Книга Мишень для Слепого - Андрей Воронин

– Что привезли, Павел Иванович? – поинтересовался дед с пышными усами, как у дореволюционного пожарника.

– Что-что, Максимыч, ясно что… Как всегда.

– Рад помочь. Не зря же деньги получаю.

– Ну так давай, помогай.

– Сейчас прикачу тележку.

Старик Максимыч шаркающей походкой засеменил в сторону двух строительных вагончиков. В окне одного из них горел тусклый свет. Затем он появился, катя перед собой тележку на резиновом ходу – такими на вокзалах пользуются носильщики. Подогнал тележку прямо к микроавтобусу.

– Ну, давай, открывай, – сказал старику Коптев.

Дед привычным движением дернул в сторону дверь микроавтобуса. Она, щелкнув, отъехала.

– Вылезай, – прошептал Коптев Барташову.

Тот жадно глотнул свежего воздуха.

– Давайте, грузите.

Старик подхватил сверток за то место, где были ноги Железовского, а Барташов помог столкнуть его на тележку. И Барташов с Максимычем, который причмокивал и сплевывал себе под ноги, покатили тележку к эстакаде.

– Придержи, Павел Иванович, а то сползет, – сказал старик, кивнув на тюк, лежащий на тележке.

Втроем они закатили тележку на верх эстакады, и Максимыч отправился в кабину оператора, чтобы зажечь горелки. Вспыхнуло голубое пламя, завертелась длинная, большого диаметра труба В ней загрохотали камешки засыпанного с вечера гравия.

Максимыч, стоя возле кабинки оператора, как капитан на мостике корабля, крикнул Коптеву:

– Не спешите, пусть хорошенько прогреется.

От жары Барташову стало плохо. Он уперся руками в металлические перила и свесил вниз голову. Судорога прошла по его телу, и капитана начало рвать. Коптев с отвращением глядел на сжавшегося в комок, корчащегося здоровенного парня.

«Эх, слабак он», – подумал Коптев.

А Максимыч понимающе кивнул, мол, слабые у тебя сотрудники, Павел Иванович. И в свою очередь подумал: "Вот в наше время я одной пулей мог прикончить сразу двоих. Становил затылок к затылку и в лоб – хлоп!

Оба готовы. Полный профит и экономия".

Жар от работающих горелок стал невыносимый.

Коптев даже отошел на пару шагов и стал отдуваться, как в парилке.

– Все, порядок!

Максимыч подкрутил свои чапаевские усы и махнул рукой, точно командир батареи давал приказ на открытие огня.

– Эй, ты, – уже не скрывая своего отвращения, буркнул Коптев, обращаясь к Барташову.

Тот вздрогнул и тяжело поднял голову, уперев осоловевший взгляд в начальника.

– Чего не понял? Давай, заталкивай!

Барташов хотел взять палас со стороны головы, но Коптев опередил его.

– Бери за ноги.

Барташов взял и стоял, покачиваясь, не решаясь шевельнуться.

– Заснул, что ли? Ногами вперед заносить надо!

Барташов подошел к краю площадки и приподнял мертвое тело па уровень груди. И тут Коптев резко толкнул палас вперед. Барташов не удержался и полетел в трубу – в гудящее синее пламя. Максимыч охнул и с полминуты стоял, открыв рот. Он ожидал чего угодно, но не такого поворота событий. Он не мог понять, специально это сделал Коптев или получилась трагическая оплошность.

– Бывает, блин, – Коптев развел руками и затем отряхнул ладони.

Максимыч кряхтя спустился по сварной металлической лестнице и встал рядом с майором ФСК, правда, на расстоянии вытянутой руки, боясь, что тот, возможно, сошел с ума и еще чего доброго отправит в топку отставного энкавэдэшника.

– Эка его! – сказал Максимыч, пытаясь рассмотреть в голубом пламени очертания тел.

Сушильный барабан грохотал, перекатывались камни. Пламя гудело. Коптев стоял молча, ничего не объясняя Максимычу.

Наконец старик отошел от шока.

– Эх, и паласа вам не жаль. Почти новый. Отдали бы мне, я бы кровь отмыл. Домой, конечно, не понес бы, тут, в вагончике бы постелил, а то пол холодный, бетонный. А у меня ревматизм.

Майор Коптев все еще смотрел на бушующее пламя.

– Ждать будете или как?

– Да нет, наверное, Максимыч. Ты же до конца дело доведешь?

– Конечно, в лучшем виде, – и Максимыч щелкнул пальцами, не отрывая взгляда от голубых языков пламени. – Часа два пройдет, в пыль рассыплются. А утром их вместе с песком – в асфальтосмеситель. Асфальт сейчас от нас в Мытищи возят или на кольцевую. Сейчас не стоим, Лужков строительством занялся. Одно плохо – в ночную смену работать приходится.

Максимыч опять подкрутил усы, надвинул на глаза кепку с помятым козырьком и пошевелил пальцами так, будто свивал невидимую нить. Коптев покосился на старика.

– Ты, Максимыч, конечно же, понимаешь…

– О чем разговор, Павел Иванович! Что бы я кому-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь – такого не бывало!

Максимыч – это могила.

– Знаю, знаю, потому и сотрудничаем с тобой. Ты мужик тертый и язык за зубами держать умеешь…

Коптев умолк и выразительно посмотрел на яростное пламя, гудящее в трубе, на грохочущие камни. – А о вознаграждении ты, Максимыч, правильно мыслишь, – майор Коптев резко сунул руку в карман плаща.

От этого движения Максимыч шарахнулся в сторону.

– Да ладно, старик, не бойся. Я сам, честно признаться, тебя побаиваюсь.

– Да что я? Меня бояться не стоит, я человек безобидный.

– Знаю, знаю, какой ты безобидный, читал твое личное дело.

– Дело читали? – широко открыв глаза, спросил старик.

– А ты как думал, мы просто так к тебе за помощью обращаемся, сотрудничаем с тобой? Нам нужны люди проверенные.

– А как иначе, Павел Иванович…

Рука Коптева вынырнула из внутреннего кармана.

Старик сделал два шага вперед. Коптев тоже сделал шаг.

– Вот, возьми. Это, конечно, не много, но, думаю, и не мало. За такие деньги тебе горбатиться и ночами не спать года три надо. А ты к тому же, Максимыч, может, их и не проживешь.

– Да что вы, Павел Иванович, я мужик еще крепкий и даже при случае чего бабу какую могу…

– Да ладно тебе про баб! – Коптев сплюнул в бушующее пламя.

Плевок даже не долетел до огня – столь высокой была температура. Старик взял четыре стодолларовых купюры, потер их в пальцах. Майор хмыкнул.

– Да настоящие, Максимыч. Что ты, как девка на панели после того, как уже отдалась?

– Да это я по привычке, – извиняющимся тоном сказал старик.

– Ну ладно, вот что я тебе скажу: меня здесь не было, ты никого и ничего не видел.