Книга Тополиный пух - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот, ответил Костя на звонок из Бостона таким тоном, будто у него вовсю разболелся коренной зуб, который рвать нельзя, а лечить безумно страшно. Короче говоря, понял Александр Борисович, Костя предлагает ему перезвонить попозже. И еще добавил, что это хорошо, когда имеется твердая уверенность, но лучше бы все-таки неопровержимые факты, подтвержденные соответствующими официальными службами.
Странно! Другой бы радовался, а он? Ну да, конечно, без официального подтверждения Турецкий и не собирался покидать Америку — улика должна быть подшита к делу.
И вот она — на руках. Можно звонить, чтобы отпраздновать победу. Пусть теперь Костя только попробует повертеть носом!
— Костя, я поставил жирную точку! — закричал Александр так громко, будто Меркулов мог его услышать и без помощи телефона. — Легенда о великом писателе оказалась пшиком! Серьезный человек не станет трусливо прикрываться псевдонимом, публикуя всякие гадости про других людей! Баста, конец легенде!
— Не торопись. — Костя словно вылил на него ведро холодной воды. — Нашел доказательства, и. слава богу. Поставь толстую свечку за то, что судьба помогла тебе, я повторяю, лично тебе, разобраться с этим вонючим делом, которое в конечном счете не принесет никому ни славы, ни почтения… Скажу больше, ты можешь забирать с собой все свои доказательства, которые в принципе теперь тоже вряд ли понадобятся.
— То есть как?! Ты о чем говоришь?! — Турецкий взглянул на Мэрфи, удивленно приподнявшего брови, отчего его цыганское все-таки лицо приняло обиженное детское выражение.
— Я говорю, что дело сделано, скажи спасибо всем, кто тебе там помог, и спокойно возвращайся домой. Тут генеральный, кажется, приготовил для тебя очередную бяку.
— Никаких бяк, Костя, иначе я полечу с промежуточной посадкой где-нибудь в Турции, и хрен вы все потом меня увидите! — Турецкий начал потихоньку заводиться.
— Не валяй дурака, Саня! — в сердцах закричал Меркулов. — Тут такое, понимаешь, а он ваньку валяет!
— Тогда объясни внятно, а не отделывайся идиотскими междометиями!
Ничего-ничего, нашла коса на камень!
— Саня, не рычи, — устало сказал Меркулов. — Сегодня там же, в еженедельнике, опубликована Новая статья о Степанцове. И уже без псевдонима, а за подписью твоего Липского. И вместе с текстом приведено порядка десятка фотографий, подтверждающих, как сказали бы прежде, полнейшее моральное разложение этого ответственного работника.
— Значит, Славка?..
— А что Вячеслав? Ну говорил: Предупреждал. Ну и что дальше? А теперь у Кирилла обширный инфаркт. Отвезли в «кремлевку», на Рублевское шоссе. Диагноз неприятный. Мне жаль Кирилла, я все-таки искренно ему верил. И я почти уверен, что это чистой воды подстава. Кому-то Степанцов стал неугоден. Вот и все, Саня. Чего ты будешь дальше-то доказывать? Что твой Липский — ничтожество? Это понятно и никаких доказательств не требует. Ну, отправят оригиналы фотографий на экспертизу, ну, докажут в конечном счете что это может быть фальшивка, ну, уйдет масса времени, черт возьми! И что в результате? Обширный инфаркт. А выяснять сейчас, кто стоит за этим делом, кто организовал и первую, и вторую публикацию, мы не будем. Нет у меня такого указания!
— Но мы же знаем, Костя!
— А кого интересуют твои знания? Саня, ты в каком мире живешь? Послушайся доброго совета: тихо возвращайся домой. Есть еще вопросы?
— Может, и были бы, да ты сейчас обязательно скажешь: «Иди, не мешай работать!» Так?
— Ну.
— А ты не думал, что мне не хочется «идти работать»?
— Думал. Но нам все равно придется кормить свои семьи. Поэтому иди работать, Саня.
И короткие гудки в телефонной трубке.
Что оставалось делать Турецкому? Рассчитывая на то, что Стив — свой парень, рассказать ему, что произошло. Тот выслушал, похмыкивая, а потом, как тот негр в киоске, заметил:
— Он большой шит, этот ваш писатель…
— Увы, Стив, вот так запросто можно угробить человека. Но, ты знаешь, я вот о чем подумал? Липский-то этот, он ведь, получается, в победителях! А разве это справедливо?
— Это очень несправедливо, Саша. И если у тебя нет собственных мыслей по поводу дальнейшего, может быть, я тебе подскажу? По-товарищески?
— Я с удовольствием выслушаю, Стив, все, что ты скажешь. У меня сейчас просто пустая голова.
— Я надеюсь, что твои друзья из Вашингтона сумеют помочь. Я слышал о таких вещах, но сам не видел, а они наверняка знают. Позвони-ка этому парню из Пентагона, про которого ты рассказывал, представь ему меня и дай мне трубку. Было бы очень уместно, если бы он хотя бы на денек прилетел сюда…
Лев Зиновьевич вернулся домой налегке.
Легким у него было все — и дорожная поклажа, и настроение.
Он победил!
Все-таки порядочная сволочь этот Федор Федорович. Но, с другой стороны, а что взять с бывшего чекиста, который никогда не считал человека за самостоятельную и самодостаточную личность? Для него все люди — пешки, которые он двигает по доске в любую сторону, куда захочет. И хотя сейчас у него отнято право властвовать над людьми и диктовать им свою волю, однако как хочется! Да он из собственной шкуры вылезет, лишь бы вернуть себе эти мгновения былого могущества…
Возвращаясь в самолете, он бережно поглаживал — мысленно, конечно, — полторы тысячи баксов, что с таким трудом удалось ему таки вырвать из цепких рук этого жадины, который даже гонорар за опубликованные фотографии пересчитал на себя. А ведь немалую зарплату, поди, имеет. Но все равно «иудины сребреники» никому не захотел отдать. А ведь это же у него дома — к такому пришли они мнению с Эдей — были сделаны фотографии. Значит, не задумался продать бывшего приятеля, даже денежку не побоялся взять за это…
Какой превосходный образ! Какой мощный характер! Вот кто теперь ляжет в основу новой, резко обличительной книги Льва Липского, которую он напишет быстро, а отрывки позволит опубликовать у Эди. И пусть бывший полковник только попробует произнести в его адрес какие-нибудь угрозы — история с организацией материала о Степанцове немедленно увидит свет!..
С такими бодрыми и возвышенными мыслями Лев Зиновьевич прилетел в Бостон. По дороге из аэропорта забежал в свой любимый супермаркет «Stop & Shop», один из филиалов которого был расположен на Брайтон-авеню, и набрал в отделе целую корзину разных вкусностей, помня, что дома, улетая в Москву, оставил пустой холодильник.
Нагруженный подарками для самого себя и предвкушая пир, он поднялся в лифте на свой этаж, уложил на пол пакеты со съестным и выпивкой, после чего открыл дверь в квартиру.
Прихожая поразила неприятными запахами застоявшейся плесени. Это ж подумать, может, чуть больше недели всего и не был дома, а такая вонь!
Он включил пакетник общего освещения. Стало светло, но ощущение какой-то сырости и тления не проходило.