Книга Третий Георг - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрейлины одевали ее, готовя к визиту короля и королевы. Наверное, подумала она, в последний раз. Еще одно предчувствие, что конец близок. Боль в горле становилась почти непереносимой.
– Господи, только бы не выдать себя перед ними, – молилась она.
Вошла фрейлина и сообщила, что король и королева уже прибыли. Она удивилась. Так непохоже на Георга приходить слишком рано или опаздывать. Он был почти также пунктуален как и его дедушка.
Появился Георг, подошел к ней, взял ее руку и нежно поцеловал.
– Ты сегодня рано, Георг, мой любимый сын.
– Я перепутал время, – солгал Георг, а сам подумал:
«Она умирает, но не хочет признавать этого. О, моя храбрая мама, которая жила ради меня».
Вдовствующая принцесса обняла Шарлотту теплее обычного.
Бедняжка Шарлотта, которую умышленно изолировали от общества. Это была ошибка, подумала принцесса. Но я ведь думала, что я бессмертна, что буду существовать вечно, что ему вместо меня никто не понадобится.
Она сидела выпрямившись как стрела на своем кресле, пытаясь сконцентрироваться на том, что они говорили.
Георг сел рядом с ней, сердце у него ныло, потому что он знал, что теряет ее и что вполне возможно они сидят вот так, рядом друг с другом, в последний раз.
Он готов был разрыдаться, но понимал, что это расстроит ее; ему хотелось сказать ей, как он любит ее, что она – его любимая мамочка, что он никогда не забудет ее заботу.
Но Георг не осмеливался сказать всего этого, зная, что она не захочет этого слышать. Как же трудно было сидеть здесь рядом с ней, делая вид, что все по-прежнему.
Когда сын и невестка ушли, вдовствующая принцесса рухнула на свою постель. Я уже больше не смогу их обманывать, подумала она.
Она была права. Уже больше нельзя было сторониться врачей, она слишком больна, чтобы притворяться здоровой.
Принцесса почувствовала, что король стоит у ее кровати, увидела его полные горя и слез глаза, его дрожавшие от душевных переживаний губы.
– Прощай, мой добрый сын Георг, – прошептала вдовствующая принцесса.
– О, моя самая любимая и лучшая на свете мамочка… – произнес Георг. В отчаянии он повернулся к врачам. – Неужели ничего… ничего нельзя сделать, а? Ничего… ничего? А? Что?
Врачи покачали головами. Осталось только небытие.
Теперь Георг не мог найти утешения даже в Кью. Он глубоко скорбел о смерти своей матери и все время думал о ней. Он чувствовал, что все его братья и сестры далеки от него, а ведь он был сентиментальным человеком и ему очень хотелось верить в то, что они – счастливая семья. Ему тяжело было думать о Каролине-Матильде, по существу, узнице в своем изгнании, и это в наказание за то, что она вступила в прелюбодейственную связь и даже не пыталась отрицать этого. Да и как она могла отрицать, когда все факты были против нее?
Из Брауншвейга тоже приходили позорные и неприятные вести, хотя он верил, что его сестра Августа мужественно переносила все трудности и, по крайней мере, не добавила ему унижения своим недостойным поведением. Он всегда недолюбливал Августу: в детстве она постоянно задирала его, а когда они стали старше, все время показывала свою обиду на то, что она, родившаяся первой, – девочка, а он – мальчик.
И теперь еще этот недостойный брак Камберленда. Об образе жизни его брата Уильяма, герцога Глостера, тоже ходили всякие слухи, которые Георг старательно пропускал мимо ушей.
Утешением ему была Шарлотта. Она никогда не давала ни малейшего повода для сплетен. Спокойно оставаясь в тени, она шила, молилась, вела тихую домашнюю жизнь, но, наводила на него скуку, он вынужден был это признать. Конечно, его жена никогда не догадывалась о том, что он так думает. Никогда, ни единым взглядом, не выдал Георг того, что часто вспоминает о Саре Леннокс, и его очень интересовали все скандальные новости о том, что она родила ребенка от другого мужчины, с которым сбежала, оставив своего мужа. Теперь, как он слышал, она бросила своего любовника и тихо живет в Гудвуд-хаусе под покровительством своего брата, герцога Ричмонда. Иногда ему казалось, что Ричмонд винит именно его за все то, что случилось с Сарой. Он часто думал о том, что Ричмонд специально оставил двор, чтобы досадить ему. Но такие мысли приходили к Георгу, когда он вспоминал многих людей. Теперь король чувствовал себя хорошо и его разум был ясным, хотя временами наступали моменты, когда он немного боялся этой мании преследования, доставившей ему так много хлопот в период той страшной болезни, на которой он даже сейчас не хотел задерживаться в своих мыслях.
Но он по-прежнему думал о Саре… со страстным желанием… и о женщинах, подобных Элизабет Пемброук. Что за прелесть эти женщины! Правда, им обеим не повезло в замужестве. А вот его брак с Шарлоттой можно было бы назвать удачным.
Хотя воображение рисовало ему совсем других женщин, но в неверности своей супруге дальше этих пределов он никогда не заходил.
Так и должно быть, говорил он себе в отчаянии. Следует оставаться примером для всех, особенно когда при его дворе творятся такие безобразия.
Например, Элизабет Чадлей, его старинная приятельница, помогавшая ему когда-то поддерживать связь с Ханной Лайтфут. Как он благодарен был ей тогда! Наверное, было бы разумнее, если бы он не прислушивался к ее советам. О, теперь, конечно, легко рассуждать, после всего случившегося. Но в то время Элизабет Чадлей хотела угодить ему и потому поступала подобным образом.
О жизни Элизабет Чадлей также ходило немало сплетен. Она объездила всю Европу, сумела стать близким другом короля Фридриха в Берлине. Это была весьма занятная дама. Будучи женой некоего Августа Харви – Элизабет в то же время стремилась выйти замуж за герцога Кингстона, любовницей которого была на протяжении многих лет. Однако тот факт, что ей не удалось получить развод, не помешал ей вступить в какой-то брак с герцогом Кингстоном.
Все так запутано, подумал король. Он не хотел слышать обо всем этом. Он не желал видеть Элизабет, потому что при виде ее он вспоминал Ханну Лайтфут. Он был бы рад отодвинуть мыли об Элизабет на задворки своей памяти, но ее странное поведение еще больше подчеркивало безнравственность, царившую при его дворе, с которой он безуспешно пытался бороться.
По-видимому, все те женщины, которыми он так восхищался, – авантюристки, а достойна восхищения, поистине, одна лишь Шарлотта, маленькая, некрасивая Шарлотта, рот которой карикатуристы любили сравнивать с крокодильим. Шарлотта – его жена. Такая некрасивая, такая добрая и такая скучная.
Поэтому ему приходится изменять супруге лишь в своих мечтах, но в реальности оставаться ей верным, добрым мужем. Всем своим поведением он доказывает это. Теперь у них уже восемь детей. Последние трое – Элизабет, потом – Эрнест и Август. Пять мальчиков и три девочки, а они женаты всего около десяти лет!