Книга 1917. Русская голгофа. Агония империи и истоки революции - Дмитрий Зубов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ведь уже тогда были люди, которые заранее предвидели ход событий и даже с точностью предсказали катастрофу России. Широкую известность получила так называемая «записка» Петра Дурново, бывшего министра внутренних дел в кабинете Сергея Витте, которую он написал царю в феврале 1914 года. В ней он точно предсказал состав двух коалиций в надвигавшейся войне и даже вступление в нее Турции, указал, что России достанется главная тяжесть войны и «роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны», отметив «недостаточность наших военных запасов» и блокаду Балтийского и Черного морей. В отличие от многих военных, политиков и обывателей, у которых господствовали шапкозакидательские настроения, Дурново предвидел, что война будет тяжелой и кровопролитной и, вполне вероятно, закончится поражением России. А за ним последует «беспросветная анархия, исход которой трудно предвидеть».
«Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма, – писал экс-министр и глубокий аналитик. – Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных. Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий – о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозвратно допустить агитацию в этом направлении, – Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию. Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации. Как уже было отмечено, война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи, – будем надеяться, частичные, – неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении. При исключительной нервности нашего общества, этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества все будет поставлено в вину правительству…
Социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся к тому же за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка».
Более того, Дурново предсказал революцию и в самой Германии и даже будущую Веймарскую республику! Он указывал, что даже гипотетическая (скорее фантастическая) победа над Германией не принесет ничего хорошего. «Познань? Восточная Пруссия? – спрашивал он царя. – Но зачем нам эти области, густонаселенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управиться. Галиция? Это рассадник опасного „малоросскаго сепаратизма“». Впрочем, вопрос был практически в пустоту. Царь скорее послушал бы «дядю Гришу», чем Дурново. Да и вообще, вопрос «зачем» в то время никого не волновал. Надо, и все! Бог послал войну…
Записку Дурново, впервые опубликованную в 1922 году, нередко называют «пророческой», поскольку все его предсказания сбылись. В действительности такой ход событий был вполне очевиден любому сведущему в тогдашней действительности. И наверняка не одному Дурново, просто мало кто осмеливался открыто высказать трезвый взгляд на вещи и четко его сформулировать. То, что страна движется к новой революции, чувствовали многие. Только, в отличие от бывшего министра МВД, понимавшего, что война лишь усугубит положение, большинство наивно надеялось, что она ликвидирует революцию вышеописанным методом «отжига» или хотя бы оттянет ее. Сам П. Н. Дурново не дожил до исполнения своих мрачных прогнозов и умер в 1915 году. Тогда же скончался и Витте, который наверняка тоже не ждал от войны ничего хорошего.
Чудовищный, безжалостный паук
Первые полгода войны на Восточном фронте можно оценить как положение шаткого равновесия. Русское командование эгоцентристски ожидало, что Германия первым делом обрушится именно на Россию. Посему заготовило план, отсылавший к 1812 году. Две группы русских армий (против Германии и против Австро-Венгрии) должны были отступить к линии, примерно проходящей к северу и к югу от Бреста, оставляя всю Польшу. В крайнем случае предвиделось и более глубокое отступление, как во время вторжения Наполеона[42]. Генштаб справедливо полагал, что удержать огромный польский выступ все равно не удастся. А уже потом, когда развернутся всей мощью союзники, собирались готовить контрнаступление. Возможно, такой вариант был бы более выгоден, ибо не создал бы в обществе лишних иллюзий, а у генералов самоуверенности. Польский выступ и бегство в духе 1812 года в итоге случились, но уже при других обстоятельствах и совсем с другими последствиями.
Однако в августе 1914-го получилось все с точностью до наоборот. Немцы бросили почти все свои силы против Франции, ограничившись на Востоке по сути заслонами. А русское командование, не дожидаясь окончания мобилизации, направило свои лучшие, кадровые части в авантюрное наступление против сильно укрепленной Восточной Пруссии. В действие был введен второй, «оптимистический» и наступательный вариант действий русской армии. Согласно ему, одна группировка русских войск выдвигалась в Восточную Пруссию, вторая начинала наступление в Галиции. Уже на 21-й день мобилизации генералы собирались окружить немцев западнее Мазурских озер. Затем обе группировки огромными клиньями встречались западнее Варшавы и начинали общее наступление на Берлин!
«Великий князь полон решимости наступать на полной скорости на Берлин и Вену, особенно на Берлин, пролагая свой путь между крепостями Торн, Познань и Бреслау», – сообщал в Париж посол Франции в России Палеолог. Впрочем, стратегические планы союзников по Антанте тоже не отличались сдержанностью. Французы собирались вести «безудержное наступление» в глубь Германии через Эльзас и Лотарингию, а англичане высаживать десанты в «десятимильной полосе твердого песка» в Восточной Пруссии – в 150 километрах от Берлина[43]. В общем, будущее виделось в духе последней фазы Наполеоновских войн. А к 100-летию Венского конгресса 1815 года союзники уже собирались проводить совместные парады в столице Германии!
В битве при Сольдау 2-я армия генерала Самсонова была окружена и полностью разгромлена, погибли сразу 10 генералов, а командующий покончил с собой. Десятки тысяч солдат, в том числе 13 генералов, попали в плен. Затем немцы нанесли удар по 1-й армии генерала Ренненкампфа и отбросили ее почти на исходные позиции. Уже к 15 сентября русские войска, потерявшие 80 тысяч убитыми, были почти полностью отброшены с территории Германии.
На Юго-Западном фронте русской армии сопутствовал куда больший успех. Уже 21 августа был занят Львов, а 8 сентября передовые части достигли Перемышля и, преследуя противника, к 13 сентября вышли к предгорьям Карпат. Уже тогда стала ясно видна огромная разница между профессиональными и отлично подготовленными дивизиями вермахта и разношерстной, собранной из разных провинций многонациональной империи австрийской армией. Однако еще в октябре в русской ставке, в соответствии с довоенными планами, всерьез готовились к «вторжению в пределы Германии». Однако начавшееся 29 октября наступление немецких войск быстро положило конец этим иллюзиям. Хотя в ходе кровопролитных сражений удалось удержать подступы к Варшаве и Ивангороду, западная часть Царства Польского, в том числе крупный промышленный центр Лодзь, были оккупированы противником.
