Книга Голландское господство в четырех частях света. XVI— XVIII века. Торговые войны в Европе, Индии, Южной Африке и Америке - Чарлз Боксер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карта 8. Мыс Доброй Надежды и прилегающая территория (Капская колония).
Рабы на мысе Доброй Надежды подразделялись на две основные категории: принадлежащие компании и находящиеся в собственности отдельных чиновников, бюргеров и буров. В теории, число рабов компании было ограничено 450 душами, однако на практике их обычно было занято от 600 до 800. Компания использовала их не только в качестве портовых грузчиков, каменщиков, строителей, мельников, гончаров, дояров, конюхов, санитаров, переплетчиков, садовников, кровельщиков и т. д. и т. и. для своих собственных нужд, но и сдавала «в аренду» различным чиновникам, которые, кстати сказать, часто злоупотребляли этой привилегией, используя больше рабов, чем им полагалось. Средства к существованию многих жителей Капстада в значительной степени зависели от тех рабов компании, которые были обучены различным профессиям и которых нанимали поденно или на месяц. Из индонезийских мужчин — рабов получались отличные каменщики, маляры, кондитеры, повара и рыбаки, а многие женщины были обучены портняжному мастерству. Негров-рабов использовали на тяжелых работах по погрузке и разгрузке судов, на виноградниках, фермах и огородах колонистов.
Одной из особенностей жизни на Капской колонии, которая производила впечатление на многих приезжих, были музыкальные таланты «малайских» рабов и то мастерство, с которым они играли исключительно «на слух». «Мне известно много больших домов, — писал в 1803 г. немецкий врач, исследователь и зоолог, лейб-медик губернатора мыса Доброй Надежды Лихтенштейн, — в котором нет ни одного раба, который не играл бы на каком-либо инструменте и где оркестр немедленно собирается вместе, если вдруг молодежь в доме, к которой днем наведались их знакомые, захочет пару часов развлечься танцами. Повинуясь кивку, повар сменяет кастрюлю на флейту, конюх перестает чистить лошадь и берет скрипку, а садовник, отбросив лопату, садится за виолончель». Уильям Хикки, гордившийся тем, что считался знатоком и ценителем музыки — а также вина и женщин, — уверял, будто раб-флейтист, сопровождавший его при подъеме на Столовую гору, играл «самую сладкозвучную мелодию из всех, что я слышал».
Обращение владельцев со своими рабами на мысе Доброй Надежды на большинство иностранных гостей производило благоприятное впечатление — за исключением разве что вечно недовольного Джона Барроу. Капитан Джеймс Кук из Королевского военно-морского флота, который повидал мир значительно больше, чем подавляющее большинство его современников, и чье мнение всегда заслуживает уважения, писал в 1772 г.: «Наиболее видные жители мыса иногда владеют 20–30 рабами, с которыми в целом обращаются с большой заботой, а иногда те становятся фаворитами своих хозяев, которые одевают их в очень хорошую одежду, но не позволяют носить ни обуви, ни чулок» — босые ноги являлись признаком рабства. Разумеется, имелись и исключения, и относительно больше жестоких хозяев можно было найти среди буров из глубины страны, чем между бюргерами Кейптауна, хотя свидетельства на этот счет весьма противоречивы. Но рабы не оставались совсем без защиты закона или компенсации и имели право ходатайствовать об облегчении своей участи, если с ними жестоко обращались или кормили ненадлежащим образом. Можно не сомневаться, что они не всегда осмеливались на подобный шаг, но есть несколько задокументированных примеров, когда они на это отваживались. Например, в 1672 г. рабы компании пожаловались прибывшему на мыс Доброй Надежды генеральному уполномоченному, Арнольду ван Овербеку, на недостаток одежды и питания. Жалоба была изучена, найдена справедливой, в результате чего был отдан приказ, чтобы впредь рабов лучше кормили и одевали.
