Книга Всеобщая история пиратов. Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона - Даниэль Дефо

Бесконечное количество островов в тех морях затрудняло нам путь, и мы с великими трудностями пробирались среди них. Тогда мы направились к северному краю Филиппин, где у нас была возможность захватить добычу, а именно: мы либо повстречаем испанские суда из Акапулько, на побережье Новой Испании[120], либо не преминем повстречаться с китайскими судами или джонками. А те обычно, если китайские суда идут из Китая, везут большое количество ценных товаров, равно как и денег. Если же они идут назад, то гружены мускатным орехом и гвоздикой с Банды и Тернатэ[121]или же с других островов.

Предположения наши оказались правильными, и мы двинулись прямо, широким проходом, который называют здесь проливом, хотя в нем пятнадцать миль ширины, к острову, который они называют Даммер, а оттуда на северо-северо-восток, к Банде. Среди островов мы повстречали голландскую джонку, направлявшуюся на Амбойну[122]. Мы захватили голландца без всякого труда, и мне стоило больших хлопот помешать нашим перебить весь его экипаж, после того как наши услышали слова голландцев, что они с Амбойны. Причины, как мне кажется, ясны всякому.

Мы перегрузили оттуда приблизительно шестнадцать тонн мускатного ореха, кое-какие съестные припасы, ручное оружие – пушек у них не было – и отпустили корабль. Оттуда мы двинулись прямо к острову или островам Банда, где, мы были убеждены, сможем добыть еще мускатного ореха, если только захотим. Что до меня, я охотно приобрел бы еще этих орехов, даже и за плату, но нашим была противна мысль платить за что бы то ни было. Там мы добыли еще приблизительно двенадцать тонн в несколько приемов – бóльшую часть с берега и только немного с небольшой туземной лодки, шедшей в Джилоло[123]. Мы торговали бы открыто, но голландцы, которые самочинно завладели этими островами, запретили туземцам иметь дела с нами, вообще с какими бы то ни было чужестранцами и так их застращали, что туземцы не смели преступить запрет. Так как в силу этого мы не могли надеяться получить здесь что-то, даже если бы оставались дольше, то решили отправиться в Тернатэ и попытаться загрузиться там гвоздикой.

Поэтому мы повернули на север, но так как запутались среди бесчисленных островов, не имея лоцмана, который знал бы проходы и течения между ними, то вынуждены были оставить эту дорогу. Мы решили вернуться к Банде и поискать чего-нибудь подходящего среди соседних с ней островов.

Первое случившееся здесь с нами приключение могло бы оказаться роковым. Шлюп, шедший впереди, подал нам сигнал, что увидел парус, а затем – другой и третий, из чего мы заключили, что он увидел три паруса. Тогда мы прибавили парусов, чтобы нагнать шлюп, как вдруг оказались между камней. Случилось это так внезапно и резко, что все сильно перепугались. Дело в том, что только что воды еще было достаточно, как раз впору, и вдруг руль ударился о вершину камня, отчего произошел страшный толчок, отщепивший большой кусок руля, так что последний пришел в негодность и корабль перестал его слушаться, по крайней мере слушался недостаточно. Мы были рады, что удалось поднять все паруса, кроме фокзейла и грота, и на них уйти на восток в поисках залива или гавани, где можно будет положить корабль на берег и починить руль. Кроме того, оказалось, что поврежден и сам корабль – в нем возле ахтерштевня[124]образовалась течь, небольшая, но очень глубоко под водой.

Из-за этой неудачи мы лишились возможной, какова бы она ни была, добычи с трех парусов. Впоследствии мы узнали, что это были маленькие голландские суда, шедшие из Батавии к Банде и Амбойне для закупки пряностей, – на кораблях, несомненно, было немало денег.

После несчастья, о котором я говорил, мы, как только удалось это сделать, встали на якорь – стоянка была у островка неподалеку от Банды. Там не было факторий, но голландцы ездили туда для закупки мускатного ореха. Мы простояли тринадцать дней, и, так как там не оказалось подходящего места для нашего судна, послали шлюп искать его среди островов. Тем временем мы заготовили превосходной воды, кое-какие съестные припасы, коренья, плоды и изрядное количество мускатного ореха и мускатного цвета, которые приобрели у туземцев, да так, что их хозяева, голландцы, ничего не узнали.

Наконец наш шлюп возвратился. Ему удалось найти остров, где была очень хорошая гавань. Мы отправились туда, встали на якорь, немедленно сняли все паруса, перевезли на остров и разбили из них семь или восемь палаток. Затем мы расснастили мачты и срезали их, вытащили пушки, съестные припасы, прочий груз и сложили на берегу в палатках. Из пушек мы устроили две небольшие батареи на случай, если нас застигнут врасплох, и установили сторожевой пост на холме. Управившись, мы положили судно на твердый песок, в верхнем конце гавани, и с обоих концов подтянули к берегу. При отливе оно лежало почти на суше, и нам удалось починить корабельное дно и заделать течь, возникшую из-за того, что, когда корабль налетел на камни, погнулась железная обшивка руля.

Потом мы принялись чистить подводную часть. Так как корабль очень долго был в море, она оказалась сильно засорена. Шлюп также подвергся починке и чистке и был готов раньше судна. Восемь или десять дней он ходил между островами, но никакой добычи не нашел. Это место стало нам надоедать, ибо единственным развлечением здесь было слушать самые свирепые раскаты грома, о каких когда-либо кто-либо слышал.

Мы надеялись повстречать какую-нибудь добычу вроде китайского судна, которые, как мы слышали, ходили обычно на Тернатэ за гвоздикой и на Бандские острова за мускатным орехом. Мы охотно нагрузили бы наш галеон, или большой корабль, этими видами пряностей и сочли бы свое предприятие удачным. Но мы не нашли ничего заслуживающего внимания, если не считать голландцев, но те – представить себе не могу отчего! – либо относились к нам подозрительно, либо же прослышали о нас. Во всяком случае, они не выходили из своих портов.

Я решил было сойти на берег на острове Дюма[125], весьма знаменитом своим превосходным мускатным орехом. Но Уильям, всегда стремившийся обойтись без битвы, отговорил меня от этого и представил такие доводы, что оспаривать их было невозможно, в частности же – сильную жару как времени года, так и места, ибо тогда мы находились как раз в полуградусе южной широты. Но в то время, как мы обсуждали этот вопрос, дело было разрешено следующим обстоятельством: дул сильный ветер с юго-запада через запад, и корабль наш шел хорошо, несмотря на мощное морское течение с северо-востока, которое, как мы впоследствии узнали, являло поворот Великого океана на востоке от Новой Гвинеи. Как я уже сказал, шли мы хорошо и продвигались вперед быстро, когда внезапно из висевшей над нашими головами темной тучи вспыхнула или, вернее, взорвалась молния. Была она так ужасна и так долго полыхала, что не я один, но весь экипаж решил, что наш корабль горит. Жар, накаливший воздух, был настолько силен, что у некоторых из нас появились на коже волдыри, – возможно, что не сразу, непосредственно от жары, но от ядовитых или зловредных частиц, попавших на воспаленные места. Но это еще не все. От сотрясения воздуха, вызванного разрывом облаков, наш корабль задрожал, точно от полного бортового залпа. Движение его остановилось сразу, паруса отлетели назад, и корабль стал, можно сказать, пораженным молнией. Так как взрыв в облаках произошел близко от нас, всего несколько мгновений спустя последовал ужаснейший раскат грома. Я твердо убежден, что взрыв ста тысяч баррелей пороха не показался бы таким громким. Более того, несколько наших вообще оглохли.