Книга Не надо пофигизма - Андрей Курпатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если верить статистике, то при желании устроиться на работу в Соединённых Штатах вам предстоит пройти такой квест: на 100 разосланных вами резюме вы получите 8–10 ответов, которые вас, в принципе, могут устроить. Из них порядка 3–4 интервью вы пройдёте успешно, и только одна (!) работа будет отвечать и вашим требованиям, и вам готовы будут её предложить. В общем, одно из ста обращений имеет шансы реализоваться.
Теперь давайте посмотрим на то, что происходит с рынком труда в России, и поймём, что нам на самом деле очень повезло.
Очень забавно, когда человек, который прошёл одно-два собеседования и ещё работу не получил, уже считает себя героем и непризнанным гением. Плюс пребывает в панике, полагая, что «на приличную работу можно попасть только по знакомству!» Неправда.
Столько раз в этой жизни я сталкивался с дефицитом кадров, что это уму непостижимо! Причём на хорошие зарплаты и на хорошую перспективу искал людей. Но их так мало – способных, профессиональных, проактивных. Дефицит! Брать же человека «по блату» мне и в голову никогда не приходило – это же просто убыточно и потому глупо, да ещё деморализует коллектив.
Сам я, честно говоря, лишь однажды проходил собеседование при приёме на работу. Устраивался на очень серьёзную должность – врачом-психотерапевтом в психиатрическую больницу. Положение моё, сразу оговорюсь, было крайне затруднительным.
Чертовски прекрасно, будучи мягким душою, бороться с жестокостями жизни. И мы, «мягкие», боремся прекраснее всех.
Во-первых, я до этого десять лет носил военную форму, принадлежал «системе», где собеседований не бывает в принципе, и ко всему прочему только теоретически представлял себе существование некоего гражданского здравоохранения.
Так сложилось, что я вырос в семье военных врачей, так что невоенных – просто не видел, разве что медсестру в школьном медпункте. А тут – на тебе: надо идти и устраиваться на гражданскую работу в гражданское здравоохранение, причём ещё и с инвалидностью.
Во-вторых, я устраивался на должность, на которую до меня ещё никого не принимали. Хотя больница эта и специализировалась на пограничных психических расстройствах, психотерапевтов в ней до меня ещё не видывали.
Были ставки психотерапевтические, и были психиатры, которые прошли «курсы усовершенствования» по психотерапии. Но так, чтобы пришёл человек с улицы, да с соответствующим сертификатом, и ещё думал о себе, что он психотерапевт, а не психиатр с дополнительной «корочкой», – такого ещё не было.
Один из парадоксов жизни заключается в том, что вещи, которые изначально способствуют вашему успеху, редко оказываются тем, что помогает вам оставаться успешным.
В общем, совершенно непонятная птица был я для главного врача этой больницы в тот момент и вызвал своим появлением настоящий стресс.
В государственной системе ведь всё ещё сложнее, чем в бизнесе. Тут человека принял на работу – как его потом уволишь, если он никуда не годится, да ещё скандалит круглые сутки? Только за прогулы. А если он не прогуливает? В остальном – попробуй придерись, его КЗОТ охраняет со всех сторон, как священную корову! А с другой стороны – почему бы и не принять?..
Помню, меня тогда спросили грозно: «Гипнозом лечите?» Я, разумеется, ответил отрицательно, потому как это каменный век, а не метод психотерапевтического лечения. Но озвучивать свои соображения по этому поводу я не стал, дал какие-то пространные объяснения.
Когда тебе кажется, что ты исчерпал все возможности, помни, что это не так.
«Аутотренинг?» – спросили меня вторично, теперь уже совсем грозно. И снова, что называется, мимо кассы. Ну какой, к чёрту, аутотренинг, когда XXI век на носу, а меня спрашивают про технологию начала XX века, причём – самого начала! Опять я что-то блею…
Вопросы закончились. На меня просто вопросительно смотрят.
Ну и… была не была!
Собравшись с духом, я начинаю рассказывать о своих пациентах – о таких расстройствах, о сяких расстройствах, о пересяких. Что в таких случаях эффективно, что в других. Какие были опробованы способы, методы, схемы, модели и варианты. Как мы с коллегами то делали, как другое, как проверяли эффективность, как собирали катамнез. Тут стали возможны ссылки на мои научные работы и исследования.
Через час меня приняли. Первым полноценным психотерапевтом в главном специализированном учреждении города Санкт-Петербурга, чем я очень горжусь.
Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.
Правда, в течение целого месяца работы мне не назначили ни одного больного. Потому как непонятно было – кого назначать этому странному доктору, который называет себя психотерапевтом, но ни гипнозом, ни аутотренингом не лечит?
Я сидел в своём кабинете от звонка до звонка, как узник в одиночке. Казалось, ещё чуть-чуть, и загремлю на собственное отделение по причине нервного срыва, потому как это просто пытка – быть на работе и ничего не делать. Вообще – ничего!
Только через месяц у меня появилась первая пациентка. Назначили мне её, как я потом понял, от безысходности. Уже всё испробовали: и самые серьёзные препараты, и лечение инсулином – никакого проку, а ситуация критическая: нервная анорексия – может быть, самая страшная болячка. Умирает каждая пятая девушка, заболевшая этим безумным страхом полноты, способным буквально заморить молодой организм голодом.
Тот, кто хочет развить свою волю, должен научиться преодолевать препятствия.
Моя первая пациентка в этой клинике весила из-за этой болезни меньше тридцати килограммов. Её уже дважды госпитализировали в кардиологическую реанимацию, потому что её сердце стало отказывать вследствие общей дистрофии. И мы начали лечиться – психотерапией («разговорами»), начали есть. Всё наладилось.
Моя первая «гражданская» пациентка выписалась из больницы, набрав больше половины от своего веса при поступлении. Счастливая девушка шестнадцати лет, счастливые родители. И мои коллеги, которые теперь меня приняли, убедившись в том, что я могу быть им полезен.
В общем, как я прошёл то, первое и последнее в своей жизни собеседование – непонятно. То, что я на нём рассказывал, – было для моего работодателя странной речью странного молодого человека. Но, видимо, было что-то ценное в том кандидате с фамилией Курпатов – он очень хотел работать.
Пусть вас радует то, что можно купить, но приводит в восторг то, чего не купишь.
И несмотря на то, что говорил я вещи странные, в чём-то, как я теперь понимаю, даже дикие, с точки зрения психиатра с тридцатилетним стажем, меня приняли. Желание кандидата работать – это самое важное на собеседовании. Важнее всего остального.
