Книга Отворите мне темницу - Анастасия Туманова

Посреди этих приятных мыслей в дверь бухнули кулаком. В щель просунулась веснушчатая, усатая физиономия казака.

– Чего шумишь, братец? – благодушно спросил Тимаев.

– Так что барыня до вас, ваша милость! Лазарева Лидья Арестовна! Тьфу, вот ведь послал Господь имечко…

– Ты чего орёшь на весь завод, дурак? «Арестовна»… Проси! – Тимаев резво выбрался из-за стола и сразу сморщился: в спине снова выстрелило. «Одна-ако… Нет, более никаких вальсов! И попросить у Иверзнева мази от радикулита…» Владимир Ксаверьевич изо всех сил постарался преодолеть боль и изобразить радушную улыбку – и вовремя, потому что Лазарева в простом чёрном платье и кружевной мантилье уже входила в кабинет.

– Здравствуйте, Владимир Ксаверьевич! Простите, что я без приглашенья, вы – человек занятой… Но я всего лишь на минутку! Шла мимо к госпоже Стевецкой и решила заглянуть: поблагодарить вас за вчерашний прекрасный вечер! Я сию минуту, сию секунду ухожу!

– Что вы, Лидия Орестовна! Я счастлив вас видеть у себя! – спину неожиданно отпустило, и Тимаев улыбнулся ещё шире. – Не поверите, сам только что сидел и предавался сладостным, так сказать, воспоминаниям… Просто как мальчишка вчера рядом с вами себя чувствовал! Надеюсь, что… А отчего это у вас глазки заплаканы?

– О, что вы, что вы… Вам, право же, показалось… Ничего подобного! – Лазарева залилась румянцем. Но глаза её в самом деле были покрасневшими, и Тимаев, подойдя вплотную, покачал головой:

– Ох, не отпирайтесь, Лидия Орестовна… Кто посмел довести вас до слёз?

– Да пустяки, честное слово, пустяки… – слабо возражала Лазарева. Но огромная слеза уже предательски поползла по её щеке, а губы задрожали. Женщина, слабо ахнув, закрыла лицо руками.

– Про… простите меня, Владимир Ксаверьевич… Мне так неловко… Как можно быть такой несдержанной! Заглянула к вам с благодарностями, а сама!.. Извините, мне лучше уйти…

– Ну уж нет-с, сударыня! Я никак не могу вас отпустить! – Тимаев напустил на себя покровительственный вид. – Вы, кажется, забыли, что я – начальник этого завода и отвечаю за душевное состояние всех своих подчинённых?

– Неужели же я – ваша подчинённая?

– Не вы, а ваш супруг! И я имею полнейшее право и даже обязан строго с него взыскать за каждую вашу слезу! Лидия Орестовна, душенька, ведь я вам почти в отцы гожусь, – так доверьтесь мне! Неужели Василий Петрович посмел…

– Ах, нет… нет… Вы такой рыцарь, благодарю вас, но Базиль совсем тут ни при чём. Причина в другом… Право, мне даже совестно занимать вас такими пустяками!

– Ну, ну, говорите! – подбодрил Тимаев. – Я уверен, что это не пустяки!

– Да в том-то и дело, что – они самые… Так глупо вышло… Кольцо пропало! Фамильное, с бриллиантом, наследство от матери… Да ведь вы видели его вчера! Такой прекрасный, крупный голубой солитер!

– Признаться, не помню. Но куда же оно могло деться?

– Не знаю! – Лазарева вздохнула, беспомощно развела руками. – Вчера, вернувшись с бала, я положила его на стол. Утром оно ещё было там, я его видела своими глазами. А потом куда-то… Ума не приложу, куда я могла его убрать! Сами видите – сущие глупости… Кабы не память о покойной маменьке! – ресницы Лазаревой снова задрожали. Тимаев, нахмурившись, зашагал по кабинету.

– Так-с… Может быть – горничная? Вы ей доверяете?

