название сами даморы давным-давно сократили до Тагона, что ничего не означало, но было куда удобнее для произношения.

Овечкин волновался ужасно. Но ведь и настоящий принц на его месте, собираясь заявить о своих правах, наверное, волновался бы не меньше. Тем он себя и утешал.

На постоялом дворе их подстерегало некоторое потрясение, ибо никого из заговорщиков с первого взгляда было не узнать, даже Пэка. Баламут Доркин обзавелся усами и бородой, став похожим на разбойника с большой дороги, а Аркадий Степанович и вовсе превратился в женщину. Как оказалось, повивальная бабка, принимавшая роды у королевы, наотрез отказалась участвовать в обмане. Пришлось временно упрятать ее подальше, в какой-то даже другой мир, а Босоногий колдун, не долго думая, принял ее обличье и расхаживал теперь в белоснежном чепце, с морщинистым безбородым лицом (правда, по-прежнему босиком), всюду таская за собой сумку с инструментами, необходимыми для своего мнимого ремесла. И даже успел разок принять роды – у жены сапожника, проживавшего по соседству. А Пэк превратился в бессловесную собачонку с рыжей густой шерстью и необыкновенными янтарными глазами, что светились в темноте, и ходил при Баламуте, изображая его верного пса. Чатури пришлось остаться дома, ибо слухи о райской птице, которую раздобыл где-то король айров, уже докатились до Тагона…