Книга И как ей это удается? - Эллисон Пирсон

Моя попытка призвать подруг к порядку проваливается под вой «Mamma mia» из колонок. Я пускаю по кругу список того, что еще нужно сделать, и фотографию Криса Бюнса, которую Кэнди скачала с веб-сайта «ЭМФ». Жестами объясняю, что отлучусь в туалет.

В угловой кабинке рядом со входом темнеет смутно знакомая фигура. Еще несколько шагов — и фигура обретает имя.

— Джереми! Джереми Браунинг! — Энтузиазм моего приветствия будет песней звучать в душе клиента до конца его дней. — Надо же! Какой сюрприз, Джереми! Встретить вас здесь… А это, если не ошибаюсь… Аннабель, не так ли?

Юная прелестница, примостившаяся на коленках у моего клиента, отзывается презрительно-самодовольной улыбкой, в которой тем не менее светится и надежда: мол, пока не миссис Браунинг, но, если шанс выпадет, не откажусь.

Я протягиваю руку красотке, но Джереми опережает свою спутницу:

— Боже, это вы, Кейт! Не ожидал вас здесь увидеть. — Он с жаром трясет мою ладонь.

— Рынок развлечений исследую, пора его осваивать. Не поможете? Я в этой области дилетант. Прошу прощения, мне пора. Приятно было познакомиться?..

— Шерель.

— Приятно было познакомиться, Шерель. Берегите его.

И я удаляюсь уверенной поступью. По крайней мере один мужик теперь точно в моей власти.

К моему возвращению тема разговора за нашим столом кардинально изменилась. Кэнди по очереди тычет в девиц на сцене, у которых, по ее мнению, бюст претерпел хирургическое вмешательство.

— Ой, мамочки, вы только гляньте на ту, рыжую. А я-то, наивная, считала, что Британия уничтожила все свое ядерное оружие.

— Ты бы видела мои сиськи после рождения близнецов, — хихикает Джудит, размахивая уже третьим бокалом «Май-Тай».

Я с ужасом смотрю, как предмет обсуждения покидает сцену и надвигается на нас, поддерживая груди ладонями, как ветеринар — щенят.

— Вот это я понимаю фокус! — одобрительно вопит Элис. — Работа и удовольствие в одном флаконе! Точно, Кейт?

— А у этой с паховыми мышцами наверняка проблем нет, — замечает Кэролайн, кивая на танцовщицу, которая дергается так, будто собралась родить лоток с мороженым.

— Каких проблем? — хором спрашивают Момо и Кэнди.

— Растяжение тканей во время беременности даром не проходит, — сообщаю с мрачным видом. — Потом всякие неприятные казусы могут случиться, если не тренировать мышцы.

Кэнди, убежденная, что дородовая гимнастика — это происки коммунистов, кривится от отвращения.

— Но ведь после родов все встает на свои места, верно?

Стены дрожат, мамаши за столом хохочут до слез, а у мужиков в клубе неловкий вид, потому что женский смех выводит их из себя.

Я поднимаю бокал:

— Сплотимся в смелости и неудачи не потерпим!

— «Крепкий орешек-2»? — спрашивает Момо.

— Нет, «Леди Макбет». Чему их только учат?

9

Ланч с Робином

Робин Купер-Кларк, если он не в своей тарелке, выглядит как человек, решивший арестовать сам себя: одна рука обхватывает грудь, вторая цепляется за шею. Именно так он и шагает всю дорогу к «Суитингс», куда пригласил меня пообедать через три дня после заседания «большой семерки» в «Топлес-клубе». Ресторан находится довольно далеко от офиса, но Робин настаивал именно на нем, а у меня не было причин отказывать. Делать нечего, я вприпрыжку скачу за ним — три моих шага на один семимильный его.

«Суитингс» — типичное для Сити заведение. Рыбный ресторан под личиной рыбной лавки, панибратские возгласы, суета, мраморные прилавки. Рыбный рынок для имущих. У входа узкие стойки с табуретами, в глубине — зал с длинными, как в школьной столовой, столами.

Садимся на дальнем от входа конце общего стола.

— Неприятная история с этим Бюнсом, — бормочет Робин, изучая меню.

— Угу.

— Момо Гьюмратни, кажется, славная девочка.

— Бесподобная.

— А Бюнс?

— Стрихнин.

— Понятно. Что закажем?

Над нами уже застыл официант с карандашом наготове. Я перевожу взгляд на Робина и в первый раз замечаю, какой у него странно неряшливый вид. Кончик воротника загнут, на мочках запятые от пены для бритья. Джилл такого не допустила бы.

— Так, ну что ж… Даме, пожалуй, кого-нибудь позубастее, а мне из вымирающих видов. Черепаховый суп, к примеру. Или лучше отведать трески, которую распроклятые испанцы всю повылавливали? Как думаешь, Кейт?

Еще не отсмеявшись, я вновь слышу голос Робина:

— Я женюсь, Кейт.

Зал немеет, будто кто-то отключил звук кнопкой пульта. Народ по-прежнему открывает и захлопывает рты, но беззвучно, как рыбины из ресторанного меню.

И я понимаю, почему он привел меня именно сюда: здесь не закричишь от боли или гнева, разве что пожуришь по-дружески. Это уголок мужского мира. Сколько страдающих сердец здесь поджарили с любезной улыбкой на губах, сколько карьер поломали за бокалом шабли и искренне приятельской беседой? Теперь вот и Джилл Купер-Кларк отправили в отставку, а от меня ждут любезной улыбки. Здешний этикет предписывает скроить заинтересованную мину, а еще лучше — радостную, но уж никак не устраивать сцен. Здесь наложили вето на то единственное, что я сделала бы с превеликим удовольствием: отшвырнула стул, перевернула стол и оставила бы изумленное мужичье разевать рты над салфетками и рыбьими костями. Господи, всего-то полгода прошло с ее смерти…

А Робин уже углубился в рассказ о некой Салли. Милая, несказанно добрая, любит мальчиков, своих двое. До Джилл, конечно, далеко, но с Джилл ведь никто не сравнится. Он с беспомощным видом пожимает плечами. А в Салли все же много хорошего, и ребятам — Алексу во всяком случае, ему всего десять — нужна мать.

— А тебе… — я нахожу наконец силы протолкнуть слова сквозь пересохшее горло, — тебе она нужна?

— Э-э… Да, Кейт, мне нужна женщина. В одиночку мы не справляемся. Понимаю, что для тебя это… — Он жестом отказывается от предложенного соуса «тартар».

— Для меня — что?

— Признак слабоволия, наверно. — Поставив бокал, он по привычке трет переносицу. — Никто мне ее не заменит, если ты это хотела спросить.

А к чему тогда пытаться заменить незаменимое? Мне тоскливо, как в день похорон Джилл. Прежде я всегда знала, где найду Робина, такого основательного, глубоко семейного, надежного. Больно видеть его потерянным. Мужчина без жены — все равно что без матери: скорее сирота, чем вдовец. Мужчина без жены теряет опору, он не способен ходить, пену с ушей стереть и то не способен. Мы нужны мужчинам больше, чем они нам; не в этом ли тайна мироздания?

— Я очень за тебя рада, Робин. Джилл была бы довольна. Уверена, она не вынесла бы мысли, что тебе плохо.