Книга Подразделение 000 - Сергей Костин

– Принимается, – даже если что-то пойдет не так, то всегда можно распугать корреспондентов, запретить съемки и оставить налогоплательщиков без темы для вечернего обсуждения, – Милашка, все слышала?

Спецмашина подразделения 000 слышала все, всегда и везде.

– В связи с тем, что спецмашины не имеют права высказывать свою точку зрения на решения команды, должна только заметить, что лично мне, как глубоко интеллектуальному созданию, ваша идея не по механизму. В правилах Службы записано, что спасатели должны выполнять работу без лишнего шума, волнения и надежд на дальнейшее продвижение по служебному эскалатору.

– Все, Мыша, – прервал я спецмашину, которая при удобном случае могла рассуждать долго и нудно, – Ваше мнение понятно. Предлагаю вычеркнуть кандидатуру Милашки из списка, который мы донесем до корреспондентов. Правом командира принято единогласно.

Милашка хмыкнула и равнодушно промолчала. Уж кто-кто, а она прекрасно понимала, что даже командир спецмашины не способен так поступить с лучшей техникой в мире. Иначе она может жутко обидеться и послать всю команду делать работу вручную.

– Герасима будить?

– Пока не вижу в этом необходимости, второй номер. Может чуть позже.

Третий номер команды отсыпался после двухчасовой лекции в столичном университете, куда его пригласил лично профессорский состав. Название лекции я точно не помнил, так как категорически отказался присутствовать на ней. Мне на работе болтовни Герасима хватает. Известно только, что после лекции Герасима закидали цветами, а профессорский состав принял Геру в почетные члены. Я, правда, так и не понял, в какие.

– Командор! Исключенная из списков спецмашина никак не может связаться с киностудиями, газетами, журналами и столичным телеканалом. Вы еще бумажку со списком не запечатали?

Строго поглядывая на хихикающего американца, я, скрепя командирским сердцем, вписал Милашку в списки особо отличившихся на невыполненном еще вызове.

– Киношный автопоезд выехал. Работу подразделения вызвались освещать все центральные газеты и журналы. Американцы прислали запрос с просьбой разрешить им допуск в район вызова. Хотят сделать мультэпопею под названием «Охотники за несчастными случаями». Голливудмультфильм какой-то. Обещали цветным ломом заплатить.

– У нас у самих этого лома навалом, – проворчал я, но под умоляющим взглядом Боба согласился, – Свяжись с Министром Иностранных Дел. Пусть выдадут американцам визу на четыре часа. Если Министр вдруг станет гоношиться, то напомни, что он мне должен за спор, что Атлантида, это не гренландское государство, а подводная научная станция в океане. Боб, проверь, как там третий номер. Что-то его личная кривая подрагивает.

Янкель, счастливый оттого, что скоро встретится с бывшими соплеменниками, умчался проверять тяжелый сон Герасима.

– Милашка! Сообщи на таможню, что американцы везут контрабанду. А все равно какую. Хоть шпалы, хоть турбины. Пусть в привокзальной тюрьме часа четыре до окончания срока визы промаринуются. К черту общественное мнение. Сами вызываем, сами и сажаем. Не в первой. История подобную практику не порицает. Не дай бог, сманят обратно нашего американца. Пропадет он там после России.

Не то чтобы я американцев не любил. Совсем наоборот. Уважал я Америку. Как-никак богатая природными ресурсами страна. И сколько людей талантливых миру явила. Только все это меркло на фоне их непоследовательности. Примеров полно.

Стояла в Америке на одном из островов фигура здоровая. Тетка с фонариком. Эпохи позднего капитализма. И что? Кому-то помешала. Снесли на мелкие камушки. На ее месте поставили вышку для прыжков в воду. А сейчас обратно хотят тетку с фонариком сооружать. Говорят, какой-то там американский дух олицетворят.

– Третий номер в нестабильном состоянии, – доложил вернувшийся янкель. Это означало, что Герасим сильно храпит. Поэтому и личная кривая прыгала, – Командир, а можно я на вызов парадный комбинезон надену.

– Разрешаю.

В какой-то момент мне стало стыдно. Но потом, тщательно подумав, я решил, что стыдиться нечего. Россия приняла отчаявшегося американца в свои широкие объятия. Дала ему двенадцати комнатный кров с отдельным подъездом. Превратила фермера в спасателя с мировым, не побоюсь этого слова, именем. И что? Разрушить все какой-то дешевой мультэпопеей? Нет! И песен коренного американского населения мне не надо. Достаточно того, что русский народ о нас, о спасателях, уже матерные частушки слагает.

– Командор. Мы на месте, – доложилась Милашка, – Все запланированные и приглашенные гости прибыли. Все ваши индивидуальные заказы выполнены. Четыре часа без права выхода под залог.

– Какие заказы? – путаясь в рукавах парадного комбинезона, влез в доклад спецмашины Боб.

– Маринованные соевые орешки, – нашлась спецмашина, – Специально для наших и ваших американских гостей.

Я выглянул в боковое окошко. Милашка постаралась на славу. Ребята из кино разворачивали походные павильоны, красили стены вокруг окон квартиры, которую нам предстояло открыть и высаживали цветочки для антуража.

Газетчики всех газет и журналов столицы плотным кольцом обступили испуганную старушку и брали у пострадавшей первые интервью.

– Скажите, как вам пришло в голову вызвать спасателей подразделения 000?

– Сколько вы заплатили за вызов?

– В какую сумму вы оцениваете приблизительный ущерб?

– Вы намерены обратиться с иском на спасательную службу в суд?

– Вам известно о том, что спасатели часто наносят честным налогоплательщикам грубые физические увечья?

Я свернул подслушивающую аппаратуру. Слушать про себя разные мерзости не хотелось. Вот и спросил бы меня кто, за что я не люблю журналистов? Всем известно, что денег мы не берем. Наоборот, каждый спасенный нами Объект самостоятельно норовит всунуть в карман. Но от чистого сердца, и без всякого принуждения. Тем более физического.

– Моих не видать? – между мной и боковым стеклом втиснулся второй номер в надежде рассмотреть среди кучи народу соплеменников.

Я многозначительно посмотрел на внутреннюю камеру спецмашины. Вот оно, началось. Что ни говори, а тяга к исторической родине есть даже и у американцев. Милашка многозначительно мигнула в ответ красной лампочкой. Граница на замке.

– Второй номер, а что это у вас за странная спецодежда?

Боб растянулся в улыбке и повернулся на сто восемьдесят градусов, показывая обновку.

– Национальная американская одежда, командир. Джинсы.

– Странная у вас национальная одежда, второй номер, – я скептически осмотрел невзрачный синий материал, – И почему-то вьетнамского производства.

– Это название такое, – совершенно искренне засмеялся Боб, – Фирма Ли.

– Я и говорю, вьетнамское. Вы что, хотите в этом появиться перед широкой аудиторией всей нашей необъятной родины? Перед миллионами и миллионами русских граждан? Что скажут честные налогоплательщики, увидев на вас эти страшные штаны, да еще с непонятно расположенными на, простите, попе, карманами? Вы бы еще их наизнанку вывернули, товарищ второй номер.