Книга Китайская цивилизация - Марсель Гране

Отец располагает над своими детьми, и прежде всего над старшим сыном, властью, похожей на военную. Он – господин старшего сына, который, для того чтобы унаследовать отцовскую знатность и положение главы культа предков, соглашается на собственное подчинение и подчинение вместе с собой всей своей группы. При условии, что будет распоряжаться жизнью, отец, подобно сеньору, наделяет знатностью. Не более чем вассал, сын не распоряжается собственным телом. Он обязан растрачивать всю свою энергию целиком для того, чтобы вскормить честь отца. Связанный клятвой преданности, он не имеет права связывать себя по собственной воле еще с кем бы то ни было. У него не может быть друзей. Ведь это означало бы обещать другим преданность, вплоть до самопожертвования. Он же ничего своего не имеет, и прежде всего не располагает собственной жизнью. Первое правило сыновней преданности – не делать ничего такого – подниматься на укрепления, шагать по тонкому льду, приближаться к пропасти, – что позволило бы его заподозрить в том, что он ставит под угрозу целостность своего тела, единственным хозяином которого является его отец. Как солдат для своего начальника, так и сын хочет сохранить себя для своего отца. Именно в этом основополагающем долге ритуалисты отправятся искать основания гражданской морали: каждый человек обязан хорошо себя вести, дабы избежать наказания, которое, уменьшив его тело, лишило бы отца части его достояния и части его чести. Благочестивый сын лишь с осторожностью подвергает себя опасности, да и то если отец сам взял его с собой на войну или приказал последовать за его собственным сеньором. Мы видели, что в те времена солдат прежде всего сражался за своего отца, за честь отца. Если сын нарушит ритуал храбрости, ей будет нанесен ущерб. После своего освобождения пленный, получив сначала прощение сеньора, обязан вымолить прощение у отца. Ведь тот мог бы его казнить в Храме предков. Исключением из семьи карались, как кажется, те, кто был неловок или недостаточно усерден в упражнениях по стрельбе из лука. Эти два примера отеческой судебной власти, единственно подтвержденные с древних времен, показывают, что изначально она имела военный характер: уже говорилось, что как в семье, так и в городе феодальный порядок и порядок агнатический соответствуют зарождению первой формы уголовного права, каковым является право военного времени. Сын замещает отца в армии, как и перед судебными трибуналами; и эта двойная черта китайских нравов наблюдается на протяжении всей китайской истории. Она показывает, что сын был, в феодальном смысле этого слова, человеком своего отца. Вот почему в случае кровной мести он отмщает за него. Его траур завершается лишь после кончины убийцы. А до того сын никогда не складывает оружия, будь то в мирное время, на рынке или в княжеском дворце, и все ночи спит на траурной циновке, положив под голову щит. Защищать или восстанавливать отцовскую честь недостаточно. Нужно, чтобы она возрастала. Сын отдает отцу все получаемые им вознаграждения, в особенности если речь о самом существенном, каковым является подношение пищи. Но наилучшее вознаграждение то, которое через голову достойного его сына поступает непосредственно к отцу: таков постоянно соблюдаемый в Китае принцип, лежащий в основе пожалования знатности. Все эти принципы служат знаменательным противовесом обязательного правила, запрещавшего любую фамильярность, любые формы нежностей между отцом и сыном. Их отношения – не из области любви, но из сферы этикета и чести. Еще точнее было бы сказать, что отношения между отцом и сыном – это отношения от чести к чести. И как мы это еще увидим, распространившись сначала на взаимоотношения между братьями, этот тип отношений в конечном счете подчинил себе всю личную жизнь.

2. Домашняя жизнь и роль женщин

В неопределимый момент китайской истории нравы были близки к матриархальным. Женщины передавали детям свое имя. Мужья лишь были соправителями, приобщенными к группе жен. Но среди феодальной знати выросла совершенно противоположная нравственность. В знатных семьях девушки воспитывались для жизни в качестве супруг в чужих семьях. Похоже, именно брак подчинил жену мужу. С другой стороны, мать, сохраняя некоторые из своих древних черт, обладает властью, все больше и больше присваивающей атрибуты, присущие отцовскому могуществу.

