Книга Романы Романовых - Михаил Пазин

В 1787 году состоялась знаменитая поездка Екатерины II в Крым, во время которой Потемкин показывал ей то, что успел сделать, – новые города и селения, заводы и верфи, Черноморский флот и многое другое. Есть легенда о том, что Потемкин просто втирал ей очки – никаких селений на самом деле не было, а были лишь декорации, так называемые «потемкинские деревни». Якобы он вместо освоения отпущенных из казны денег их просто разворовал. На самом деле ничего подобного не было, а показуха существовала во все времена. Потемкину было чем гордится. Еще есть версия, что Екатерина сама приказала строить «потемкинские деревни». Дело в том, что она путешествовала не одна, а с австрийским императором Иосифом II, польским королем Станиславом Августом Понятовским и целым сонмом иностранных дипломатов. Ей нужно было продемонстрировать, что Россия крепко стоит на Черном море, на юге растут города, развивается промышленность и торговля.

Император Иосиф II писал: «Императрица в восторге от такого приращения сил России. Князь Потемкин в настоящее время всемогущ, и нельзя вообразить себе, как все за ним ухаживают». За эту созидательную деятельность Екатерина присвоила ему почетный титул «Таврический». Надо сказать, что императрица путешествовала не одна, а в сопровождении своего очередного любовника Дмитриева-Мамонова. Каждый раз в шатре, который разбивали для Екатерины, у него было свое отделение. Существует легенда, что во время своей поездки в Крым она включила в число своих любовников и последнего крымского хана Шагин-Гирея, чем крымские татары очень обижены. Правда же состоит в том, что хан к тому времени уже три года как отрекся от трона и его в Крыму не было, а до того он часто бывал в Петербурге. Екатерина могла приметить его еще там, однако ж не приметила! Так что крымские татары могут быть на его счет спокойны.

Турция была в ярости от потери Крыма, и началась вторая русско-турецкая война 1787–1791 годов, названная «Потемкинской». Она закончилась победой русского оружия и подписанием мирного договора в Яссах. Но Потемкин не проявил себя в этой войне как выдающийся полководец. «В ту войну духовные его силы были явно на ущербе (чувствовал, что влияние его в Петербурге уменьшается с каждым днем), физические силы начали сдавать… Душой Потемкин был не столько в армии, сколько в Петербурге – частые его поездки туда достаточно показывают… Трагизм Потемкина заключался в том, что в силу своего положения в стране и при дворе он не допускал того, чтобы кто-либо, кроме него, мог командовать армией… Сам он, гениальный политик и организатор, совершенно был лишен каких-либо полководческих дарований и сознавал это…» – писал один исследователь деятельности Светлейшего. Это правда – не каждому дано быть великим полководцем, но положение обязывало.

Со времени разрыва с Екатериной прошло уже много лет. Какой же была личная жизнь Потемкина все это время? Во время второй русско-турецкой войны он подолгу жил в Яссах, окруженный азиатской роскошью и толпой прислужников, но не переставал переписываться с Петербургом. Ненадолго его увлек роман с женой двоюродного брата 26-летней красавицей Прасковьей Потемкиной, урожденной Закревской. Сохранились письма Потемкина к ней, например, такое: «Жизнь моя, душа общая со мною! Как мне изъяснить словами мою к тебе любовь, когда меня влечет непонятная сила к тебе… Нет ни минуты, чтобы ты, моя небесная красота, выходила у меня из мысли; сердце мое чувствует, как ты в нем присутствуешь… Целую от души ручки и ножки твои прекрасные, моя радость!..» Однако эта красавица быстро надоела Потемкину, и он бросил ее.

«Весь 1789 год был переполнен амурными утехами и беспрерывными победами князя Таврического над прелестнейшими дамами России, Польши, Молдавии, актрисами из разных европейских стран, приезжавшими в ставку Светлейшего в Яссы часто не без определенного умысла. Потемкин занимал в Яссах самый большой и роскошный дворец князей Кантакузинов – знатнейшего рода в Молдавии и Валахии. Здесь трижды в неделю происходили роскошнейшие балы и празднества», – писал биограф Потемкина. Но тут биограф не прав – какие «победы» могли быть у князя, если он сам говорит, что барышни «приезжали не без умысла»?

