Книга Из любви к искусству - Андрей Воронин

Торопиться было некуда. Все три пожарные машины и «скорая помощь» были здесь. Пожарники уже повалили забор и заканчивали разматывать свои рукава. Дом Яхонтова пылал, как пионерский костер, и, когда тугие струи воды ударили наконец в черно-оранжевый водоворот огня и дыма, Дорогин лишь покачал головой: что толку?

Пожарники поняли это без его подсказки и сосредоточились на том, чтобы не дать огню перекинуться на соседние дома. Дорогин наблюдал за их действиями, сидя в машине. Потом он заметил, что двое крепких ребят в форме спасателей грузят в машину «скорой помощи» носилки. Лежавший на носилках человек был укрыт простыней только по грудь. Еще один спасатель держал в одной руке капельницу, а другой прижимал к лицу лежавшего на носилках человека кислородную маску.

Дорогин подбежал к машине уже после того, как носилки оказались внутри.

– Кто там? – спросил он, поймав за рукав одного из спасателей. – Хозяин?

– Хозяйка, – ответил спасатель и дернул локтем, высвобождая рукав. – Извини, старик, нам работать надо.

Дорогин отступил на шаг и буквально налетел на сердитого сержанта милиции, который предложил ему разойтись и не скапливаться. Оказалось, что он, сам того не заметив, ухитрился просочиться через оцепление. Муму вернулся в свою машину, приняв твердое решение досмотреть все до конца и узнать, жив ли Яхонтов.

Вокруг быстро собирались любопытные, и вскоре машина Дорогина очутилась почти в центре довольно густой толпы. Смотреть сделалось невозможно, и Дорогин стал слушать. Сквозь приглушенный гул пересудов, горестных вздохов и предположений о том, что пожар возник по вине неумелого печника, вдруг пробился дребезжащий старческий тенорок. Дорогин поморщился: этот назойливый голос резал слух, как скрежет железа по стеклу. От него невозможно было отвлечься. Муму невольно прислушался и вдруг насторожился: невидимый обладатель старческого тенора рассказывал любопытные вещи.

– Печка, печка, – язвительно, явно кого-то передразнивая, проблеял голос. – Сама ты как печка, особенно с кормы. Ты молчи, ежели не знаешь. Я аккурат по нужде вышел, когда заварушка-то началась. Стреляли в дому, ясно тебе или нет? Говорил я вам, что Андреич – мужик непростой. Говорил? Ну то-то. Вот меня или, скажем, тебя бандиты на джипе кончать не приедут. А к нему приехали. Начала-то, я не видал. Говорю же: вышел до ветру, гляжу – джип перед Андреича домом. Здоровенный, черный… И два хмыря каких-то по огороду шастают. Один у крыльца топчется, а другой, значит, возле веранды. Скрючился, мать его, в три погибели – крадется…

Толпа мало-помалу притихла, прислушиваясь к рассказу очевидца. Дорогин выбрался из машины и протолкался поближе к рассказчику. Это оказался тщедушный старикан с окруженной седым пухом загорелой плешью и взлохмаченной козлиной бороденкой, из которой торчал какой-то мусор. Он стоял в памятной Дорогину по фильму «Ленин в Октябре» позе: отставив далеко в сторону одну ногу в кирзовом сапоге и заложив большой палец левой руки за пройму меховой безрукавки. Говоря, он оживленно жестикулировал правой рукой, в которой была зажата засаленная кепка. Даже тембр голоса был немного похож, не хватало только легкой картавости.

– Крадется, говорю, – повторил старик. – Ну тут я грешным делом и про нужду свою забыл. Что же это, думаю, они затеяли? И ведь в милицию не позвонишь, телефон-то один на весь квартал, да и тот у Андреича в доме… Хотел было топор взять, в сенях у меня топор… Чего это? Кто брешет – я? Собака брешет, а я рассказываю. А кому не нравится, пущай не слушает. Ну вот… Хотел было я за топором в сени пойти, а тут этот, который под верандой, возьми в окошко-то и загляни. И ведь всего на секундочку голову поднял, а Андреич изнутри как жахнет! Прямо через стенку. Картечью, видать, стрелял. В стенке дыра с кулак, а бандюк этот, как стоял крюком, так мордой в землю и ткнулся.

