Книга Игра колибри - Аджони Рас

– Разоблачитель разработал алгоритм определения психологического портрета по данным, опубликованным в социальных сетях, по истории поиска и просмотров. И это не просто определение интересов и предпочтений, такие фокусы давно известны поисковикам вроде Google. Тут нечто большее, сродни магии. Так, например, тебя может вообще не быть на том же Фейсбуке, но если о тебе говорят пять или десять человек, то система выйдет и на тебя, просто сверив особенности уже известных пользователей, взвесив степень доверия к ним и отбросив то, что не имеет отношения к делу.

– И как вам удалось выйти на меня? А? – Октябрь встал с кресла и склонился надо мной. – Объясни мне, Адам! Алиса обсуждала меня с кем-то? Как Разоблачитель узнал, что ее надо искать в Санта-Барбаре? Это была ложная информация, уловка, но вы не могли знать этого, если не прослушивали мой телефон. Отпечатки пальцев в твоей спальне – пустышка, парень! Ответь мне, Адам, иначе я вновь пущу в дело свое чудесное кресло, и оно порвет очаровательную попку моей новой любимицы.

– Я знаю, что прослушивали ее телефон, о твоем мне неизвестно, – выдохнул я и понял, что сделал это с большим трудом. – Отпечатки – просто случайность, я сделал копию трости, и какое-то время Патрик подозревал меня. Думаю, он просто проверял меня, не более. Именно поэтому снял отпечатки пальцев именно здесь. Так, видимо, среди моих отпечатков попался и твой.

– Значит, просто суперкомпьютер, старая добрая прослушка и капля везения? – Он отшатнулся от меня.

Я вновь ощутил этот странный древесный аромат, и мне на мгновение стало легче дышать.

– Это то, что мне известно, – с трудом выдавил я, пытаясь сжимать и разжимать пальцы рук, чтобы сохранить хоть какой-то контроль над телом.

– А Гассмано? Этот старый хер провел всех! На самом деле его никогда не отстраняли. – Октябрь не обращался лично ко мне, а говорил скорее сам с собой.

– Насчет его ты прав, он провел всех…

– Зато теперь картина более или менее ясна. – Октябрь встал перед телевизором и помахал рукой Алисе.

Алиса неожиданно для меня помахала ему в ответ.

– Видишь, прошло так мало времени, а она уже начала разбираться в послушании. Приходится, правда, показывать ей видео с другими шлюшками, в назидание, но это работает. А тебе, Адам, пора посмотреть последнюю в своей жизни передачу и подохнуть. Билет у тебя в первом ряду, холодные напитки не предлагаю, так что наслаждайся.

Октябрь послал воздушный поцелуй в сторону крохотного зрачка видеокамеры своего телефона. Его длинные пальцы с угадывающимися венами под тонкой кожей сначала раскрылись, а потом веером сложились, как бутон сворачивается при наступлении темноты. Он протер телефон салфеткой и, придерживая за край, дабы не оставить отпечатков, бросил на диван, чтобы трансляция не прервалась.

– Кстати, тебе понравился запах моего парфюма? – Октябрь остановился у двери. – Это противоядие. Как только я выйду, оно перестанет сдерживать нейротоксин, и очень скоро тебя парализует, ну а потом… Тут уж сам знаешь.

Я смотрел на Алису, уже не обращая внимания на Октября. Нейротоксин – дело скверное, но с ним можно продержаться и минуту, и час. Это зависит от конкретного случая. Все, что от меня требовалось теперь, – считать. Если меня найдут, пока я буду способен хотя бы моргать, мне удастся сообщить время, за которое Октябрь добрался до Алисы. Так у Патрика будет возможность построить маршрут от Пасадены до его берлоги.

Эта мысль о последнем, хоть сколько-нибудь значимом поступке вселяла надежду и давала силы бороться. Ублюдок отравил меня. Что же, фокус с противоядием в виде парфюма – отличная придумка. Пока Октябрь находится рядом, действие токсина замедляется, а как только уходит, исчезает и сдерживающий фактор. Не знаю, как он все придумал и за счет чего реализовал, но эффект неоспорим.

Железное алиби и отсутствие тягостного созерцания угасающей жизни.

Напоследок он провел какие-то манипуляции с телевизором, протер свой смартфон влажной салфеткой и положил его на диван так, чтобы камера смотрела точно на меня. Для Октября Адама Ласки больше не существовало. Он делал все так, словно я уже умер, хотя к этому, по правде сказать, я был близок…

Не помню, как именно Октябрь вышел из дома, но, когда шаги стихли, я начал считать. «Раз, два, три…» – звучало в голове. Алиса. Она не видела меня и продолжала сидеть молча, глядя на невидимый экран. Кровь больше не капала с кончиков пальцев. Что за механизм придумал Октябрь, чтобы мучить сидящего в кресле человека, оставалось только гадать…

О чем она сейчас думала? Что видела перед собой? Может, ее мысли занимал Адам Ласка? Может, кто-то еще? 390… 391… 392… 393… Я бы многое отдал, чтобы еще раз увидеть ее, прикоснуться к теплой коже, вдохнуть ее вечерний запах… Девочка моя… Али. Мне вспомнилось, как звала ее мать, высунувшись из окна в задней части дома. Эли… Эли! Алиса, моя милая девочка, моя далекая женщина. Ты будешь жить без меня… 501, 502…

Алиса, женщина, о которой я мог ничего не знать, если бы остался в России, если бы выбрал дом на соседней улице, если бы… Если бы… 541, 542. Я останусь всего лишь эпизодом, приятным воспоминанием в ее жизни, которое с годами поблекнет, растворится в бледности дней.

Грудь потяжелела и все труднее впускала ставший тягучим воздух. С улицы доносился стрекот моторов, быстро утихающий где-то за домами. Я хотел позвать ее, но понял, что язык уже не подчиняется приказам. Алиса смотрела, не отрываясь, на мерцающий экран, продолжая тянуть подбородок вперед, подальше от ошейника.

Октябрь дрессировал своих жертв электричеством. Если Алиса отводила взгляд в сторону, то тут же получала удар током. Он, по-видимому, был не очень сильный, но достаточный для создания болезненных ощущений. Как именно работала эта система кнута и пряника, оставалось только гадать, однако она работала. Если учесть, что такой воспитательный процесс повторяется неделями, то нелегко догадаться: попавшие в сети Октября рано или поздно сдаются. Он приручает их и одновременно подавляет, превращая в послушных рабынь.

2115… Дверь, которую было сложно разглядеть за книжным шкафом, открылась, и в комнату вошел он.

«Две тысячи сто пятнадцать», – повторил я еще раз. Ему потребовалось чуть больше получаса, чтобы добраться до дома. Полчаса. Для этой поры в Лос-Анджелесе с его километровыми пробками – сущий пустяк. Он должен жить где-то рядом. Если проанализировать дорожный трафик, то можно выяснить все места, куда он мог добраться за это время, если только он не заехал по дороге в магазин или просто не остановился на заправке.

Октябрь прикрыл за собой дверь, обошел кресло и посмотрел на Алису, как скульптор, оценивающий проделанную работу. То, как он прикоснулся к подбородку Алисы, как расправил ей волосы, заложив выбившуюся прядь за ухо, говорило об опыте в проведении данной процедуры. Октябрь одобрительно похлопал ее по щеке и, повернувшись к невидимому мне экрану, нахмурился.

– Ты еще жив, Адам? – прищурившись, поинтересовался Октябрь, вглядываясь в экран справа от камеры. – Тебя не видно, а жаль, я думал, Алиса будет лицезреть, как ты покидаешь наш грешный мирок.