Книга Проклятие палача - Виктор Вальд

Несколько дней, запутывая своих возможных преследователей, а скорее сам себя, бродил лекарь по девственным лесам, в которых, к счастью, было множество воды и птичьих яиц. А леса все не кончались и не кончались. Не было ни селений, ни хижин, ни дорог, ни тропинок.

Ночами ветер гнул вековые деревья, а зверье выло так, что немели опухшие ноги. К тому же лекаря потащило по склону горы, и он едва не свалился в пропасть. Одинокий куст спас его, глубоко войдя колючками в ладони. Юлиан Корнелиус потом долго молился всем богам, о которых знал и просил только об одном – вернуться к людям, услышать их речь и согреться теплом их душ.

Кто-то из богов услышал молитву лекаря. Уже в полдень следующего дня Юлиан Корнелиус увидел сквозь вековые сосны убогие домишки и возрадовался им как вратам рая. Но домишки были разграблены, а растасканные части человеческих скелетов указывали на то, что это мертвое селение часто посещаемо хищниками, которым по нутру пришлась человечина.

После тщательных поисков лекарь нашел огниво, старый медный котелок, ржавый нож и обрывки полотна. Особенно он порадовался старым поршням из бычьей кожи. Теперь он мог согреть воды, сделать бинты и подлечить начавшие гнить ступни ног. Два-три дня и можно будет тронуться в путь. Теперь не придется страдать от колючей хвои и камней. Старые поршни все еще были крепки. Да и возле костра всегда чувствуешь себя уютнее. Особенно если на его языках жарится подбитая палкой крупная птица.

Скорее на запах этой птицы и пожаловал старый волк. Но увидев спящее человеческое тело, он вспомнил о сладости человеческого мяса, которое с избытком вкусил на этом месте несколько лет назад и, не раздумывая, вонзил клыки в бок добычи.

Юлиан Корнелиус дико закричал от боли. Потерявший от многих лет нюх и почти ослепший волк удивленно отскочил. Это тело оказалось живым. Но человеческая кровь, попавшая в пасть, прибавила силы и дерзости. Только бы вонзить клыки в шею. Но человек подбородком прикрыл шею, жертвуя своим лицом.

Удар. Еще удар, и волк отлетел от лежащего человека с глубокими ранами от ржавого ножа на брюхе. Раненые человек и животное, воя от боли, бросились в разные стороны. Старый волк чтобы умереть. Юлиан Корнелиус чтобы жить.

Лекарь изорвал на бинты половину своей туники, но кровь все продолжала сочиться через повязки. Раны нужно было зашить, или прижечь. Но, ни того, ни другого Юлиан Корнелиус с собой сделать не мог. Ему нужна была помощь. Любого человека, который встретиться на пути. Но где эти пути в проклятых густых лесах, разрываемых только голыми выступами скал, холодными озерами и колючими кустарниками.

И когда Юлиан Корнелиус уже проклял не только похитителей, виновных в его скорой смерти, но и всех известных ему богов, лес расступился разноцветьем в лучах заходящего солнца широкой поляны. Более того, на поляне лекарь почти сразу ступил на дорогу, хотя и успевшую порасти травой, но весьма различимой по колее проехавших на ней множества повозок.

Случилось и другое чудо. Что-то подтолкнуло Юлиана Корнелиуса свернуть направо, и через несколько десятков шагов он увидел чудо!

Именно чудо. Хотя это священное слово совсем не вязалось со старым столбом, изуродованным годами, ветрами и дождями, но лекарь не переставал повторять: «Чудо, чудо, чудо!»

Да, это была та самая Герма, посвященная древним богам. Тот самый охранник перекрестков с глубоко вырезанным фаллосом, на который положил свои руки опьяненный доктор наук Юлиан Корнелиус.

– Со мной удача и защита древних богов. Все остальные боги прочь от меня. Зевс и его боги указали мне правильный путь! – воскликнул христианин Юлиан Корнелиус и поспешил знакомой дорогой в знакомое ему селение Айхо.

* * *

Теперь Юлиан Корнелиус так же спускался с вершины горы в знакомое ему селение Айхо. Но теперь он не торопился, осознавая, что ничего приятного там с ним не произойдет. А будут косые взгляды селян, нагло улыбающиеся мальчишки готовые бросить ему в спину камни, и, конечно же, хмурый, давящийся кашлем старик староста.

Лекарь Юлиан Корнелиус не может облегчить этот постоянный кашель, как и залечить не желающую рубцеваться спину старика. Известно, у людей преклонного возраста, тем, кому за пятьдесят, очень плохо заживают любые раны. Да еще в вечно влажных лесах. Да еще если эти раны нанесены кнутом, который долго выдерживали в бычьей моче.

Кнутом старосту попотчевали по приказу самого короля Душана. Старосту да еще пятерых селян, которые притащили свои шутовские деревянные статуи в монастырь и просили принять как святые изображения покровительниц Афродиты и Венеры. Долго пришлось селянам объяснять монастырским сестрам то, что благодаря этим покровительницам их Айхо не слизал огонь, и они, слава Господу, имеют крыши над головами. Только вино и свежее мясо вразумили сестер, и те согласились открыть ворота и даже написать на статуях имена спасительниц селения.

А наутро в монастырь вернулась матушка настоятельница. Воспитанница константинопольских ученых монастырей она сразу же разразилась бранью. Еще бы! Во дворе святой обители стояли два языческих идола, посвященные распутным богиням древней Греции и Рима! Тут же ничего не понявших селян отправили в Арту.

Король Душан долго смеялся над простонародной глупостью. Смеялся до тех пор, пока при пытках не всплыли имена герцога наксосского и его дочерей. Король задумался. Потом велел все подробно записать, а селян выдрать кнутом и отправить с запретом покидать свое селение более чем на тысячу шагов.

Исполосованные спины селян так же плохо заживают, как и у их старосты. Они много моложе, но и им Юлиан Корнелиус не может помочь. Ведь с ним нет его лекарского сундука с мазями и важными медицинскими записями.

И зачем только в ту первую ночь после тушения пожара Юлиан Корнелиус гордо распинался о своей ученой степени лекаря. И кому? Этой хмурой селянке. За ее кислое вино и костлявое тело, от которого за десять шагов разило овчиной. А это все вино, что со студенческих лет заменяет Юлиану Корнелиусу кровь. Кто тогда знал, что это хмурое создание понимает, как и ее отец, франкский язык, а значит и немного венецианский. Да, да! Она еще оказалась и дочерью старосты, вдовствующей уже более года. И если не кривить душой, нужно быть немножко ей благодарным. Ведь это она приняла в отсутствии отца чужака в селение, да еще и выходила его.

Жизнь-то женщина спасла и раны, как знала, закрыла. А вот лицо… Трудно будет Юлиану Корнелиусу с такими шрамами пристать к богатенькой невесте. Даже в Венеции, в городе, в котором более половины мужчин всегда в море, а вторая половина готовится к отплытию.

– А-а-а, это ты, – вместо приветствия простонал староста. – Мясо подвесь к потолочной балке.

И все. Старик отвернулся от своего, можно сказать, зятя и продолжил чинить лошадиную упряжку.

– Так я пойду? – после очень долгого ожидания спросил Юлиан Корнелиус.

– Жди, – строго велел староста.

Сколько ждать? Чего ждать? Зачем ждать?

Что случилось с весельчаком и балагуром, зачинателем всех студенческих пьянок и половины налетов на курятники горожан Салерно Юлианом Корнелиусом? Как его ошпарила жизнь. Как ударила его о твердую землю. Как умыла холодным дождем реальности.