Книга Скажи ее имя - Франсиско Голдман

Скорая приехала около девяти, на два часа позже запланированного. Госпиталь Почутлы не мог расстаться с единственным шейным корсетом. Мы с Фабис бросились в аптеку, чтобы купить новый. В скорой Красного Креста не было работающего респиратора. Молодой врач, оказавшийся интерном из Гвадалахары, недавно назначенным в эту больницу, вызвался проводить нас с ручным респиратором. Наконец-то завернутую в покрывало Ауру переложили с доски для серфинга на каталку скорой помощи. Кому бы ни принадлежала эта доска, очевидно, он пожертвовал ее Ауре.

Аэропорт в Хуатулько был примерно в двадцати милях езды по узкой петляющей дороге. Путь занял почти целый час. Мы въехали в аэропорт через боковой вход — паросветные лампы, густой тропический воздух, — и я услышал звук реактивного двигателя, работающего на холостом ходу. Мы снова были в XXI веке, скорее, даже перескочили через столетие, поскольку летающий госпиталь показался мне сошедшим с экрана фантастическим объектом, мне запомнилось, что молодая команда врачей была одета в сверкающие летные костюмы, хотя я сомневаюсь, что это могло быть правдой. Главным врачом оказалась молодая красивая женщина с веселым, вселяющим надежду нравом Доброй Волшебницы Севера. Молодой врач из Почутлы даже не взял у Фабис деньги на такси до Масунте; он ушел прочь, сжимая в руках респиратор, после нескольких раундов прочувствованных и ободряющих прощальных пожеланий, чтобы переночевать в доме приятеля. Ауру переместили на новые носилки и уютно обернули серебристым термоодеялом. Красавица-врач сказала, что жизненные показатели Ауры хорошие, и она уверена, что все будет в порядке. После того как мы взлетели, она сказала, что респиратор Ауре не нужен. Это было правдой: Ауре удавалось дышать самостоятельно. Она посмотрела на меня и спросила:

Mi amor, можно я немного посплю?

Вероятно, это было последнее полноценное предложение, которое Аура адресовала мне; не помню, чтобы она говорила что-то еще. Она немного поспала. Чтобы ее не будить, я воздержался от нашептывания слов любви и ободрения.

Последняя скорая везла нас из аэропорта Толуки через весь Мехико на юг в Педрегаль. Я ехал сзади с Аурой, а Фабис сидела впереди рядом с водителем. Эта последняя скорая была оборудована только самым необходимым и выглядела аскетично, все кругом было из металла. Ауре снова потребовался респиратор. С нами сзади ехал врач, на вид лет двадцати, быстрые уверенные движения, собранный, серьезный, способный человек, бледный, с острыми, тонкими чертами, в очках, наверное, еврей. Он неотрывно следил за мониторами, считывавшими жизненные показатели Ауры. Затем он сказал: мне все это не нравится. Оптимизм, наполнивший меня в воздушном госпитале — столь странный для меня теперь, — улетучился. Сложно сказать, благодарен ли я за эти последние мгновения надежды и облегчения, или чувствую себя жестоко обманутым. Полагаю, ни то ни другое.

Хуанита и Родриго ждали нас у входа в реанимационное отделение. Тетушки тоже приехали. Было около двух часов ночи. Хуанита со сложенными на груди руками, сверкая глазами, бросила мне свое обвинение. Вот какой я привез ей дочь, которую она отдала мне, чтобы я защищал ее в браке, как поклялся защищать. Вот какой я вернул Ауру ее матери.

Аура не спала. Казалось, она экономила силы, чтобы их хватило на эту искусственно веселую фразу: это была глупость, мама.