Частные владельцы, приобретшие дурную славу из-за жестокого обращения со своими рабами, обычно — хотя и не всегда — подвергались наказанию; в некоторых крайних случаях рабов у хозяев-садистов отбирали. В общем и целом на протяжении всего XVIII столетия рабов в Капской колонии, похоже, кормили и одевали вполне надлежащим образом, также были приняты некоторые меры для образования их детей. Компания содержала начальную школу для обучения некоторых детей рабов чтению, письму, арифметике и голландскому языку. Частные владельцы порой обучали детей своих рабов вместе с собственными — или в начальной школе, или у себя дома. Как для компании, так и для частных владельцев не было чем-то необычным отпускать своих рабов на волю — при определенных обстоятельствах и позаботившись о мерах безопасности, чтобы они не стали угрозой для общества. Рабы, вывезенные в Соединенные провинции, сразу по прибытии автоматически обретали свободу — в соответствии с постановлением Heeren XVII от 1713 г., то есть почти за 60 лет до того, как было обнародовано замечательное решение лорда Мэнсфилда, лорда — судьи Англии и Уэльса, гласившее, что, как только нога раба ступит на землю Англии, он считается свободным. В некоторых районах Нидерландов рабы по прибытии туда и раньше считались автоматически и юридически освобожденными, и работодателей, которые пытались сохранить их в качестве рабов, могли подвергнуть наказанию. Такое правило уже довольно давно действовало в Амстердаме.
Несмотря на то что с рабами в Капской колонии обращались возможно лучше, чем в других местах, остается тот факт, что за совершенные преступления их наказывали с особой жестокостью, что делалось в соответствии с преднамеренной политикой. Менцель, повествуя о том, как его коллеги по Совету юстиции ограничили деятельность одного непопулярного судебного исполнителя, слишком сильно злоупотреблявшего своими судебными полномочиями в том, что касалось преступников — европейцев, многозначительно добавляет: «Тем не менее ему позволили действовать более или менее на собственное усмотрение по отношению к беглым рабам и прочим правонарушителям этой расы, ибо, если не удерживать аборигенов от дурных поступков путем применения суровых наказаний, таких как повешение, колесование или сажание на кол, ничья жизнь не будет находиться в безопасности. С другой стороны, европейцу, чтобы оказаться приговоренным к смертной казни, нужно было совершить очень серьезное преступление. За восемь лет моего пребывания на мысе (1732–1740) казнили только шесть европейцев, и они вполне это заслужили». Точность этого наблюдения оспаривалась, хотя пытки, в соответствии с римско-голландским правом, являлись обычным узаконенным явлением и иногда применялись к белым. Однако показания Менцеля подтверждаются Ставоринусом, писавшим примерно 40 лет спустя, а также через ознакомление с указами и приговорами, опубликованными в Kaapse Plak-kaatboek за 1652–1795 гг. В любом рабовладельческом обществе невозможно избежать того, чтобы за одинаковые преступления рабов обычно наказывали более сурово, чем свободных людей, — даже несмотря на отдельные примеры обратного.
Уровень смертности среди рабов часто был высоким, особенно в XVII в., когда число вновь прибывших едва покрывало естественную убыль. В XVIII столетии уровень рождаемости среди рабов значительно вырос, «благодаря вкладу беспорядочных связей солдат и матросов с женщинами-рабынями», как отметил Менцель. Ради этого солдаты и матросы каждый вечер выстраивались в очередь возле ворот невольничьих бараков компании — до самого их закрытия в 9 часов вечера. Некоторые из современных историков придерживаются мнения, будто «цветное население» района мыса Доброй Надежды произошло исключительно от этого временного и беспутного элемента общества, и далее утверждают, что ни бюргеры, ни буры не позволяли себе смешиваться с цветными женщинами, будь те рабынями или свободными. В свете множества тщательно задокументированных свидетельств обратного такие утверждения выглядят более чем несостоятельно. Издававшиеся один за другим в Капстаде правительственные указы осуждали тех «безответственных людей, как из числа служащих компании в гарнизоне городской крепости, так и свободных поселенцев или жителей этого места» за открытое сожительство с цветными женщинами или рабынями, производившее на свет незаконнорожденных, которые «заполонили жилища как рабов компании, так и частных владельцев». Некоторые из таких негодяев, в том числе некоторые бюргеры Кейптауна, «не стеснялись признать в письменной форме, что они являлись отцами детей, зачатых подобным образом». Хуже того, в 1681 г. власти обнаружили, что некоторые солдаты и бюргеры еженедельно, по воскресным утрам, устраивали сексуальные оргии с женщинами-рабынями в невольничьем бараке компании, «раздеваясь донага и отплясывая вместе с ними у всех на глазах». Правонарушителям грозили суровые наказания, такие как порка и клеймение, однако очевидно, что подобное кровосмешение продолжалось и в XVIII в., хотя и с большей осмотрительностью.