Книга Все, кого мы убили. Книга 2 - Олег Алифанов

– Чем же кончилось? – заставил я себя спросить.

– Кошмаром. Я слышал крики, за спиной и с боков от меня носились какие-то тени, но я мчался без оглядки, вскоре ко мне присоединился один из наших командиров. На привале я отобрал у него карту и потребовал объяснений. Он и рассказал мне о тайном приказе, впрочем, клялся, что ничего не ведал о смертельной опасности. Когда из лощины поднялись две исполинских фигуры, мы и пошевелиться не могли. Но они в точности направили свои шаги к нам. Спутника моего утащили в каком-то мешке, но меня не тронули. Я вернулся к нашим гусарам, измождённый, не евший двое суток и не спавший от страха. Я предпочёл бы двигаться всё время без остановок, но лошадям, которых я менял каждый час, требовался долгий отдых. Всё время я ожидал чего-то ужасного, за каждым деревом виделись мне огромные призраки.

Удино переправлялся через Березину первым. На западном берегу его ждал Чичагов, но Удино отбросил его из Борисова и дал возможность отступать остальным. Такой манёвр объясняли желанием Бонапарта безопасно переправить казну армии на свободный плацдарм. Вообще много рассуждали о том, что Наполеон где-то зарыл клад, например, в усадьбе Радзивилла, но сокровищ не нашли. Слух оказался ложным, и пустили его намеренно. На самом деле, в багаже моего командира я доставил гигантские останки. Когда император узнал о них, он брезгливо приказал Удино их захоронить, боясь, что они несут погибель. Дальнейшая судьба их мне неведома.

– Но Удино не был в Египте! Как и Себастьяни.

– Посему все домыслы и построения считаю недостоверными.

– Но совпадений слишком много.

– В нашей науке иногда этого достаточно для вердикта. Математики над нами смеются.

Я ждал продолжения, но Карно молчал, полагая, что сказал довольно, тогда я немного отступил. Некоторое время мы сидели, вслушиваясь в ночные звуки и свои мысли. Близкие воды Нила терзали прибрежные камни и настойчивой мягкостью обращая гранит в прах, подавали пример, как должен я разведывать знания Карно.

– Ну, раз математики смеются, тогда обратим взор на физиков. Итак, по-вашему, древние люди нашли способ умертвлять гигантов и создавать вокруг их тел некие физические условия, чтобы те заново не обрели плоть?

– Высокого же вы мнения о людях! – расхохотался он, и я скрипнул зубами. Кажется, лицо моё, перекошенное от обиды недоумения, всё же образумило его, и он продолжил: – Это чужая война, Рытин, чужая война, и не стоило бы нам в неё лезть – ни тогда, ни сейчас. Дикари напрасно чувствовали себя в безопасности, не сближаясь с конкистадорами на бросок копья. Хотя люди тоже могли в ней участвовать – по любую сторону. Ангелы умели облекаться плотью – это утверждение, хотя и не столь прямое, но содержится в Священном Писании, а равно и во множестве апокрифов. Библия также содержит немало намёков на то, что тяжесть грехов отягощала и тела. Ангелы умели летать, но лишились сей способности, вступив в греховный союз. Люди проживали долгий век, но по мере поедания плодов с заповедного древа смерть являлась всё быстрее: наслаждайся жизнью или катись в преисподнюю. Вам не надо напоминать, что падшие ангелы снабжали людей знаниями? В общем, они совокуплялись телом и разумом – такой вот Содом. Не спрашивайте, каков медицинский механизм тут работал – покуда ни одно тайное общество не ведает его.

– Если не сами люди, то кто же надоумил их не только убивать, но и заключать тех тварей, лишая способности к воскрешению?

– Вы зря задаётесь этими вопросами, мой пытливый друг, ответа на них нет. Извольте, вот моя мысль, я придумал её только что. Две армии ангельских существ разделились, и одна низвергла другую, но не прекратила преследования. Побеждённые изобрели способ скрыться в мире материи, там, где духи не могли им навредить. Дальше вы знаете. Вас никогда не удивляло, как легко древние сочиняли свои легенды о вечно заточенных духах? Можно представить себе убийство, но как представить убийство иноматериальной твари, как заточить нематериальную субстанцию духа – бога, демона, титана? Ангела, наконец? Фантазия баснописцев помещала их под целые острова, ад поместили глубоко под землю, а почему?

