Книга Скрытая Жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры... - Роберт Напп

Банда Матерния совершала грабительские набеги на всю провинцию; он замыслил убить императора Комода и занять его место. Но заговор был выдан одним из его людей.

Точно так же после военных действий на море моряки становились пиратами: «Испробовав сладость больших доходов, они [морские разбойники с разрешения Митридата] не прекратили этого дела и тогда, когда Митридат был побежден, заключил мир и удалился в свое царство. Люди, лишенные вследствие войны средств к жизни, оторвавшиеся от родины и впавшие в жестокую нужду, стали искать себе пропитания не на суше, а на море, вначале на легких разбойничьих судах и полуторках, а затем стали плавать уже на биремах и триерах, причем у них были разбойничьи военачальники, как в настоящей войне» (Аппиан. Митридатовы войны, 92).

Так, Митридат ввел такое явление, как каперство, что давало ему дополнительную власть на море; эти капитаны после поражения Митридата стали заниматься пиратством, как в начале современных европейских войн каперы занимались морским разбоем.

Еще одно сходство законопослушного мира с преступным заключалось в том, что сухопутные и морские разбойники были своего рода предпринимателями, которые присваивали себе чужое имущество и богатство, что допускалось правилами общества. Эрик Хобсбаум писал: «[Бандиты] вовсе не политические или общественные бунтовщики, и тем более не революционеры, как крестьяне, отказывающиеся подчиняться и тем самым отличающиеся от своих собратьев по классу, они просто люди, которым не дано возможности добиться успеха на своем поприще, и поэтому они вынуждены заниматься преступной деятельностью… Поэтому само по себе бандитство… является способом помочь себе избежать конкретной ситуации… [Бандит] – это аутсайдер и террорист, бедный человек, который не желает мириться с предназначенной ему бедняцкой долей и завоевывает себе свободу единственно доступными для бедняка средствами – силой, храбростью, хитростью и решительностью… Это противопоставляет его иерархии власти, богатства и влияния; ничего этого у него нет… В то же время бандит неизбежно попадает в паутину богатства и власти, так как, в отличие от остальных крестьян, он присваивает себе богатство и применяет свою власть и силу» (Бандит. С. 19–20, 76).

В литературе много сведений о сговоре преступников с законопослушным населением. Хотя про разбойника Буллу Феликса говорят, что он спасался от властей взятками и хитростью («Ибо, хотя за ним гонялось множество людей и сам Север ревностно его разыскивал, он так и оставался неузнанным, даже когда его узнавали, ненайденным – когда его находили, несхваченным – когда его захватывали, – и всё это благодаря его щедрым взяткам и изворотливости») (Кассий Дион, 77.10.2), но этот разбойник, безусловно, пользовался поддержкой населения. У него были шпионы в городах и деревнях, правда, неизвестно, такие же преступники или знакомые из бродячих торговцев или актеров, которые снабжали его информацией, благодаря чему ему удавалось завладеть богатой добычей: «Он имел сведения обо всех, кто покидал Рим и кто прибывал в Брундизий, кто и в каком числе там находится и кто сколько с собой имеет». Также и разбойники у Апулея проникали в города и возвращались с ценными сведениями; однажды бандит остался в городе, чтобы узнать, что намерены предпринять власти после ограбления дома Милона; еще один бандит отправился разведать, какого богача можно ограбить; а в другой раз они разузнали, где Хризерос прятал свои деньги (Золотой осел, 7.1 и 4.9). В «Повести о любви Херея и Каллирои» пират Ферон велел своим разбойникам под видом перевозчиков держать в бухте лодки наготове. Для вида бандиты часто занимались каким-либо делом как законопослушные граждане. У Татия Ахилла в повести «Левкиппа и Клитофонт» последний столкнулся с рыбаками, собиравшими ракушки, которые на деле оказались пиратами (5.7). Когда Булла Феликс захватывал людей в плен, большую их часть «он, обобрав, тут же отпускал, а вот ремесленников удерживал на некоторое время и затем, воспользовавшись их мастерством, отправлял назад с подарками» (Кассий Дион, 77.10.3). Благодаря этому население более дружелюбно относилось к преступникам. Совершая свои набеги на города, Матерний освобождал заключенных и принимал их в свою банду (Геродиан, 1.10.2), что одобрялось населением. У Апулея показано «сращивание» представителей преступного мира с обычными гражданами. Об этом говорится в двух эпизодах. В первом из них после ограбления дома Милона банда направлялась в свое логово: «Время приближалось к полудню, и солнце пекло уже неистово, когда мы завернули в одной деревне к каким-то старым людям, водившим с разбойниками знакомство и дружбу. Хотя и был я ослом, мне это сделалось ясным из того, как их встретили, из бесконечных разговоров и взаимных лобзаний. И в самом деле, сняв с моей спины кое-какую поклажу, они подарили им ее с таинственным перешептыванием, по-видимому, объяснили, что это их часть в разбойничьей добыче» (Золотой осел, 4.1).