– Ах, боже мой… Моя Пранька, конечно, глупа до невозможности, но – взять мою вещь… Нет, нет! Да она и всё утро в дом не заходила, стирку затеяла, так что – нет… – Лидия Орестовна печально поднесла пальцы ко лбу. – Не беспокойтесь на этот счёт, Владимир Ксаверьевич. Верно, я сама его обронила где-то.

– Так, друг мой, не бывает. – заверил Тимаев, как бы между прочим беря тонкую кисть женщины и сжимая её. – Бриллиантовые кольца просто так никуда не роняются. Ну же, не плачьте, душенька! Постарайтесь ещё раз вспомнить! Кто-нибудь с утра заходил к вам?

– Ах, да кто же? Было слишком рано, я до обеда никогда не принимаю… Ни единого гостя не было. Только что Ефим принёс дрова, и… – Лазарева вдруг осеклась на полуслове.

– Вот! – многозначительно произнёс Тимаев. – Вот с чего начинать надо было!

– Но… Но позвольте… не может быть! И не уговаривайте! Быть не может! Он просто принёс дрова, бросил их у печи и…

– Вы куда-нибудь выходили из комнаты?

– Разумеется! Я была совсем не одета, не могла же я… Я вышла в другую комнату… Ох! Нет, Владимир Ксаверьич, я просто отказываюсь верить! Как вам такое в голову пришло? Ефим служит под началом моего мужа, он не мог…

– Ох, Лидия Орестовна… Как же вы, не в обиду будь вам сказано, наивны! – тихо, мелко рассмеялся Тимаев. – Нельзя же быть таким ангелом! Вы на каторжном заводе, душенька моя! Здесь безгрешных нет и быть не может!

– Но как же так… – Лазарева начала горько всхлипывать. – Я просто поверить не могу… Прямо вот так подошёл и взял?.. Владимир Ксаверьевич, воля ваша, этого не может быть!

– И очень просто! И ведь уверен был, подлец, что вы по вашей неземной доброте не станете жаловаться!

– Но… я и действительно не собиралась… Владимир Ксаверьевич! Бог с ним, с этим кольцом! Но, прошу вас, не надо никого наказывать! Я ведь сама виновата, что оставила дорогую вещь на видном месте! Надо было понимать…

– Нет уж, позвольте, Лидия Орестовна! – Тимаев неожиданно стал серьёзным. – Допустить прямое воровство у себя на заводе? Да что же я за начальник после этого? Воровство надобно пресекать на корню, да-с!

– Боже, но вдруг – нет? Вдруг это не он?

– Но кто же ещё, помилуйте? Вы его, простите, рожу видели? Истинный разбойник с большой дороги!

Лазарева зябко пожала плечами. Тимаев нежно поцеловал её холодные, мокрые от слёз пальцы. Один раз, другой и третий.

– Не волнуйтесь ни о чём, ангел мой Лидия Орестовна! Ступайте к Стевецким и постарайтесь более не плакать. А мне предоставьте выполнять мои обязанности. И я непременно зайду к вам нынче вечером!

– Ах, благодарю вас! Какая же я глупая – заставила вас переживать, тратить время… Да бог с ним, с кольцом, это же просто побрякушка… Мне так неловко, Владимир Ксаверьич! – Лазарева, вытирая слёзы и комкая в пальцах край мантильи, тронулась к дверям. Тимаев проводил её до порога. Оставшись один, сразу же крикнул:

– Волынин! Ефима Силина мне сюда!

– Они с Васильем Петровичем на карьер ушли…

– Значит, привести оттуда! И немедля!

– Слушаюсь!

«Отнорочек» за лазаретом был перевёрнут вверх дном. Вечерние лучи, пробиваясь в окно, освещали валяющиеся в беспорядке на полу вещи, распахнутый сундук с выброшенным наружу содержимым, сорванные со стен пучки трав, подушки, разбитые пузырьки с лекарствами. В дверях стоял казацкий хорунжий. Его товарищ, фыркая и чихая, выгребал из печи прямо на пол прогорелые угли. Ещё один казак копошился на полатях. У дверей каменными изваяниями замерли Устинья и Меланья. Устинья держала на руках спящую Танюшку. Меланья обнимала за плечи насупленного, злого Петьку.