Домашняя жизнь

В знатных семьях дочерей воспитывали для супружеской жизни в чужих семьях. Наряду со скромностью, которая позволит их родителям не включаться в кровопролития кровной мести, им с детства прививают искусства, которые дадут им возможность способствовать престижу своей семьи. Ведь если в рождении мальчика видели залог чести, в рождении девочки – залог влияния. При рождении девочек, как и их братьев, укладывают на земле. Но вместо нефритовой погремушки им дают для игр бусы. Одевают их первоначально в ночное платье, а не в костюм, пригодный для публичных церемоний. Для того чтобы объявить об их появлении на свет, к двери подвешивают не лук и стрелы, а белье или полотенца. Девочки созданы не для войны и общественной жизни, но для труда и служения в гинекее. Они будут супругами и ткачихами. Девочку, выглядевшую зловеще, с красным лицом или волосатую, следует бросить посреди поля. Когда предсказания насчет девочки хорошие, ее поднимают с земли, где, как предполагается, ей надлежало научиться униженности и избавиться от малейшей склонности к гордости, ее никогда не показывают на отцовском ложе. Впрочем, отец вообще не приказывает проводить какую-либо церемонию. Если она все же происходит, то устраивают ее одни женщины, а руководства пренебрегают о ней упоминать. К тому же не говорится и о том, что отец приказывает ее себе поднести: похоже, что между отцом и дочерью не совершается какого-либо обряда по их сближению. Имя, которое держится в особой тайне, ей дает, по всей видимости, мать. Дочь не включается в агнатическую семью. Пока в ней живет – зависит она только от матери. Едва начав говорить, готовится к жизни в покорности, усваивая, как говорить «да» униженным, приличествующим женщинам тоном. С семилетнего возраста ее отделяют от братьев. Семь лет– это возраст, когда прорезаются новые зубы, и время своего рода первого созревания. Некогда жила девочка, способная к деторождению с семилетнего возраста. С того времени к ней начинают применяться половые запреты: девочка не может присаживаться на циновке рядом с братьями и есть вместе с ними. С десяти лет эти запреты требуют ее полного обособления, что совпадает с ее обучением работе, умению говорить, держать себя и чисто женским добродетелям. Обучение протекает под наблюдением дуэньи. Авторы остерегаются точно его описывать. Лишь известно, что девочку учат подчиняться с покорным видом, трепать коноплю, разматывать коконы, прясть волокно, ткать, плести веревки, шить одежду. Постепенно ее учат, как готовить и подавать еду на посвященных предкам церемониях. Возраст зрелости установлен в пятнадцать лет, хотя в теории женская жизнь регулируется числом семь и возрастом созревания должно было быть четырнадцать лет. В отличие от мальчиков девочка провозглашается совершеннолетней с момента созревания, и ее наделяют новым именем в ходе церемонии, когда ей меняют прическу и вручают булавку для волос. Нам решительно ничего не сообщается об этом чисто женском празднике. Есть большая доля вероятности в том, что им открывается период особо строгого обособления, ибо признается, что он должен совпадать с ее помолвкой. А ведь знатная невеста обязана находиться в совершенной изоляции, и какой-либо мужчина может ее видеть только по чрезвычайно серьезному поводу. Чтобы обозначить ее положение невесты, девушку заставляли носить на шее нечто вроде веревки. Некоторые сказочные мотивы дают основание предполагать, что созревшая девушка во время своего добрачного уединения должна находиться между небом и землей, к примеру заключенной в высокую башню и полностью защищенной от солнечных лучей. Девочки из семей высшей знати жили по три месяца в храме Великого предка в величайшем уединении. Девушек в таком уединении считали «чистыми», и хорошо известно, что они упражняются там в целомудрии. Эти занятия, как и другие, аналогичные, упоминаются в песнях о свиданиях. С другой стороны, в легендах о Великих предках содержатся мотивы крестьянских весенних инициации, а их храм частенько называют храмом Великого свата, главенствовавшего, как утверждают, на подобных праздниках. Эти детали позволяют задумываться, исключало ли уединение знатных девственниц прежде всего обряд добрачного союза, как это было в обыкновении у крестьян. Мы видели, что молодых людей часто отправляли в семью их матери, где им следовало найти себе жен и где их принимали как гостей. В то же время обычай требовал, чтобы гостю предоставлялась девушка из круга семьи: надеялись, что, «оставаясь рядом с ним в качестве служанки, она услышит голос своего сердца». Эта разновидность брака с гостем или заложником всегда имела характер неустойчивый и выглядела пробой. Было время, когда, находясь в уединении под контролем дуэньи и матери семейства, девушки упражнялись в пленении сердец предназначенных им и предпочитаемых матерью женихов из числа своих двоюродных братьев. Однако же под натиском ригористов добрачное уединение невест приобрело более строгий смысл, а запрет на встречи с женихами стал пониматься совершенно иным образом. «Пока сват не предпринял должных шагов, юноша и девушка не могут знать даже имен друг друга. Между ними не может быть ни отношений, ни близости, пока свадебные подарки не переданы». Согласно обрядовым руководствам правило требует, чтобы юноша увидел фигуру невесты только после свадебных торжеств. Это правило сдержанности может стать поводом для очаровательных приключений. Один князь из Чу, побежденный в 505 г., нашел вместе со своим гинекеем убежище посреди болота. При трудном переходе к этому укрытию верный вассал князя Чжун Цзянь выразил готовность перенести туда княжескую дочь на собственной спине. В конце концов князь покинул болото и, вернувшись в столицу, нашел для своей дочери жениха. Но та со всей приличествующей почтительностью объявила: «Удерживая мужчин вдали, ведешь себя как девушка… Но Чжун Цзянь нес меня на спине!» Главное – уметь говорить. Князь отдал ее за мужчину с болота.