По случаю победы под Бендерами в Петербург с донесением помчался брат последнего фаворита Екатерины Платона Зубова, Валериан. Когда он в середине апреля 1790 года вернулся в Яссы, то застал привычную картину: «И дворец был тот же, и люди те же, только “предмет” страсти Григория Александровича в очередной раз переменился. Теперь это была двадцатитрехлетняя гречанка (напомним, что Потемкину был уже 51 год) совершенно сказочной красоты, смотреть на которую собирались толпы народа и в Варшаве, и в Париже. Это была знаменитая София Витт, жена польского генерала Иосифа Витта, впоследствии графиня Потоцкая-Щенсны. София, в девичестве Клявона, родилась в Константинополе, была не то прачкой, не то невольницей. Ее купил польский посол в Турции Боскап Ляскоронский и перепродал Витту, бывшему тогда майором».

А. Тургенев писал о мадам Витт следующее: «Потемкин куртизанил с племянницами своими и урожденной гречанкой, бывшею прачкой в Константинополе, потом польской службы генерала Витта женою, потом купленною у Витта в жены себе графом Потоцким и, наконец, видевшею у ног своих обожателями своими: императора Иосифа, короля прусского, наследника Фредерика II, Вержена – первого министра во Франции в царствование короля-кузнеца Людовика XVI, шведского короля Густава; будучи в преклонных летах, графиня София Потоцкая была предметом даже Александра Павловича». Наверное, хороша была чертовка, раз в нее влюбился не только Потемкин, но и Александр I. Один историк утверждал, что в начале 90-х годов у нее от Потемкина родилась дочь, но эта «дочь» из области тех же фантазий, что и Елизавета Темкина.

После мадам Витт настала очередь не менее очаровательной и еще более молодой (любил Потемкин молоденьких, впрочем, Екатерина тоже предпочитала юношей) княжны Долгоруковой. Рассказывали, что в день ее именин Потемкин, устроив праздник, посадил княжну рядом с собой и велел подать к десерту хрустальные чаши, наполненные бриллиантами. Из этих чаш каждая дама могла зачерпнуть для себя ложку драгоценных камней. Когда же именинница удивилась такой роскоши, Потемкин сказал: «Ведь я праздную ваши именины, чему же вы удивляетесь?» Вот это размах – так кутить мог только Потемкин! Когда же выяснилось, что у княжны Долгоруковой нет подходящих бальных туфелек, которые она обычно выписывала из Парижа, Потемкин послал нарочного во Францию, и тот, загоняя лошадей, мчался дни и ночи напролет, чтобы доставить модные башмачки в срок. В те же вечера, когда балов и вечеров не намечалось, в интимных покоях Светлейшего появлялись все новые и новые соискательницы брильянтов. Пресыщенный любовью, пирами, лестью и доступными женщинами, Потемкин стал раздражительным, пребывал в беспрерывной меланхолии, ни в чем не находил покоя и наконец уехал в Петербург. Была еще одна причина, погнавшая его в Северную Венецию, – у Екатерины появился новый любовник, амбициозный и властный Платон Зубов, который мог бы составить ему конкуренцию. С намерением «вырвать этот зуб» он и помчался в столицу.

Потемкин приехал в Петербург в феврале 1791 года и по привычке обосновался в Зимнем дворце. Принят он был с прежними почестями – Екатерина II подарила ему фельдмаршальский мундир, украшенный алмазами, стоимостью 200 тысяч рублей, и Таврический дворец. Мешая хандру и меланхолию с деятельным участием в отделке дворца, Потемкин задумал устроить праздник, которого еще свет не видывал. К маю все было готово, и Таврический дворец принял три тысячи гостей. Этот грандиозный праздник прекрасно описан в книге М. Пыляева «Старый Петербург», так что повторяться нет смысла. Скажем лишь, что Светлейшему он обошелся в полмиллиона рублей.