Книга Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина - Андрей Мягков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антон смотрел на него, не мигая.
— Я вопрос задал! — В негромком голосе Трусса звучал глухой скрежет до предела сжатой пружины.
— Так, — выдохнул наконец Антон.
— Так, — повторил Трусс. — Вскрытие показало, что Каликин был убит уникально выверенным ударом ножа в область сердца со стороны спины, после которого смерть наступает мгновенно, ни о каком «припугнуть» речь идти не может: это было сознательное, весьма профессионально совершенное убийство. Этот удар нанес Федор Колчев. Ты знал о его намерении?
Антон согнулся пополам, обхватил голову руками. Его трясло.
Трусс ждал.
— Ну, — не выдержал он, — знал?!
— Нет. Клянусь, — пролепетал Твеленев.
— Почему я должен тебе верить?
— Как хотите, мне все равно. — Антон выпрямился, поднял голову — лицо его не было окрашено кровью: оно было бесцветным.
«Сейчас упадет», — успел подумать Трусс, прежде чем арестованный в попытке обнаружить перед собой спасительную опору замахал руками и начал медленно сползать со стула. Он не упал в обычном понимании этого слова, было похоже, что просто ему надоело сидеть, он устал, затекли все члены и он предпочел перебраться на пол, где много свободного места, можно сколько угодно, всласть протягивать ноги, наслаждаться счастливым ощущением свободы своего тела и отдыхать.
…Прошло немало времени, прежде чем Анатолий Борисович Трусс смог продолжить допрос.
Теперь перед ним сидел усталый, поникший, вяло реагирующий на происходящее вокруг человек. Говорил он негромко, бесстрастно, как говорят о чем-то давно забытом и несущественном.
— Как перстень из теткиной коллекции оказался на нашей даче в Переделкино я не знаю. Могу лишь предполагать. В тот день, когда в лифте Игорь начал падать, кто-то мне в ухо шепнул: «Сними кольцо». Тогда я ничего понять не мог: Игорь у меня на руках, кровь, крики…
Теперь понимаю, это был Федор. Дальше, думаю, он узнал, что кольцо опознала милиция, и выкупил его у какого-нибудь вашего сотрудника. Ничто другое в голову не приходит.
— А на чужой даче почему? На вашей.
— Не знаю. Возможно, он зачем-нибудь приходил и выронил.
— Раньше он часто к вам захаживал?
— Никогда.
— Да-а-а, забавно. А итальяшка-то наш, будь он неладен, Страдивари-то, все это время где прятался?
Трусс впился взглядом в Антона: он не рассчитывал на какой-то конкретный ответ, спросил, скорее, чтобы проверить его реакцию на хорошую свою осведомленность, но Антон, похоже, не удивился вопросу, лишь слегка помедлил, прежде чем сказать.
— У тетки.
— Где? — Трусс не поверил услышанному.
— Под оттоманкой, — по-своему понял вопрос Антон.
— У тет-ки, — с расстановкой равнодушно повторил Анатолий Борисович. Ему пришлось проявить всю свою недюжинную изворотливость, чтобы скрыть изумление. — У тетки под оттоманкой, это мы знаем. Но как она могла согласиться на такую авантюру — вот что непонятно. Ведь это статья: «Укрывательство краденого», до пяти лет.
— Он для этого и прихватил статуэтки японские.
— Кто «он»?
— Федор.
— Зачем?
— Чтобы потом «найти» и за услугу вернуть владелице.
— Не сла-а-а-бо, — с уважением глядя на Антона, протянул следователь, — а Надежда Антоновна за них на все готова, что ли?
— Думаю, да.
— Понятно. Ну вот и главарь «великолепной четверки» нарисовался. Двоих соучастников он убрал, третий на очереди, а Антонина… — Трусс замолчал.
Антон не отрывал взгляда от его лица. Наконец прошептал:
— Что Антонина?
— А Антонина… Выходит, она видела, кто в ту ночь выносил «завернутый в черную тряпку предмет» из комнаты ее матери. И если твоя версия с перстнем верна…
Он нажал кнопку вызова охранника, сказал вошедшему милиционеру:
— Уведите арестованного.
Заботкина-старшего арестовали в тот же день: знакомый Труссу официант Анатолий не преминул воспользоваться обещанием высокопоставленного тезки вознести его по служебной лестнице — вовремя сообщил о вылете рейса Париж — Москва.
В международном аэропорту Шереметьево прямо у выхода из зала получения багажа Аркадия Семеновича встретил человек средних лет, предъявил удостоверение работника МУРа и предложил помочь с транспортом для проследования на улицу Петровка, дом 38.
— Как это любезно с вашей стороны. А что это за дом такой? — игриво улыбнулся пассажир, слегка возбужденный подаваемыми в салоне первого класса даровыми алкогольными напитками.
— Это дом, который находится как раз напротив сада Эрмитаж, — не ударил в грязь лицом человек средних лет, — да вы и сами увидите. Там сейчас театр с тем же названием.
— Напротив, вы говорите? Чуть наискосок, что ли? По диагонали? — не унимался пассажир, продвигаясь вслед за Труссом к выходу. — Уж не московский ли это, не приведи, господи, уголовный розыск, не к ночи будет помянут?
— Трудно сказать. До революции на этом месте находилось здание Почтамта, после войны городские власти его сломали, перестроили и приспособили под свои нужды. Нужд после войны у городских властей было множество, поэтому, должно быть, здание и получилось таким безразмерным. И поскольку до настоящего времени у городских властей этих самых «нужд», увы, не убавилось, то и красуется оно в таком виде по сей день, пугает обывателя масштабами. Да у нас, Аркадий Семенович, с вами, думаю, еще будет время побеседовать на тему послевоенного градостроительства.
— Ах вот даже как? — Заботкин-старший остановился, вынуждая следователя МУРа сделать то же самое. — Вы и имя мое знаете?
Трусс развел руки в стороны и укоризненно на него глянул.
— Ну а как же иначе, Аркадий Семенович, чай, не голыми руками мышей ловим. Мы о вас много еще чего знаем интересного. А чего не знаем — вы нам теперь и расскажете. Пойдемте, пойдемте, не задерживайтесь, утомились небось в дороге-то? Вот наша машина, садитесь, отдыхайте.
Он указал на черную «Волгу», припаркованную под знаком «Остановка запрещена».
…Допрос поначалу проходил дружески, его, собственно, и допросом-то назвать было трудно — так, неспешная беседа двух давно и хорошо знакомых мужчин, озабоченных общими проблемами.
Тональность разговора задал Трусс. Он поинтересовался парижской погодой, настроением футбольных фанатов в связи с последним скандальным поражением национальной сборной, немножко похвалил президента Николя Саркази за ясность позиции по вопросу нефтяной перебранки Украины с Россией и немножко поругал его за легкомысленное отношение к супружеской верности.
— Меня это, знаете, прямо как-то резануло: что это за манера — не позволить жене хоть недолго побыть в роли первой леди. Не по-французски как-то. Не находите?