Думаю, что прославленный хирург и его команда все поняли с первого взгляда. Не помню, сколько прошло времени, прежде чем они вышли к нам. Хирург был высоким, тучным человеком. Он сказал, что у Ауры сломаны второй, третий и четвертый позвонки, они сдавили ее спинной мозг и разорвали нервы, отвечающие за дыхание, подвижность туловища и конечностей. Вероятнее всего, она навсегда останется парализованной. Они стараются зафиксировать ее позвоночник так, чтобы опухоль спала. После этого они сумеют определить, возможно ли оперативное вмешательство. Также она наглоталась морской воды, и они стараются очистить от нее легкие. Я умолял врача. Я сказал, что в течение всего дня у Ауры то появлялась, то пропадала чувствительность в конечностях, что в летающем госпитале ее жизненные показатели были в норме и она дышала самостоятельно. Я сказал врачу, что с ней все будет в порядке, что он должен мне поверить, и я помню его пораженный, растерянный, изучающий меня взгляд — меня, в грязной, потной майке и плавках.

Никого из нас не пустили к Ауре в реанимацию. Команде медиков нужно было работать без помех. Фабис с Хуанкой уехали домой спать. Не помню, чтобы кто-то, кроме Хуаниты и Родриго, остался ждать. Они не разговаривали со мной. Они сидели на клеенчатом диванчике в одном конце комнаты, а я в одиночестве — в другом. Свет в комнате был тусклым. Мы находились на верхнем этаже. Я не мог никому позвонить, поскольку телефон сел. Хуанка пообещал утром привезти мне зарядку. В какой-то момент я вышел и прогулялся по длинным пустым коридорам, зашел помолиться в часовню. Я поклялся, что, если Аура выживет, я буду вести благочестивую жизнь, ежедневно выказывая свою благодарность Богу. Не помню, чтобы у меня проскользнула хоть одна мысль о столь неожиданно отстранившихся от меня Хуаните и Родриго. Все мои помыслы были только об Ауре. Если она какое-то время будет парализована, я найду возможность устроить ее в лучший реабилитационный центр США; я буду читать ей каждый день, а она будет диктовать мне свои сочинения, вот что крутилось у меня в голове. Периодически я вставал, подходил к зашторенному окошку, снимал трубку переговорного устройства, нажимал кнопку и спрашивал, могу ли я увидеть жену; и каждый раз мне отвечали, что до утра посещения запрещены.

28

О чем ты думала в ту длинную ночь, любовь моя, когда умирала в полном одиночестве, израненная, как солдат на войне?

Ты винила меня? Подумала ли ты обо мне с любовью хотя бы раз? Видела ли ты, или слышала, или чувствовала мою любовь?

29

Меня пустят к Ауре только на следующее утро, когда она уже будет в коме. Ассистентка выдающегося специалиста, женщина с повадками и внешностью бульдога, сообщит мне, что за ночь Аура перенесла два сердечных приступа. Мне наконец-то представилась возможность прижаться губами к ее прекрасному уху и поблагодарить за лучшие годы в моей жизни, сказать, что я никогда не перестану любить ее. Затем помощница хирурга бесцеремонно выставила меня. Спустя десять или пятнадцать минут, вновь пройдя сквозь белую занавеску, я тут же заметил, что все отошли от кровати Ауры, вокруг нее словно образовался невидимый кордон, комната наполнилась ярким светом, и ассистентка сообщила мне, что минуту назад Аура умерла. Я подошел к ней. Ее безжизненные глаза. Я поцеловал ее щеки, которые были уже как прохладная глина. Мои рыдания, должно быть, разнеслись по всей больнице.

30

Хуанка пропустил похороны, поскольку поехал с другом за нашими вещами в Масунте. В доме ничего не трогали, с тех пор как мы уехали. Они забрали все вещи, даже шампунь Ауры. Закончив работать, Аура просто захлопывала крышку ноутбука, так что когда я снова открыл его, то увидел экран в точности таким, как она оставила его. В компьютере были открыты два документа: последняя версия ее рассказа о школьном учителе и что-то новое, возможно, она начала писать еще один рассказ под названием «Подает ли жизнь нам знаки?»