Книга Тайная помолвка - Вера Крыжановская

– Ты права, – сказала она, поднимая голову и проводя рукой по лбу. – К чему эти праздные мысли? Рауль – это моя светлая и радостная будущность, а Самуил – темный призрак, вставший между нами, как грозная пропасть.

– Наконец-то, – обрадовалась графиня. – Вот такой я тебя люблю. А теперь слушай, зачем я приехала. Вы все едете ко мне на целый день. Маленький Жорж свалился и свихнул себе ногу, доктор его уложил в постель, а я обещала привезти ему приятеля Амедея для поддержки его терпения. Я дождусь возвращения Рауля, и мы все вместе отправимся.

Рауль меж тем приехал к банкиру. Несмотря на его добрую решимость и сострадание к Руфи, мысль, что нужно переступить порог этого дома, тяготила его.

– Доложите обо мне баронессе, – сказал он, давая лакею свою карточку.

– Баронесса никого не принимает, ваша светлость, – ответил лакей в замешательстве. – Но вот барон, потрудитесь обратиться к нему.

Действительно, в одну из дверей вестибюля выходил Гуго, собираясь уезжать, но при виде посетителя он сдержанно-вежливо поклонился.

– Прошу войти, князь. Жена моя не ожидала сегодня вашего посещения, но я тотчас предупрежу ее и потом проведу вас к ней.

Неожиданная встреча эта была тяжела Раулю, он пожалел даже, что последовал совету жены, приехав без предупреждения. Но теперь, в присутствии прислуги, приходилось сдерживаться, чтобы не выдать себя.

– Очень рад, что я встретил вас, господин Мейер. Это представляет мне случай поговорить с вами насчет одного необходимого дела, которое я желал бы окончить прежде свидания с баронессой.

– В таком случае, князь, потрудитесь пройти ко мне в кабинет, – ответил Вельден с некоторым удивлением, любезно предлагая посетителю идти вперед.

Подвинув стул Раулю, Гуго сел.

– Я к услугам вашей светлости, хотя не могу понять, какие дела нам предстоит решить. Относительно Руфи у вас действительно есть дело, но уже чисто нравственного свойства.

Рауль нервно погладил усы.

– Вы забываете, что есть существо, о будущем положении которого необходимо договориться. У вашей жены есть ребенок, по отношению к которому у вас нет никаких обязательств. На мою долю выпадает обязанность воспитать эту девочку и обеспечить ее будущность. Считаю долгом заявить вам, что, если она лишится матери, я возьму и помещу ее в надежные руки.

Гуго испытующе смотрел на Рауля.

– Вы желаете взять вашу девочку. А княгине известно ее существование? Согласна ли она принять девочку в свой дом и быть ей матерью?

Рауль сильно покраснел.

– Нет, я не могу требовать, чтобы она воспитала моего ребенка, хотя ей известно мое прошлое, так как между нами нет тайн. Но я хочу поместить девочку в почтенное семейство и заботиться об ее будущности.

Горькая, презрительная усмешка скользнула по губам банкира.

– Я ценю ваши добрые намерения, князь, но все эти заботы излишни. Я оставлю у себя ребенка, которого узаконил и крестил как своего, а этот акт обеспечивает Виоле состояние и общественное положение. Я простил свою жену безусловно и не опорочу ее память, отвергнув ребенка, которого принял вместе с ней под мой кров. Затем, ваша светлость, – закончил он, вставая, – я пойду предупредить Руфь о вашем посещении.

Оставшись один, Рауль стал в волнении ходить по комнате, сильно недовольный собой и смутно досадуя на Гуго. Его пренебрежительно отстранили, и он вынужден терпеть это великодушие «выкреста», который отравил несколько лет его жизни. Мучимый этими мыслями, князь машинально остановился около стола с книгами и журналами: наверху на роскошной розовой этажерке возвышался бронзовый бюст. Вдруг Рауль вздрогнул – это бюст Аллана Кардека, точно такой же, какой стоял и на его столе, и эти книги и журналы были спиритуалистического направления. Теперь он нашел ключ к разгадке, ему стала ясна причина коренной перемены в характере банкира. Сознание бессмертия души и цель ее земного воплощения победили, сковали чувства ненависти и мщения, сделав сурового и пылкого человека добрым и сострадательным.

Голос Гуго, приглашавшего Рауля к больной, прервал его размышления. Как бы преобразясь, с иным видом и тоном, Рауль повернулся и искренне, дружески сказал:

– Г-н Мейер, сознаюсь, что я был очень удивлен переменой в вашем образе действий, но теперь я понял причины: вы – спирит и в духе спиритуализма поступаете относительно вашей жены и меня. Так я должен вам сказать, что я тоже спирит, и перед изображением великого философа, которого мы оба чтим, я сознаюсь, что неверно судил вас. Вы великодушный и добрый человек, и я был крайне неправ, – он остановился.

– Считая меня ростовщиком? – сказал Гуго с грустной улыбкой.

– И в этом тоже, конечно. Но сверх того я искренне сожалею о всем, в чем вольно или невольно виноват перед вами, – заключил Рауль, протягивая ему руку.

С видимым колебанием Гуго протянул свою.

– Если вы тоже спиритуалист, князь, то поймете, что я исполнил лишь свой долг и что странное сплетение моей судьбы с вашей коренится, конечно, в далеком прошлом. А если когда-нибудь представится к тому случай, – взор Гуго вспыхнул, и загадочное выражение мелькнуло на его лице, – надеюсь, вы тоже примените ко мне девиз нашего учения: «Без милосердия нет спасения!»

Доведя князя до дверей будуара Руфи, он удалился, а Рауль вошел один в большую комнату, убранную цветами, где несколько переносных фонтанов поддерживали в воздухе влажность, необходимую для облегчения дыхания больной.

Молодая женщина полулежала на диване, поддерживаемая подушками. Красный плюшевый пеньюар несколько оживил ее смертельную бледность. На скамейке у ее ног сидела с огромной куклой Виола.

Пораженный и растроганный, Рауль на минуту остановился.

Ужели эта бледная, слабая, умирающая женщина – Руфь, та роскошная обаятельная красавица, покорившая его чувства? Виола служила тому свидетельством: эта прелестная крошка с длинными пепельно-русыми кудрями была, несомненно, его дочерью, его живым изображением.

– Ах, думал ли я увидеть вас, баронесса, в такой обстановке, в таком состоянии? – сказал князь, подойдя к ней и целуя протянутую руку.

Руфь подняла на него глаза, горевшие лихорадочным огнем, и, указывая на ребенка, прошептала:

– Вот Виола!

Наклонясь к девочке, Рауль привлек ее к себе и поцеловал.

Смутившаяся было при виде красивого офицера, малютка ободрилась этой лаской и, когда князь сел, оперлась на его колени и, показывая ему куклу, с гордостью сказала:

– Не правда ли, какая хорошенькая? Папа подарил мне ее вчера, и я назвала ее Гугетхен.

– Ты славная девочка, – смеясь, сказал князь, лаская ее кудрявую головку. – Муж ваш отнял у меня всякую возможность дать этому ребенку что-либо, кроме моей любви, а относительно вас я бессилен загладить мою вину.

– Ах, я должна еще благодарить вас за ваше постоянное великодушие относительно меня, а Виоле ваш поцелуй принесет счастье, – сказала больная, смотря на него блестящими глазами. – Благодарю вас, что вы пришли, я так желала увидеть вас перед смертью, поблагодарить, показать вам Виолу и успокоить вас насчет ее будущего. Петесу очень злоупотреблял вашей щедростью, но я узнала об их вымогательстве только после смерти обоих братьев.