Книга Куриный бульон для души. Все будет хорошо! 101 история со счастливым концом - Эми Ньюмарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот день в деревне отовсюду пахло жареными муравьями. Куда бы я ни пошла, меня приглашали за стол. Преодолев брезгливость перед насекомыми, я присоединилась к подругам и с радостью приняла участие в их пире.
Пока живешь, будь благодарен прошлому.
Меня ужасает количество пятен на моем ковре. Мне всегда неловко, когда новые друзья заходят в гости. Мне приходится прикусить язычок, чтобы не закричать: «Я не такая неряха! Просто не смотрите вниз! Не обращайте внимания на ковер!» Я даже перестала приглашать некоторых людей, понимая, что они в жизни не оставили бы на своем ковре размокшие хлопья и не позволили им приклеиться, как суперклей. Теперь у меня друзья такие же, как я: у них просто нет времени отдраивать все пятна. Однажды утром мне позвонила одна из таких чудесных подруг.
Некоторое время мы жаловались на бардак дома и пришли к выводу, что Министерство здравоохранения отправило бы нас в тюрьму, если бы решилось на спонтанную инспекцию.
– Может, стоит благодарить свои полы? – вдруг сказала подруга.
Что? Это еще с чего? Она рассказала мне о группе людей, которые провели любопытный эксперимент. Использовав какой-нибудь инструмент, например веник, они благодарили его за службу и бережно убирали на место. В конце концов эти люди обнаружили, что добились успеха и повысили свою продуктивность. Они решили, что это связано с их благодарностью по отношению к обычным вещам.
– Может, что-то в этом и есть, – сказала подруга и положила трубку, чтобы вымыть липкий пол на кухне.
Хм-м… Может, и мне стоило попробовать? Мне было странно говорить спасибо неодушевленным предметам, но я точно могла поблагодарить Бога за все, что у меня есть.
Так что я обошла свой небольшой дом и поблагодарила Бога за то, что у нас есть крыша над головой, и мебель, и мягкие подушки, и чистые полотенца (хотя бы изредка).
Затем я вернулась в гостиную, к тому самому ужасному ковру. Справившись с неловкостью, я уже приготовилась сказать, как мне нравится бежевое напольное покрытие, но тут заметила под столом, возле стула моего трехлетнего сынишки, огромное оранжевое пятно. Я вспомнила, что это пятно появилось, когда мы красили бумажные тарелки пищевыми красителями, чтобы сделать красивую поделку. Неподалеку от него было зеленоватое пятно – засохший пластилин с того утра, когда мы несколько часов лепили драконов и змей.
Я встала на четвереньки и поползла по гостиной и столовой, пытаясь вспомнить, как появилось каждое из пятен. Вот это осталось от пикника на полу во время «семейного вечера пиццы». А вон то темно-коричневое возле дивана возникло, когда мальчишки в разгар веселья повалили меня и я разлила кофе. А голубоватое возле кресла-качалки появилось в тот вечер, когда мы раскрасились аквагримом и притворились дикими зверями.
Ползая по ковру, я поняла, что пятна символизируют нечто очень важное. Они показывали мне, что мы жили в этом доме, смеялись и плакали, мастерили поделки и устраивали вкусные ужины. Мы здесь жили! В нашем доме смех не был под запретом, а беспорядок часто сопровождал наши будни. Наш дом не был ни стерильным, ни закрепощенным. Он был волшебным.
Поднявшись на ноги и впервые за день улыбнувшись, я шепнула:
– Боже, спасибо за этот грязный ковер.
И в этот момент действительно почувствовала благодарность за то, что так долго презирала.
Мы часто принимаем как должное именно то, за что должны быть больше всего благодарны.
Больница меняет жизнь – как к лучшему, так и к худшему. Десять лет назад в нью-йоркской больнице один удивительный человек подарил мне неожиданный подарок, который навсегда изменил мою жизнь и отношение к ней.
В возрасте двадцати пяти лет я налетела на одну из колдобин, которые иногда возникают на нашем жизненном пути. Жизнь на Манхэттене казалась мне мечтой, но быстро приелась. Устроившись работать в общественный сектор, я приступила к делу с идеализмом новичка. Однако растеряла его, трудясь как проклятая и надеясь сделать мир лучше, но не замечая никакого результата. Попрощавшись со своей прекрасной квартирой, я переехала в душную и влажную студию, ванная в которой отделялась лишь фанерной стенкой. Незадолго до этого у меня воспалился аппендикс, и после операции я так и не вернулась к упражнениям. Мой тогдашний парень (теперь он уже мой муж) учился в университете за пределами штата, так что будними вечерами я печально сидела в своей крошечной квартирке, укутавшись в одеяло и часами смотря телевизор. В момент особенной печали я поняла, что не пропустила ни одной серии «Золотых девочек».
Больница меняет жизнь – как к лучшему, так и к худшему.
Примерно в это время подруга пригласила меня вступить в ряды волонтеров. Сначала я прохладно отнеслась к ее затее – я и так пожертвовала семьюдесятью пятью процентами своей зарплаты, чтобы работать в некоммерческом секторе, а теперь мне еще и в свободное время всем помогать? Затем я поняла, что это «свободное время» лишь увеличивает мою тоску. Возможно, лучше было провести его с пользой.
Волонтеры нужны были в разных областях, и я могла выбирать. В качестве основного предпочтения я выбрала помощь детям, но, похоже, так делали все. Когда я получила информацию о назначении, у меня упало сердце. Моя задача казалась невыполнимой – несколько часов в неделю я должна была проводить в больнице с парализованными, прикованными к постели людьми. Мне казалось, я сошла с ума. О чем вообще речь? С чего им проводить со мной время?
Настал мой первый день, и я поехала на метро в больницу, не переставая сомневаться в своем решении. На вводном занятии тренер сообщил мне, что эти пациенты находятся под опекой государства, то есть не имеют никакой надежды когда-нибудь покинуть больницу, потому что у них нет родственников или они не в состоянии жить вне больничных стен. Волонтерам нельзя было спрашивать, почему их парализовало. Тренер сказал, что большая часть этих людей – жертвы болезней и несчастных случаев. Волонтерам нельзя было задавать никаких личных вопросов – разрешалось только скрашивать будни больного. Тренер сообщил, что мой пациент, Чарльз, парализован от шеи и ниже и может двигать лишь мышцами лица.
Изрядно беспокоясь, я пришла в палату своего пациента. Помню, я жалела, что не набросала тезисов для обсуждения, как при подготовке к рабочему совещанию. Но палата 115 была прямо передо мной – времени на раздумья не оставалось. Я вошла и представилась Чарльзу. Он лежал на спине, его голова покоилась на подушке. У него была копна непослушных волос, на щеках виднелась щетина. Казалось, он был всего на несколько лет старше меня.
Я быстро осмотрела его палату, которая, мягко говоря, была еще меньше моей студии. На тумбочке стоял маленький черно-белый телевизор (но переключать каналы приходилось медсестрам). В палате было окно, но его покрывали рисунки – акварели в одинаковом абстрактном стиле находили одна на другую. Мне стало интересно, кто их нарисовал, но спросить я не решилась, ведь нам нельзя было «задавать личных вопросов». Возле кровати висела пробковая доска, на которой было приколото несколько бумаг, включая одинокую поздравительную открытку. Когда мы обменялись любезностями, я осталась стоять посреди палаты, не зная, что делать дальше.
