Книга Полет над разлукой - Анна Берсенева

Аля не пыталась сравнить себя с кем-то. Да она и не могла думать сейчас ни о ком, кроме Андрея, а его сравнить было не с кем. И то, что связывало ее с театром, вовсе не казалось ей мелким – все было по-другому… Но эти слова бились у нее в сердце: «… от высшего… чем счастье или несчастье… или не нужно рассуждать вовсе… не нужно… не нужно…»

Пограничник долго смотрел то на нее, то на фотографию в паспорте. Наверное, Аля на себя была непохожа, или застывший взгляд под круглой печатью не был похож на ее живой, смятенный взгляд.

Глава 11

Лихорадочное, горячее напряжение, в котором Аля находилась весь день – с той минуты, когда присела на скамейку рядом с белой песчаной горой, – понемногу отпустило ее только в самолете. И тут же все происшедшее вчера вспомнилось ей отчетливо и ясно и заставило похолодеть.

Она вспомнила разговор с Андреем вчерашним утром. Теперь не верилось, что чуть больше суток прошло с той минуты: так много вместили в себя эти сутки… Вспомнила свое молчание, свое «не могу», произнесенное тупо и коротко, бесконечные, как вопрос, телефонные звонки, которые слышала, уже стоя за дверью.

Все это как-то забылось, захлестнулось событиями последнего дня, представилось ей как бы и не существующим. И вот теперь всплыло снова во всей своей пугающей неприглядности.

Аля представила, что происходило в эти сутки с Андреем, и содрогнулась.

«Куда ты летишь? – тоскливо подумала она. – Кто сказал, что он еще хочет тебя видеть?»

Будь это не самолет, а поезд, может быть, она вышла бы на какой-нибудь станции: так сильно, как удар, поразило ее то, что она только теперь осознала.

Но самолет было не повернуть, и он уже заходил на посадку.

Стюардесса включила музыку. Аля смотрела, как под ликующие голоса Кабалье и Меркьюри разливается внизу бесконечное, волшебное, как обещание счастья, сияние – огни Барселоны.

Самолет приземлился, когда город уже тонул в поздних летних сумерках. Алю и в прошлый раз поразила необыкновенная, живая и яркая толпа на улицах, какое-то особенное, ни капли на Москву не похожее ощущение праздника, не почувствовать которого мог разве что мертвец. Но на этот раз ей показалось, что оно стало гораздо сильнее.

Город закипал огнями, шумом, лавинообразно нарастающим весельем.

– Что сегодня происходит? – подбирая английские слова попроще, спросила она усатого таксиста, везшего ее из аэропорта в центр.

– Праздник! – радостно воскликнул он, сверкнув яркими черными глазами. – Праздник, сеньорита, Сан-Хуан! Фейерверк!

Таксист говорил так громко и так выразительно показывал пальцами фейерверк, что Аля тут же решила, что он, наверное, не каталонец с их trato distante.

Адрес она узнала у Карталова.

– Зачем тебе? – удивился Андрей, когда Аля однажды спросила, где он живет. – Думаешь, ты прилетишь в Барселону, а я тебя не встречу?

Конечно, этого быть не могло, и Аля не стала переспрашивать адрес. Андрей сказал только, что живет в Энсанче – значит, в одном из тех яблок-кварталов, где они сидели перед «Каменюкой» Гауди…

И вот она прилетела в Барселону, он ее не встретил, и никто, кроме нее самой, не был в этом виноват.

Когда Аля увидела, во что превратился центр города, то подумала, что, может быть, и дома его не застанет. Людей на улицах было столько, что казалось, все дома должны опустеть этой ночью. Куда только исчезла «дистанте», так удивившая ее в первый раз!

Вся улица Пасео-де-Грасия, на которую привез ее таксист, показалась Але огромной танцплощадкой. Танцы лились по ней рекою, а музыка – дождем. Пасодобль незаметно сменялся рок-н-роллом, танцевали старушки и тинейджеры и даже, кажется, собаки. Аля почувствовала, что ее подхватывает эта неостановимая стихия и вот-вот унесет куда-то с этой улицы, от его дома…

Она с трудом выскользнула из яркой смеющейся толпы и, обойдя бело-голубой, еще какими-то цветами переливающийся дом, остановилась перед дверью подъезда.

Не меньше минуты она смотрела на фамилию Андрея на пластмассовой табличке, то поднимая, то опуская руку, не решаясь нажать кнопку звонка.

Ярко освещенные, удивительные стрелы Саграда Фамилиа вздымались над домами у нее за спиной. Аля оглянулась, словно ожидая, что ей придаст мужества вид этих башен, но рука ее дрожала по-прежнему.

Она уже забыла о том, как решила, что его может не оказаться дома. Теперь она думала только о той минуте, когда увидит его – и боялась, и ждала этой минуты так, как никогда ничего не ждала в своей жизни.

Наконец она нажала кнопку, отняла руку, нажала еще раз. Звонок не был слышен в огромном доме, Аля не знала, прозвучал ли он вообще. Дом был все так же безмолвен и ни одним звуком не откликнулся на ее робкий зов.

Она не понимала, сколько времени стоит у прозрачной двери, всматривается в ярко освещенный подъезд и все нажимает и нажимает кнопку. Наверное, это длилось очень долго, пока она наконец поняла, что больше нет смысла звонить и ждать.

«Вот и все, – подумала Аля, медленно спускаясь с невысоких ступенек. – Так и должно было быть. Так и есть».

Эти бессмысленные, долбящие своей пустотой слова звучали у нее в висках, когда она снова оказалась на сияющей, ликующей улице. Как яркую щепку, толпа подхватила одинокую черноглазую девушку в легком, в огромных алых цветах, платье и понесла в своем счастливом, плотном потоке.

Ей это было уже безразлично.

Часа через два Аля опять оказалась на Пасео-де-Грасия. Она не представляла, как, плохо ориентируясь в любом городе, снова нашла эту улицу в общей радостной неразберихе. Голова у нее уже кружилась от ледяного вина, выпитого на ходу в уличном кафе, но это не только не добавляло ей веселья, а совсем наоборот – погружало в беспросветную тоску.

Трудно было поверить в это, глядя на небо, расцвеченное огнями фейерверков, на дома, играющие фантастическими, невообразимыми цветами, на разгоряченные лица людей. Аля и сама не поверила бы, что можно испытывать тоску, оказавшись в такой толпе, которая, казалось, заряжала тысячами огоньков счастья. Но сейчас это было именно так.

Она ни минуты не могла больше оставаться среди людей: общая радость мучила ее больше, чем мучила бы, наверное, могильная тишина.

«Никуда больше не пойду! – мелькнуло у нее в голове. – Какая разница? Останусь здесь, вернется же он когда-нибудь».

Аля старательно гнала от себя мысль о том, что Андрей может и не вернуться – во всяком случае, сегодня. Весь мир открыт был перед ним, и неизвестно, каким унесло его ветром после ее жестоких, бессмысленных слов.

Хорошо, что веселье шло на другой стороне дома, у выходящего на улицу фасада. А здесь, во дворе, никто ее не тревожил, никому не было до нее дела, и Аля присела на ступеньку у входной двери, прислонившись к облицованной яркой плиткой стене.