Книга Великий Столыпин. "Не великие потрясения, а Великая Россия" - Сергей Степанов

Покидая обжитые места в Европейской России, крестьяне, как правило, продавали свои наделы. Землеустроительные комиссии должны были оказывать содействие в продаже земли. Деньги, вырученные за проданную землю, помогали обзавестись хозяйством на новом месте. Лишь немногие переселенцы на всякий случай оставили за собой прежние наделы в Европейской России.

Переселенцы ехали в Сибирь по льготному переселенческому тарифу. Дети до 10 лет перевозились бесплатно. Вещи переселенцев также везли по льготному тарифу. Здесь следует сказать о пресловутом «столыпине», или «столыпинском вагоне», название которого печально обессмертило имя Столыпина наряду со «столыпинским галстуком» и «столыпинскими качелями». Для огромного потока переселенцев не хватало вагонов 4-го класса, незамысловатых, но все же имевших минимум комфорта. Поэтому большинство переселенцев ехало через Сибирь в «теплушках», наскоро переделанных из обычных товарных вагонов. «Теплушками» вагоны назывались, потому что в них были установлены чугунные или железные печки для отопления в зимнее время. Половину вагона занимали люди, половину – домашняя скотина. Никаких туалетов, умывальников и прочих удобств не предусматривалось. В дальнейшем от перевозки скотины отказались. Скот продавали дома, а на новом месте покупали новых коров и лошадей.

Вагонам-теплушкам была суждена долгая жизнь. Во время Первой мировой войны в подобных вагонах, рассчитанных на 8 лошадей или 40 солдат, везли на фронт полки и дивизии. В Гражданскую войну в таких теплушках с места на место перемещались беженцы. Они использовались в Отечественную войну и даже после нее. Историк-аграрник В.Г. Тюкавкин в студенческой молодости ездил в такой теплушке: «Поскольку этих теплушек давно уже нет, опишу их вид. Это были товарные деревянные вагоны, дверь отодвигалась в сторону, внизу – железные ступеньки. В середине вагона была довольно большая свободная площадка, посреди ее стояла железная печка, труба выходила вверх через потолок. Вокруг печки стояли скамьи или ящики, на которых можно было сидеть. В начале и в конце вагона на всю его ширину тянулись нары в два этажа, длиной в 2,5 метра»[313].

Кстати сказать, в 1908 г. Министерство путей сообщения добилось ассигнования на строительство улучшенных вагонов для переселенцев, имевших туалет, умывальник и титан для кипячения воды. Противником строительства усовершенствованных вагонов выступил главноуправляющий землеустройством и земледелием А.В. Кривошеин. По его словам, переселенец никогда не имел подобных удобств дома и не может рассчитывать на них в Сибири, поэтому нечего тратиться на ненужную роскошь. С ним был солидарен Столыпин, указывавший, что Государственная дума ассигновала 48 миллионов рублей на строительство вагонов, «когда на самое главное – заготовку участков – тратится всего 4 миллиона рублей, а вся переселенческая смета укладывается в 25 миллионов, затрата 48 миллионов рублей на предоставление лишь больших удобств в пути – едва ли задача первой очереди. Переезд совершен раз – и забудется».

Вряд ли Столыпин подозревал, что необустроенные вагоны не забудутся и получат его имя. В советскую эпоху подобные вагоны использовались для перевозки заключенных, которые называли их «столыпинскими», наверное, потому, что в них когда-то перевезли миллионы людей в Сибирь. Горькая насмешка истории состоит в том, что в «столыпиных» ехали свободные люди по доброй воле в надежде на лучшую долю, а потом это название стало ассоциироваться с зэками и подневольным трудом в лагерях ГУЛАГа.

Критики столыпинской реформы не упускали случая красочно живописать ужасы, сопровождавшие переселение. Оппозиционная пресса твердила об эпидемии среди переселенцев, а радикальные депутаты с думской трибуны бросали обвинения в том, что переселенческое управление для громадной части переселенцев «устроило дорогие похороны, и вот почему правительство умалчивает о них». Переезд в товарных вагонах действительно был долгим и мучительным. Паровозов не хватало, и переселенческие поезда сутками простаивали на станциях и полустанках Транссибирской железной дороги. Тысячи людей не выдерживали дорожных мучений и высаживались со своим скарбом на половине пути. Однако массовых эпидемий удалось избежать благодаря санитарным мерам. По пути следования переселенцев были устроены переселенческие пункты. Самым большим, рассчитанным на десять тысяч человек, был переселенческий пункт в Челябинске. Там были построены бараки, столовые, бани.

В.Г. Тюкавкин вспоминал, как, будучи молодым исследователем, опрашивал бывших переселенцев в Иркутской области: «В 1950-х годах бывшие переселенцы в беседах со мной вспоминали, что в иркутском переселенческом пункте их хорошо кормили горячей кашей, была большая замечательная баня, а в санпропускнике всю одежду и белье подвергали обработке горячим паром. Они просили написать, какой был большой хороший пункт и какие внимательные люди там работали, заботясь о переселенцах»[314]. Не искушенные в идеологических тонкостях старики не понимали, что молодой исследователь не мог выполнить их просьбу. В советских учебниках было принято писать другое: «Переселенцев отправляли в переполненных товарных вагонах, тысячи их гибли в пути от голода и эпидемий»[315].

Проделав длинный путь, переселенцы прибывали к назначенному месту. Нередко земельные доли, предложенные переселенцам, выкраивались из излишков земель сибиряков-старожилов. В таком случае требовалось получить «приемный приговор» от сельского схода. Вряд ли пришлым удалось бы получить подобный приговор, если бы эта процедура повсеместно не превратилась в замаскированную куплю-продажу земельных «отрезков», изъятых у старожилов. Земля не подлежала продаже, но за «приемный приговор» надо было заплатить немалые деньги. Цена такого приговора, особенно в придорожных селениях, выросла с 40 рублей до 100 – 150 рублей за человека, что было доступно только зажиточным переселенцам.

Для старожилов получение платы за приемные приговоры стало своего рода промыслом. Исследователи отмечают: «Возросшая цена за приемные приговоры привела к тому, что многие старожильческие селения готовы были потерпеть даже некоторое земельное утеснение, ради получения прибыли от приселяющихся. Так, крестьяне с. Лебедево Кузнецкого уезда в 1908 г. в составе своего общества имели 244 души мужского пола, а к 23 ноября 1910 г. их уже было в составе общества 606. И так как население постоянно допринимало новых членов в свое селение, то возникла некоторая земельная теснота. Крестьяне с. Голомыскино того же уезда неоднократно от властей получали предупреждения не допринимать в свою среду лишних лиц, но, несмотря на это, общество все же выдало приемные приговоры лишним 45 душам мужского пола. Были случаи, когда после всех доприселений получалось, что переселенцев в старожильческом обществе больше, чем собственно старожилов. Например, в составе Новинского сельского общества Нижнекулундинской волости Барнаульского уезда в 1914 г. было 446 д.м.п., из которых 419 являлись причисленными переселенцами»[316]. Последний пример особенно впечатляет – количество переселенцев в двадцать раз превысило число старожилов.