Книга Галиндес - Мануэль Васкес Монтальбан

– Если бы я могла, я бы восстановила даже воздух, которым он дышал.

– И по-вашему, это научный подход? Сходите тогда к ясновидящей, пусть даст вам номер телефона Галиндеса.

Он откровенно разочарован, но его все-таки интересует твое мнение. И ты говоришь, что на тебя произвели огромное впечатление его способность обобщать факты и то, как живо он все это рассказал: ты словно видела его глазами основных персонажей этой трагедии.

– Мне с ранней юности, сеньорита, с юности пришлось привыкать командовать и брать на себя ответственность за отданные приказы и поставляемую информацию. И я старался быть на высоте, даже если это оказывалось выше моих возможностей. Я не отношусь к тем, кого называют «столпами режима», но я был рядом с ними: выполнял их распоряжения и запоминал эти распоряжения, а также все, что происходило вокруг. Рамфис превосходно ко мне относился, и если потом я не пошел так далеко, как мог бы, то лишь из-за того, что Рамфис слишком мне доверял; именно он, а не его отец. А быть другом Рамфиса значило быть другом Октавио, Октавио де ла Маса, его неизменного товарища во всех веселых похождениях и закадычного дружка. Рамфис так и не простил отцу даже подозрения, что тот мог быть причастен к смерти Октавио.

– Можно побывать в тюрьме на девятом километре?

Вопрос вырывается у тебя неожиданно: ты перебиваешь полковника, и он обреченно вздыхает, бросив на тебя возмущенный взгляд.

– Я вижу, вы упорная девушка: вам очень хочется посмотреть, что доминиканцы прячут под своими коврами.

И напрасно ты повторяешь, что тебе интересно все, что имеет отношение к Галиндесу, буквально все. Полковник утратил к тебе интерес, хотя продолжает выражать сожаление, что вы оба не располагаете достаточным временем, чтобы поехать в Ла-Вега, где у него огромные плантации и табачная фабрика, хотя все склады – в Пуэрто-Плата. Ты вовсе не говорила ему, что очень занята, и ты не знаешь, насколько занят он; он дает тебе понять – пора сделать вид, что торопишься, и уйти.

– Но, надеюсь, вы не уедете от нас так и не загорев. Походите на пляж, позагорайте; веснушчатым женщинам загар необыкновенно к лицу.

Он стучит кулаком по интеркому, но, не доверяя аппарату, громко орет: «Ривера! Ривера, куда ты, к чертям собачьим, запропастился, Рикардо?» Рикардо тут же возникает на пороге, склоняя голову, как бы говоря: «К вашим услугам», и тучный полковник поднимается из-за стола, рукой со сверкающими бриллиантами берет твою руку, обдавая тебя своим дыханием. В машине Рикардо и его племянник садятся впереди и предлагают тебе банку ледяного пива, вытащенную из встроенного маленького холодильника. «Шеф был язвительным, сеньорита, но не придавайте этому значения, он сегодня в одном настроении, завтра в другом, не угадаешь». В холле гостиницы уже сидит озабоченный Хосе Исраэль, который облегченно вздыхает, увидев тебя. «Я давно вас жду, Мюриэл», – говорит он. Ты рассказываешь ему, как появился Ривера и как вы поехали к Аресесу: никто тебя не предупредил, чтобы ты не рассказывала этого никому, после того как встречи состоялись. Куэльо в полной растерянности.

– Конечно, я не могу знать всех полковников или бывших полковников, но это имя я слышу впервые. И второе тоже. Вот так: считаешь, что знаешь тут всех, а оказывается, нет.

