Книга Война роз. Воронья шпора - Конн Иггульден

Туман понемногу тончал и рассеивался, и Эдуард без особой радости увидел войско Ланкастеров, выстроенное широкой полосой, на шесть-восемь ярдов выше его людей… Они как будто реяли над полосой тумана. Войско Маргарет заняло небольшую возвышенность, но этот факт тем не менее означал, что его солдатам придется атаковать, поднимаясь по склону. А люди его устали, совершив этот огромный переход ради того, чтобы не дать Маргарет уйти в Уэльс.

Эдуард недовольно ворчал, однако сделать он мог немногое – во всяком случае, до того, как солнце прогонит туман и он сумеет увидеть окружающую местность. Братец Джордж сидел на коне через несколько человек от него и рассматривал ряды армии Ланкастеров едва ли не с трепетом, словно какое-то религиозное видение.

Увидев приоткрытый рот Кларенса, король невольно поджал губы. Рать Ланкастеров действительно производила впечатление с этими развевающимися над головами огромными знаменами, синими и желтыми стягами Сомерсета, красными и желтыми Девона, черными и белыми перьями принца Уэльского. Эдуард не сразу разглядел три черных головы на знаменах Уэнлока и вынужден был указать на них своему герольду и спросить у него о них. Старика Уэнлока он помнил по репутации и был удивлен уже тем, что тот еще жив. Эдуард подумал, что Маргарет, должно быть, потеряла настолько много сторонников, что вынуждена теперь полагаться на мальчишек и старцев.

Брат короля Ричард проскакал вдоль шеренги – из-под копыт его коня разлетались комья земли и грязь.

– Ты заметил Сомерсета на нашем левом фланге? – окликнул он Эдуарда. – Говорят, он не простил нам своего отца и брата.

– А должен был? – возразил монарх. – Я тоже не всех простил, хотя терял и лучших людей, чем старый Сомерсет и его парень.

– Да, братец, подозреваю, что и я не забыл об этом. Но я слышал, что у него до сих пор дым валит из ушей. И если ты позволишь мне взять на себя левое крыло, я бы начал с того, что хорошенько раздразнил бы его стрелами и ядрами. Давай посмотрим, не удастся ли мне расшевелить его и заставить спуститься с этого пригорка.

Эдуард кивнул в знак согласия. Он доверял своему брату – как и лорду Гастингсу, кстати. Уж он-то знал, как много в битве зависит от такого доверия. Нет таких великих полководцев, которые в одиночку командуют своими людьми… во всяком случае, таких немного. На поле битвы людей соединяет боевое братство, и король знал, что ему куда уютнее на бранном поле, чем в тихом покое замков Лондона или Виндзора. Сам он был создан для шума битвы, звона оружия. Покой и мир отягощали его не хуже положенного на спину мельничного жернова.

Пока Эдуард погружался в раздумья, Ричард Глостер скакал меж рядов в сопровождении дюжины капитанов, перестраивая целые роты, так что они останавливались и занимали новые позиции на обоих флангах. Делу ни в коем случае не помогал ландшафт. Войско Ланкастеров невозмутимо располагалось на своем пригорке, однако ротам Йорка приходилось протискиваться по узеньким тропкам среди зеленых изгородей или искать калитку в конце поля, обсаженного густым боярышником, через который невозможно было пробиться. Препятствия явно имели преднамеренный характер, что не делало их проще. Эдуард никак не мог винить собственных врагов в том, что они выбрали наиболее удобное для себя место и заставили его нарушить излюбленный строй. И в итоге он сам оказался в запутанном лабиринте дорожек среди живых изгородей, отделенный от собственных людей. Йорк потерял из виду войско Ланкастеров – в тумане или среди высоких колючих зарослей. В своем доспехе он уже пропотел, как кузнец, и утратил то жизненно важное спокойствие, в котором нуждался, чтобы командовать. Эдуард ощущал, как в душе его закипает гнев. И радовался этому.

* * *

Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет, взирал сверху вниз на распростершуюся внизу местность, белую и зеленую, среди которой передвигались отряды пехотинцев и всадников, поторапливавших пехоту. Открывавшаяся его взору картина вполне удовлетворяла его. Он успел оценить количество канав, выкопанных крестьянами к югу от занятой им позиции, и находил известное удовольствие в том, как знамена Йорка плутали по старинным тропкам, пытаясь возвратиться на выбранное заранее направление перемещения. Если б не опасение нарушить собственный строй, спустившись на эти поля, Эдмунд, пожалуй, поддался бы искушению послать войско вперед и ошеломить врага неожиданным натиском, пока Йорки не успели построить свое войско. Так что он не отдавал приказ и только наблюдал за тем, как армия Эдуарда подступала все ближе и ближе.

Они придут к нам усталыми и вспотевшими, думал он. Людям, шедшим в середине войска Йорка, пришлось подняться на невысокий холм, так что его знамена почти поравнялись со знаменами Сомерсета, однако им предстоял новый подъем, ибо оба войска разделяла теперь ложбина. Бофорт улыбнулся, заметив, как в полумиле от него латники Эдуарда перебираются через каменную стенку по деревянному перелазу. Он не намеревался давать врагам никакого послабления, тем более теперь, когда вышел на битву за законного короля Англии и его сына.

Маргарет с первым светом в сопровождении четверых телохранителей отъехала в город, дабы найти такое место, где она могла бы ждать новостей. Сомерсет не завидовал ей. При всех тех опасностях, которые ему предстояло испытать, он не допускал и мысли о том, что мог бы выдержать час за часом это мучительное и тревожное ожидание вестей с поля брани.

Люди его были готовы – одеты в прочное железо, которое не лопнет, не рассядется под ударом, будь то тонкая кольчуга или пластинчатый панцирь. Многие из них покрыли свои доспехи краской и теперь напоминали темно-зеленых или ярко-красных жуков. Рыцари победнее и простые латники красовались в более или менее ржавом железе – в бронях, оставшихся от отцов и дедов.

Сомерсет ощущал их спокойствие. Они занимали возвышенность и обладали нужным числом для того, чтобы удержать ее. Но что более важно, они по справедливости ощущали собственное превосходство над спотыкающимися, мокрыми от пота шеренгами, подступающими к ним. Герцог видел решительный настрой своих людей, и это его радовало. Он видел, как они грозили своим противникам, пробиравшимся сквозь клочья тумана. Они стремились начать.

Число солдат не является единственной гирькой на весах победы – Бофорт превосходно знал это. В любом вооруженном конфликте всегда возникает такой момент, когда обычный человек готов удариться в бегство. И если он побежал, если зараза его страха распространилась на остальных, тогда дело его погибло, женщины его будут захвачены, земля достанется другим. Но если он каким-то образом устоит, если найдет в себе силы остаться с друзьями и товарищами по железу… тогда будет Спарта, будет Рим, будет Англия.

– А сейчас мы заломаем их, – вдруг проговорил Сомерсет над головами своих людей. Конь его фыркнул и вздернул голову, заставив герцога провести его по узкому кругу, чтобы успокоить животное. – Они придут к нам, и мы им скажем: хватит, ребята. Хватит с нас вашего вздорного честолюбия, пустой злобы! Пусть это услышат все. У нас есть король. И сын его, принц Уэльский, стоит с нами на этом поле.

Он умолк, и солдаты разразились одобрительными криками. Их бодрые голоса несколько развеяли всегдашнее мрачное настроение Сомерсета.