Такие отношения были выгодны для обеих сторон, при этом внешне преступники ничем не выделялись, поэтому они всегда могли затеряться среди городского населения. В этом смысле, вероятно, они считали себя до какой-то степени частью общества. Тем не менее они и не думали соблюдать законы, установленные элитой.

Кто становился преступником?

Влиться в преступное сообщество можно было одним путем – возможно, единственным и определенно самым быстрым – вырваться из-под гнета законов и тех, кто их охранял, кто оставлял бедных бедными, угнетенных – угнетенными, а все ресурсы сосредоточивал в руках и без того богатой аристократии. Отсюда понятно, что мир бандитов жил по совершенно другим законам в строго разделенном на классы античном обществе. Его члены не требовали изменения политической системы, тем более не боролись против нее. Просто они преследовали свои, особые цели и организовывались в сообщества, позволявшие им реализовывать задуманное. В процессе изучения взглядов преступников на самих себя и свой мир мы сможем ответить на вопросы: люди какого рода преступали закон, к чему они стремились и что представляла собой их социальная организация?

Древние источники ясно указывают на одну такую группу населения – это так называемые отчаянные, т. е. те, кто не имел никаких надежд на будущее. У Апулея новый вожак разбойников Гем говорил, что «немало найдется людей, которые предпочтут унижениям и рабской жизни вступление в шайку» (Золотой осел, 7.4). В «Эфесской повести» Ксенофонта разбойник Гиппотой рассчитывал в каппадокийском городе Мазаку набрать лихих товарищей и опять заняться разбоем (Эфесская повесть, 2.11–14). В «Повести о любви Херея и Каллирои» Ферон обходил портовые публичные дома и таверны, набирая людей в свою банду. Страбон писал, что общая бедность и скудость почвы вынуждали людей заниматься разбоем. И Булла, захватив центуриона, «облачившись в платье должностного лица… взошел на трибунал, вызвал этого центуриона, приказал обрить ему половину головы и сказал: „Передай своим господам, пусть они кормят своих рабов, чтобы те не обращались к раз-бою“» (Кассий Дион, 77.10.5). Далее автор пояснял: «Действительно, в шайке у Буллы было очень много императорских вольноотпущенников, одни из которых получали маленькое жалованье, а другие и вовсе никакого». Выше я отмечал положение бывших солдат, у которых часто имелись причины заняться разбоем. С другой стороны, преступниками становились и благородные люди, попавшие в затруднительное положение. Так, у Ксенофонта Гиппотой был богатым юношей из Перинта во Фракии; после приключений, связанных с неким Гиперантом (который погиб во время кораблекрушения), Гиппотой направился в Памфилию: «Там, под влиянием тоски и бедности, я на первых порах примкнул к разбойничьей шайке, а позже, уже в Киликии, набрал себе товарищей и сам стал главарем. Дела наши шли хорошо, пока всех не схватили; а случилось это незадолго до нашей с тобой встречи» (Эфесская повесть, 3.2/Андерсон).