Книга Я слышу, как ты дышишь - Остин Марс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он там, а вы — здесь.
— Это единственная причина, почему мы обсуждаем это спокойно. Я не могу ругаться, когда вы на мне лежите.
— Буду знать, — коварно протянула Вера, он изобразил запоздалое озарение:
— Я зря это сказал, да?
— Нет, что вы, это пойдет вам на пользу, — она сделала движение забраться на него еще выше, он тихо рассмеялся и стянул ее обратно, изобразил суровый тон:
— Спите, надо хорошо выспаться. Завтра утром доставят новую одежду, а к обеду будем уже на пикнике, там другой часовой пояс, там будет уже вечер.
— Где это?
— Завтра все увидите. Вам понравится. Я очень люблю это место, хотя у меня море причин его ненавидеть.
Вера с предвкушением зажмурилась и умоляюще прошептала:
— Скажите мне, что это долгая история.
Он тихо рассмеялся:
— Очень долгая. Но я вам ее не расскажу.
"Дзынь."
Вера рассмеялась, он пробурчал:
— Ну может быть, и расскажу. Когда-нибудь. А сейчас спите.
Она завозилась, устраиваясь поудобнее, чем вызвала у него негодование и желание тоже устроиться поудобнее, после чего ей пришлось устраиваться заново. Наконец они оба расслабились и затихли, Вера потихоньку уплывала, перед глазами стали мелькать картины дня, в какой-то момент наткнувшись на длинные седые волосы и хрипловатый голос.
— Кто был тот человек, который звал нас на чай?
— Очень сильный маг, сильнее Барта, — неохотно ответил министр, — я сейчас веду с ним переговоры по поводу поставок зелий. Но он ушел в духовную жизнь и посвятил себя служению, а его служение отрицает материальные блага. На самом деле, конечно, это отрицание до определенного предела, но этот предел я пока не выяснил, обычно это просто отмазка чтобы набить цену. Я с такими идейными уже работал, у всех у них "отрицание", а потом все берут и все делают, даже Янвера сломалась на деньгах.
— Вы сказали, что он маг, а он говорил о храме…
— Вера, спите, а?
— Я хочу походить по храмам и разобраться со своей силой.
— Вы уже были у Вариуса, он вам не помог.
— Он бог войны, мне нужен кто-то другой.
Он молчал, она чувствовала всем телом, как он напрягается с каждым словом, как лихорадочно думает и ищет способы. Наконец он решился и прохладно спросил:
— Например?
Тон был такой, что ей не хотелось продолжать разговор, как будто он готов уйти от этого разговора физически, оставив теплую постель и любящую женщину просто ради того, чтобы не обсуждать этот вопрос. Это и настораживало.
Она обняла его так мягко, как только могла, стараясь компенсировать его ощетиненную жесткость, тихо сказала:
— Меня приглашала Ра Ни…
Он так окаменел, что она поняла — именно этот ответ он сильнее всего не хотел услышать.
Он молчал и пытался взять себя в руки, что-то сделать, чтобы его состояние стало менее очевидным, но чем дольше молчал, тем безнадежнее становилась ситуация. Наконец он сдался и решил вильнуть:
— Давайте обсудим это… послезавтра? Завтра пикник, потом отдохнем и…
"Дзынь."
— Я сегодня кое-что видела, когда помогала Доку.
— Вера, два часа ночи.
— Раньше вас это не останавливало.
— А сейчас я должен рано встать завтра.
"Часы" молчали, но она и так понимала, что это отмазка. Решила ничего не говорить, все было настолько очевидно, что спорить дальше бессмысленно, не захочет помогать — не поможет, она и сама найдет себе храм.
— Вера, мы обсудим это все, и выберем какой-нибудь другой храм, другого бога, и сходим, попозже, после бала. Хорошо?
"Только не к Ра Ни, я поняла."
— Хорошо.
"Дзынь."
Он тяжко вздохнул и промолчал. Вера задумалась о том, как попасть в храмовый квартал, она помнила рынок как-то фрагментами, там улочка, сям улочка…
Министр внезапно схватил ее и перевернул на спину, перекатившись наверх, она замерла от шока, он навис над ней очень близко, остановился, как будто сам еще не решил, что будет дальше.
Вера не дышала, ощущая грохот его и своего сердца, слушая шелковый шелест, с которым его волосы скользили вниз, внезапно ощутила одну прядь на своем лице и поймала зубами, чуть дернула. Он тихо рассмеялся и отодвинулся, мрачно фыркнул:
— Я понял, почему женатые собирают волосы.
Вера захихикала, он наклонился ближе и каким-то обреченным тоном шепнул:
— Спокойной ночи, — и сжал ее так, что она всеми своими силами сэнса ощутила, как он ненавидит себя за это молчание, и себя, и ее, и Янверу, и богов, которые это допустили.
Вера мягко освободила из захвата руку и погладила его по плечу, по спине, осторожно убрала с лица волосы, стараясь не прикоснуться к коже, тихо сказала:
— Волшебных снов.
— Волшебных, — мрачно кивнул он, перекатился обратно на спину и уложил ее сверху, так прижимая к себе, как будто мог бы сказать еще очень много, но почему- то не мог.
Она лежала неподвижно и слушала его, как слушают лес, пытаясь проникнуться и погрузиться, стать частью, а потом, уходя, унести немного с собой, и боялась, что ей приснится сон, в котором не будет господина ее обожаемого министра.
Ей снилось что-то ужасно неприличное, но она забыла сон, как только проснулась — с ней почти всегда так происходило. Серый рассвет просвечивал желтые шторы, за окном моросил дождь, Вера закрыла глаза и зарылась обратно под одеяло. С кровати рядом с ней встал кто-то, без кого мигом стало холодно, она приоткрыла один глаз и перевернулась на другой бок, потягиваясь и шепча:
— Зай, ты куда? Рано еще, — попыталась нащупать на тумбочке телефон, но его там не было, и тумбочка была какая-то странная, и реакция Виталика тоже вызывала подозрения. Она не поняла сразу, что не так, развернулась к нему, пытаясь продрать глаза, Виталик застыл у двери, медленно обернулся и совершенно чужим голосом переспросил: — "Зай"?!
Вера мгновенно пришла в себя, зажала рот рукой и вытаращила глаза, одновременно ужасаясь и радуясь, что не сказала чего посерьезнее. Убрала руку и пролепетала:
— Это не вам было.
Он закрыл дверь и развернулся к ней, явно передумав уходить:
— Что это за внезапный "зай", я не понял?
Она зажмурилась и попыталась сползти под одеяло.
— "Зай" — это сокращение от "заяц"…
— Я догадался, спасибо, — саркастично кивнул он, — я не понимаю, что это животное делает в моей спальне.