– Вы мне скажите, – с трудом переведя дух, ответил я.

– Я скажу – и пусть эта мысль покажется вам сумасшествием, мне всё равно. Их иная материальность позволяла передвигаться сквозь камень, но проницать огромную толщу им всё же трудно. Эфирные их субстанции временно могли облекаться твёрдым телом как платьем, но постоянно жить здесь им невозможно, как нам под водой немыслимо отведать жаркого, хотя плавать с тростинкой в зубах, пугая рыб, мы способны.

– Так зачем вы тайному ордену? – процедил я сквозь зубы, подозревая какой-то злой розыгрыш. – Сочинять такие небылицы?

– Если у вас есть золото и алмаз, то нужен ювелир, дабы смастерить из сырого материала корону князя мира.

– Вы приводите в порядок разрозненные находки и мысли. Но при чём здесь язык Адама?

– А как бы вы сами искали этот язык? – вместо ответа вопросил он.

– Исходя их того, что языки не произошли внезапно, а имеют общие корни, попытался бы разными путями проследить один исток.

– Прекрасная мысль! И орден тоже ползает по ветвям сего могучего древа. Не забавно ли: ползти не вверх, к свету, а вниз, к корням, под землю – в преисподнюю, а, Рытин?

– Беда в том, что мы придём к первому письменному источнику, но не первому языку, который имел устное строение.

– Седьмой от Адама Енох уже оставил книгу. Да и сам прародитель срывал с древа познания, на коем, без сомнения, висела и письменность. Ну, да дело не в том. Уже довольно давно мне удалось обнаружить, что есть по меньшей мере один язык, который никакими нитями не соединён с остальными. То есть имеет совершенно отличное происхождение. Ваши знаки из Баальбека – его, чуждой природы.

Я ощутил словно бы укол от быстрой догадки, которая заставила обернуться мыслью в свою сторону. Я попробовал рассуждать, но времени недоставало, потому просто спросил, зная, какой будет ответ:

– Вам удалось прочитать его?

Он молчал, наблюдая за потугами моего разума, отражавшимися в моих глазах.

– Нет.

– Но последующие племена просто обязаны были перенять хотя бы что-то от того языка, и мы узрели бы преемство.

– Я всегда задавал себе вопрос, – вместо ответа сказал он, – какой из народов наследовал то первичное наречие, после того, как Господь смешал языки строителям Вавилонской башни?

Я пристально взирал на его улыбку, не более загадочную чем беспомощную, и чувствовал, что больше он не скажет – из нежелания или по незнанию.

Немало времени прошло в молчании, свечи давно догорели, и мы оставались почти невидимы друг другу, долго беседуя о множестве предметов, пока под утро я не спросил то, что долго готовил.

– Я заметил, Жан-Луи, что вы по-прежнему силитесь не употреблять слов добро и зло.

– Мы учёные, а сущности сии не проверить в бесстрастном опыте, – глядя на меня добрыми глазами, зло отрезал он. – Послушайте же, я когда-то допустил ошибку, не повторяйте же вы её! Я был молод, полон сил и горд. Мой разум тешился загадками мироздания, швыряясь вопросами бытия словно шарами петанка. И вот я забытый всеми, отпетый заживо, заброшенный на край света и скитающийся по задворкам мира в одиночестве и страхе, без семьи и наследников. Хотите того же? Тогда сидите, не вставайте. Я думал, что выиграю свою игру, но свёл к ничьей лишь первую партию из ста, израсходовав на это все жизненные силы. За каждым мрачным поворотом кроется не свет разгадки, а ещё один длинный тёмный коридор. В лучшем случае я сгину в этих песках или упокоюсь под обломками истуканов. В худшем… Раньше или позже они отыщут меня, и как лучшее – убьют. Или будут ставить на мне свои дикие опыты. Или – убьют, а после будут ставить свои дикие опыты! Знаете, чего они хотят, Рытин? Знаете, для чего им язык ангелов и ваши магические квадраты? Знаете, зачем они желают уйти под тот предел времени, когда Адам ещё не вкусил со древа познания?