Дорогин дослушал историю до самого конца и, когда старик начал повторяться, заходя на второй круг и украшая свой рассказ невероятными подробностями, стал боком выбираться из толпы. «Старый дурак, – мимоходом подумал он о рассказчике. – Жизнь прожил, а ума не нажил. Кто же такими вещами хвастается? Да тебе же надо в землю зарыться, не дышать и только Бога молить, чтобы никто не узнал, что ты все видел от начала до конца. До утра ведь не доживешь! А впрочем, старик прав: Яхонтова убили не местные. Сюда убийцы больше не вернутся, делать им здесь нечего. И потом, рассказав свою историю еще три или четыре раза, болтливый старикан попутно насочиняет столько небылиц, что его совершенно перестанут слушать. Зерно истины будет надежно похоронено под толстым слоем словесной шелухи, и никто не станет копаться в этой маразматической болтовне, чтобы узнать правду. Версия о несчастном случае устраивает всех: и милицию, и бандитов, так что на трепотню старика вряд ли обратят внимание.»

«Да, Даниил Андреевич, – думал он, поворачивая ключ в замке зажигания и осторожно давая задний ход. – Да, дорогой мой. А ведь я вас подозревал до самого последнего дня. Вот и развеялись мои подозрения – сгорели, улетели с дымом, растаяли… Столько лет вы с женой прожили вместе, столько повидали, столько вождей пережили, а погибнуть довелось теперь, когда казалось, что все уже позади и можно жить спокойно и тихо. Что же здесь было? Неужели дело в этом проклятом сервизе?»

"А в чем же еще, – с горечью ответил себе Муму. – В чем же еще? Не картошку же воровать они сюда приехали. Уж слишком хорошо все совпадает по времени, слишком густо, одна за другой, идут смерти. Кто-то очень спешит замести следы. Как эти сволочи вышли на Яхонтова, еще предстоит выяснить, но в том, что здесь замешан сервиз короля Негоша, можно не сомневаться. Будь он проклят, этот сервиз! Было бы гораздо лучше, если бы он пошел в переплавку вместе с другим металлоломом.

А каков был старик! Не зря он мне сразу понравился, несмотря на все мои подозрения. Ведь мог же, наверное, избежать того, что случилось. Уж не знаю, чего они от него хотели, но ясно одно: ничего у них не вышло. Прямой был старик, без камня за пазухой, и хитрить не стал, хотя и мог бы, наверное, как-то сманеврировать. А он взял ружье и устроил пальбу. Картечью… Если верить этому старому болтуну, то один из них получил свое сполна, и скоро его горелые кости отыщут среди головешек. Ах, какой был старик!"

Он вспомнил о Варваре и решил, что ее необходимо предупредить. Ситуация развивалась слишком быстро, и направление этого развития вызывало у Дорогина сильнейшее беспокойство.

Он потянулся за телефоном и обнаружил, что трубки на месте нет. Дорогин притормозил и тщательно обыскал салон. Мобильник исчез бесследно. Кроме телефона, из машины пропали все аудиокассеты с любимыми записями Тамары и Дорогина. Магнитолу воры не тронули – не то не успели, не то просто не знали, как ее снять.

«Вот сволочи, – подумал Муму. – Это они провернули, пока я слушал того старикана. Оперативно, ничего не скажешь. Черт с ним, с телефоном, и тем более с кассетами. Но Белкину необходимо предупредить. Ей теперь даже в булочную выходить опасно.»

Дорогин оглянулся назад, прикидывая, не вернуться ли в Монино. Далековато, черт… Он включил передачу и двинулся вперед.