Исраэль разыскал вдову и сына Мартинеса Убаго, который стал после Галиндеса представителем Националистической партии басков, но они смогут принять тебя только вечером. Исраэль предлагает передохнуть и поехать на пляж, искупаться и поесть тушеного черепашьего мяса. Это поможет тебе восстановить силы и быть готовой к встрече с Марией Угарте, вдовой Убаго, и ее сыном. По дороге вы заезжаете в издательство, чтобы захватить Лурдес. Пока вы ее дожидаетесь, Хосе перебирает в памяти то, что ты рассказала о встрече с полковником, – и чем дальше, тем больше она ему не нравится. «Этот полковник строил из себя чуть ли не главное действующее лицо, участника исторического процесса. Вполне вероятно, что он и видел все то, о чем рассказывал, но диктаторы и после смерти продолжают жить в душах своих подданных». Увидев, что вы с Лурдес готовы к поездке на пляж, Хосе Исраэль решает отправить вас вдвоем.

– Вам не будет скучно вдвоем, а мне совсем не хочется купаться. Поэтому вы развлекайтесь, а я уж буду бороться за культуру и наживать капитал.

Лурдес недовольна таким поворотом событий, но воспринимает все с покорностью жителей тропиков. «Тебе надо больше двигаться, Хосе Исраэль», – только и говорит она, но тот уже уселся за компьютер со своим обычным ироническим видом, и Лурдес, вздохнув, смиряется. Ты впервые оказываешься за пределами столицы, и по дороге Лурдес, как заправский гид, рассказывает тебе о Санто-Доминго, его окрестностях, туризме на северо-востоке страны, куда американцы вкладывают много денег, о табачных плантациях и доставляющей столько неприятностей границе с Гаити, а потом – о параноидальной клаустрофобии жителей острова, заставляющей их часто отправляться в путешествия. Но они не могут без своего острова и, уехав, через две недели начинают тосковать, хотя недавняя история страны полна жестокости: режим Трухильо, сменивший его Балагер, крушение революционных надежд Боша и Кааманьо, вторжение в страну американских военно-морских сил, и снова Балагер, все тот же Балагер, пожизненный полудемократ, пожизненный преемник диктаторской власти. У Лурдес профиль – как у статуи доминиканской богини, если бы у них были такие статуи. Она типичная доминиканка; волосы подстрижены очень коротко, а на лбу оставлена челка. Ты говоришь, что тебе нравится ее стрижка, и женщина от неожиданности громко смеется: ведь обычно ты спрашиваешь ее только о политике или истории, и вдруг она обнаруживает, что ты – такая же женщина, как и она, потому что ты смотришь на нее глазами женщины. А потом вы купаетесь в зеленой морской воде, теплой и спокойной, и наслаждаетесь возможностью поплавать на глубине, идущей оттуда, снизу, прохладой. Ты плывешь кролем; это спокойный, размеренный стиль, и под него так хорошо думается: руки медленно двигаются в такт мыслям, а движения ног чуть ускоряют их. Так ты оказалась в водах, которые скрывают стольких покойников: Галиндес – просто один из многих. Это произошло южнее, в нескольких милях отсюда, и останки его превратились в органическую материю, навсегда ставшую частью этого моря, его кораллов. Когда ты плывешь, медленно раздвигая воду перед собой, она расступается с едва слышным звуком, который кажется тебе тихим шепотом, идущим из глубины моря. Ты пытаешься встать на ноги, но едва-едва достаешь дно; Лурдес проплывает мимо – на спине, закрыв глаза, и на ее поднятом к небу лице застыло счастливое выражение, которое ничего общего не имеет с твоими судорожными попытками как можно скорее оказаться на берегу. Ты плывешь к пляжу и, достав ногами дно, сразу бежишь к берегу – так отвратительно тебе снова опускать голову в воды, которые кажутся кровавыми, из глубин которых тебе слышатся приглушенные отзвуки голосов. Любезность Лурдес, тушеная черепаха, пиво, ром, кофе оттеснили эти мысли, и ты даже вспомнила Рикардо: как бы он отнесся к тушеной черепахе? «Что вам известно о тушеной черепахе, дон Рикардо?» – «Вполне достаточно, чтобы предпочесть телятину». Он наверняка ответил бы именно так, и ты смеешься.